https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Но мне было бы слишком одиноко, мне не хватает моих голубей.
Зигмунд вытащил из ящика письменного стола последний вариант – как ему казалось, приемлемый w– текста предварительного сообщения. Он вручил его Йозефу, а сам, откинувшись в кресле, ожидал реакции и раскуривал сигару. Он поместил имя Йозефа первым среди авторов и переработал рукопись с учетом критических замечаний своего наставника. Наблюдая за выражением лица Йозефа, читавшего двадцатистраничную рукопись, Зигмунд мог точно сказать, где задержался Иозеф, чтобы перепроверить употребление нового или измененного термина, который они использовали в своих дискуссиях, но редко встречали в напечатанном виде: абреакция – перенос в сознание материала, находившегося в подавленном состоянии в подсознании; аффект – чувственное выражение идеи или умственного представления; катарсис – форма психотерапии, переносящая подавленный травматический материал из подсознания в сознание; либидо – энергия инстинкта.
Йозеф поднял глаза, не скрывая удовлетворения.
– Да, Зиг, ты изложил суть в настолько близких к науке терминах, насколько мы можем это сделать в настоящее время. Ты здесь справедливо утверждаешь: «Некоторые воспоминания этиологического значения, относящиеся к прошлому пятнадцати–двадцатипятилетней давности, удивительно сохраняются и обладают примечательной силой возбуждения, и когда они восстанавливаются, то действуют с силой аффекта, свойственного новому переживанию».
Он хлопнул рукой по рукописи Зигмунда утвердительным жестом.
– Истерики страдают, как ты говоришь, в основном от воспоминаний. Ты документировал ненавязчиво, как и почему наша психотерапевтическая процедура обладает лечебным эффектом. – Покопавшись в рукописи, он нашел нужное место и громко прочитал: – «Это прекращает воздействие идеи, которая находилась в подсознании, создавая возможность подавленному аффекту высвободиться через речь». Я одобряю это заявление.
Он встал, прошелся по затененной части комнаты.
– Однако я не могу согласиться с твоей теорией принципа постоянства, пока ты не докажешь, как нажатием кнопки можно вызвать соматическое высвобождение энергии. Каждый невролог в Европе потребует от нас доказательств.
Зигмунд был разочарован, но старался скрыть это от Йозефа. Он взял рукопись и сказал с безразличным видом:
– Очень хорошо, Йозеф, я вычеркну эти параграфы. Брейер сел в кресло.
– Прекрасно! Итак, можно отдавать для публикации.
– Берлинский «Неврологический журнал» согласился поместить статью в выпусках первого и пятнадцатого января. Я говорил также с издателем венского «Медицинского журнала»; он не возражает против опубликования после появления статьи в Берлине. Он назвал конец января.
– Очень хорошо. А пока ты занимаешься этим делом, почему бы не апробировать материал на лекции в Венском медицинском клубе?
Зигмунд подошел к Брейеру и обнял его.
– Дорогой друг, это один из самых счастливых моментов в моей короткой, но бурной медицинской карьере. Спасибо.

2

В день Нового года, мысленно обозревая достигнутое за двенадцать месяцев, он с сожалением заметил, что для подсчета достижений хватит пальцев одной руки. Но 1893 год втянул его в круговорот работы. По предложению Йозефа Брейера Зигмунд подготовил вариант лекции, намеченной на одиннадцатое января в Венском медицинском клубе; затем завершил перевод заново просмотренных «Уроков» Шарко, которые были опубликованы в виде серии в солидных немецких медицинских журналах; закончил работу над окончательным вариантом статьи «Некоторые моменты в сравнительном изучении паралича органического и истерического происхождения», которую он согласился написать для «Архивов неврологии» Шарко, когда еще был в Париже; написал исследование для серии публикаций доктора Кассовица о двустороннем церебральном детском параличе.
Опубликование в Берлине и Вене предварительного сообщения о роли подсознания при приступах истерии не вызвало ни критических оценок, ни комментариев. Его выступление в Медицинском клубе собрало большую аудиторию скорее по той причине, что в приглашении фигурировало имя Брейера, а не потому, что лекцию читал именно он; и никто из врачей не выступил с замечаниями. Единственный отклик был вызван активностью корреспондента «Винер Медицинише Прессе», который, увидев, что Фрейд пользуется записями, застенографировал лекцию и поместил ее текст в газете.
К собственному изумлению, Зигмунд обнаружил, что не был расстроен отсутствием интереса к лекции. Его удивляло отношение Брейера; казалось, что тот почувствовал некоторое облегчение, в связи с тем что никто не собирается оспаривать его позицию. Зигмунд мягко пожурил его по этому поводу.
– Йозеф, вроде бы не в твоих правилах отрицательно относиться к хорошо сделанной работе. Кроме того…– Он помолчал, а затем решился: – Я настроился написать книгу об исследованных нами случаях; лишь представив все доказательства, мы сможем обосновать наши тезисы.
Йозеф неодобрительно взглянул на него, обошел вокруг полированного стола библиотеки и встал спиной к бронзовой окантовке, удерживавшей на месте медицинские справочники.
– Нет и нет. Это было бы нарушением медицинской этики. Пациенты, отдавшие себя в наши руки, должны быть защищены.
– Они и будут защищены, дорогой Йозеф. Мы изменим имена и внешнее описание. Мы представим только медицинские показания. Я напишу для тебя об одном–двух случаях, может быть, о фрау Эмми и мисс Люси Рейнолдс; ты увидишь, как можно полно изложить медицинский материал, не выдавая пациента.
Йозеф не поддавался уговорам. Зигмунд старался не быть назойливым с книгой, хотя он уже придумал название: «Этюды по истерии». Он сказал Марте:
– Подожду подходящего момента, возможно, когда появятся благожелательные отклики на наше сообщение.
Захватывающим аспектом его исследований стали симптомы сексуального происхождения, свойственные почти всем его пациентам, которые он назвал «неврозом беспокойства». Ни характер, ни темперамент Зигмунда не облегчали для него задачу признать такое происхождение. В контактах с первыми пациентами такая связь не привлекла его внимания, несмотря на намеки Брейера, Шарко и Хробака. Если бы его внимание было привлечено непосредственно к таким симптомам, он опроверг бы их. Когда же свидетельства накапливались, сначала при работе с десятью, затем с двадцатью, далее с тридцатью пациентами, становилось все более трудным не признать сексуальную этиологию истерии, укрытую глубоко в подсознании. Сперва он был захвачен врасплох, затем изумлен и, наконец, шокирован; в один момент откровения – взвинчен: по природе он не был сексуально одержимым, не принадлежал к тем, кто думает, будто жизнь начинается и кончается в эрогенных зонах. Откровенно говоря, он противился мысли о преимущественно сексуальной природе человека и ее влиянии на эмоциональное, нервное и душевное здоровье. Однако некоторое время спустя он был вынужден признать, что факты буквально преследуют его. Он был бы никчемным врачом, если бы игнорировал симптомы по мере их появления.
В старом городе, где люди хорошо знают друг друга, быстро распространяются сведения, что такой–то врач обладает острым взглядом или подходом, помогает больным, от которых отказываются другие врачи, опустившие руки и признавшие свое поражение. Большинство больных, робко и почти скрытно приходивших к нему, являли собой случаи от скорбных до трагических: затяжной невроз, делавший невозможным нормальную жизнь из–за травм, причиненных в детстве, ущемленная сексуальность попадала как зерно на благодатную для нее почву врожденной склонности к неврастении.
Мужчины приходили первыми – одни молодые, другие среднего возраста, страдавшие подавленностью, слабостью, мигренями, дрожанием рук, неспособностью сосредоточиться на работе, длительное время занимавшиеся онанизмом, импотенты, практикующие прерванное сношение. Затем пошли женщины: замужние, мужья которых не обеспечивали им полноценную половую жизнь; фригидные, с трудом переносившие половой акт. Зигмунд заносил в свои записи: «Никакая неврастения или аналогичный невроз не существуют без нарушения сексуальной функции».
То и дело приходилось наталкиваться на трудности. Привлекательный тридцатилетний адвокат с пшеничными усами с вызывающим видом вошел в приемную, а затем скороговоркой рассказал, что из–за отсутствия аппетита он потерял двадцать фунтов веса, страдал меланхолией и, как установил Зигмунд, головными болями психического происхождения. Не может ли доктор помочь ему? У него один ребенок, его жена заболела после родов, неприятности начались вскоре после этого.
– Помешала ли болезнь вашей жены половым сношениям с ней?
Адвокат водил носком ботинка по рисунку ковра.
– Нет.
– Нормальные половые сношения?
– Да… Ну, почти. Я извлекал до… Моя жена не может иметь второго ребенка, пока не поправится. – Затем, как бы защищаясь: – Разве здесь что–то неверно?
Зигмунд ответил суровым профессиональным тоном:
– Физически да. Это причина вашего недомогания. Адвокат уставился на него с недоверием:
– Как это может быть?
– Природа распорядилась так, чтобы мужская сперма выливалась во влагалище. Таково здоровое завершение нормального акта. Когда вы прерываете сношение до семяизвержения, вы наносите сильный удар по нервной системе. Это ведь неестественно. Это создает то, что мы называем сексуально вредным сдвигом. Были ли у вас нынешние симптомы до того, как вы стали прибегать к прерванному сношению?
– Не было. Я был здоровым и крепким.
– Нет ли здесь религиозной проблемы? Пробовали ли вы презервативы?
– Эти неуклюжие тяжелые резинки вызывают у меня отвращение.
– Знает ли ваша жена о спринцевании?
– Она считает его слишком ненадежным.
– Тогда ваша задача вылечить вашу жену, именно в этом секрет и вашего выздоровления.
Зигмунду встречались десятки случаев с похожими симптомами. С некоторыми мужьями приходилось упорно дискутировать, пытаясь добраться до первопричины. Мужчины считали неприличным исповедоваться о своих интимных отношениях с женами даже врачу, от которого ждут помощи. Но приват–доцент Зигмунд Фрейд разработал ненавязчивую и тонкую методику, убеждая скрытных пациентов не прятать истину. По мере накопления фактов он понял, как широко применяется из–за религиозных ограничений и страха перед зачатием супружеский онанизм. Ему стало казаться, что не страдают от прерванного сношения в браках лишь мужчины, содержащие любовниц или пользующиеся услугами венских проституток.
Не лучше обстояло дело и с женами. Однажды к нему пришла молодая мать с жалобами на неясные страхи и боль в груди. Она любила своего мужа. Когда он был в отъезде, она чувствовала себя прекрасно. Супруги не хотели больше детей, прибегали к прерванному сношению, и жена все время боялась, что муж может допустить оплошность.
– Фрау Бакер, доводит ли вас муж до оргазма, прежде чем прерывает сношение?
Она уставилась на него, бледная от смущения:
– Господин доктор, разве это приличный медицинский вопрос?
– Да, ибо он касается состояния вашей нервной системы. Позвольте, я объясню: внимательные мужья стараются делать так, чтобы и жена получила удовлетворение. Видите ли, фрау Бакер, когда обрывается половое сношение, жена, подведенная к оргазму, испытывает такой же серьезный нервный шок, как и ее муж. Если ваш муж будет приносить вам удовлетворение, вы не будете страдать от недомоганий, которые мучают вас.
Фрау Бакер бросила на него свирепый проницательный взгляд.
– Но если мой муж будет так тянуть, то не возрастет ли опасность, что он вовремя не извлечет?
– Может быть.
– Лечение, которое вы описываете, может оказаться хуже болезни.
– Тогда позвольте мне заверить вас с позиции врача: физически у вас нет никаких нарушений. Неопределенные страхи, вспышки боли в груди – проявление вашей обеспокоенности, результат нервного расстройства. Как только вы возобновите нормальные половые отношения с мужем, ваши симптомы исчезнут…
– …И их заменит тошнота по утрам. – Она сдержанно улыбнулась, поблагодарила доктора и ушла.
Приходили молодые холостяки, некоторые моложе двадцати, а также незамужние женщины с различными неврозами, зачастую вызванными онанизмом. Сначала Зигмунд столкнулся с тем, что пациенты старательно скрывали свой порок, поскольку в детстве им крепко вбивали в сознание, что рукоблудие – самый страшный из грехов, ведущий к потере зрения и идиотизму. Однако затем стало ясно, что онанизм, если им не увлекаться чрезмерно, наносит меньший ущерб, чем сопутствующее чувство вины, которое вызывает ипохондрию, самопорицание, навязчивое копание в душе. Зигмунд пришел к выводу, что невроз не появляется у мальчиков и молодых людей, соблазненных более зрелыми женщинами.
Требовались недели и месяцы исследований, прежде чем удавалось подвести пациента к причинам, вызвавшим расстройство. Так, с большим трудом он выяснил, почему молодая женщина страдала мучительной ипохондрией со времени половой зрелости. Она стала жертвой сексуального насилия в восьмилетнем возрасте. Причиной истерии склонного к самоубийству молодого человека было рукоблудие, которому научил его школьный друг. Зигмунд изменил подход к пациентам; он не довольствовался внушением с целью удалить воспоминание о неприятных событиях в прошлом. Поскольку теперь он проникал глубже в подсознание и работал в более широком плане, то считал прежнюю терапию фрагментарной, приносящей лишь поверхностные эффекты. Как врач, он повышал свой профессиональный уровень, менял подход к пациентам и предъявлял к себе все более высокие требования. Отныне он был полон решимости добраться до истоков заболевания и найти общий закон, объясняющий нарушения психики. Пока же, не достигнув большего понимания, он был вынужден, естественно, сосредоточиться на профилактике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136


А-П

П-Я