— С тех пор он так и не изменился, — согласно кивнул Кил, стягивая с себя рубашку. Рина поспешно схватила и чуть не залпом опорожнила бокал с шампанским — было почему-то неловко смотреть на его мускулистую грудь, сплошь поросшую кустиками темных волос.— Я недолго, — сказал Кил, направляясь в ванную. У двери он остановился и, полуобернувшись, шутливо сдвинул брови. — Если конечно, гипнотические свойства душа не обладают способностью воздействовать на других.Рина поспешно отвела взгляд и отправила в рот перчик. Дождавшись, пока дверь в ванную закроется, она встала и принялась беспокойно мерить шагами каюту. Подумалось, что у Доналда — а его каюта практически ничем не отличалась от этой — она бывала десятки раз. И никогда не испытывала ничего подобного. Сейчас ей бросались в глаза мельчайшие детали, которые безошибочно выдавали хозяина каюты. Полуоткрытый гардероб, в котором развешаны безупречно отутюженные костюмы и смокинги. Ночной столик, в ящичке виднеются расческа, щетка для волос, футляр для запонок, часы. Сверху небрежно брошен галстук… а под ним какая-то записка и банкнота. Рина издали посмотрела на столик, напоминая себе, что уж переписка-то Кила никак ее не касается. Она не привыкла совать нос в чужие дела и никогда не вскрывала почту Пола, даже если это были какие-нибудь рекламные буклеты.Рина проглотила еще один перчик. Села. Встала. И сдалась. Она подошла к столику. Галстук не тронула — зачем? Записка оказалась короткой, и нацарапана была рукой Доналда:«Вот проигранная пятерка. Чертово пари! Это же надо так все против себя обернуть! Ладно, так или иначе, здесь выигранные тобою за Рину пять долларов».Рина вся просто задрожала от ярости, подобной огненной струе, зародившейся где-то внизу живота и разом взметнувшейся к голове. Ее трясло до того сильно, что она лишилась способности рассуждать — остались одни только эмоции.Рина схватила записку, кинулась к ванной и изо всех сил рванула на себя дверь. По-прежнему не отдавая себе отчета в том, что делает, Рина отдернула занавеску и потрясла у него под носом бумажкой.— Какого черта?..— Вот именно, конгрессмен, какого черта! Что это за пари? Это что же, вы на меня поспорили?Кил пристально посмотрел на нее сквозь плотную струю воды, перевел взгляд на клочок бумаги, потом снова поднял глаза.— Ублюдок чертов! — в сердцах выдохнула Рина. Но этого ей показалось мало. Она швырнула записку на пол и замахнулась.Кил перехватил ее руку.— Минуту, Рина, — угрожающе начал он. Но само соприкосновение произвело свой эффект — Кил мгновенно остыл, а Рина наконец-то обрела способность соображать. Подумать только, ворвалась в его собственную ванную и чуть не дала пощечину.Она невольно окинула взглядом его загорелое, блестящее от воды, стройное и сильное тело — о таком мужчине любая женщина может только мечтать.Рина вырвала руку.— Ладно, оставим это. Я ухожу. — Она круто повернулась и направилась к выходу. В этот момент позади послышался громовой голос:— О нет, никуда вы не уйдете.Под шум воды, которую Кил так и не удосужился выключить, он выскочил из ванной, схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.— Да никуда вы не уйдете, пока не дадите мне возможность объясниться.— Не нужно мне никаких объяснений! И так все ясно.— Да подождите же вы…— Вы не одеты!— Вообще-то, как правило, становясь под душ, я раздеваюсь. Полагаю, вы могли бы подумать об этом, когда врывались в ванную.— Да отпустите же меня!Почему так трудно глядеть на него? И почему она никак не может унять дрожь?— Отпущу, как только вы меня выслушаете.— А я-то думала, конгрессмен, в обращении с женщинами вы никогда не применяете силу. А вот сейчас силой удерживаете меня здесь. — Рина откинула голову и попыталась придать голосу некоторую язвительность.— Повторяю, только до тех пор, пока вы меня не выслушаете, миссис Коллинз, — огрызнулся Кил. — И уж если вы можете позволить себе врываться в чужую ванную, то и я могу заставить вас выслушать то, что мне надо сказать.Рина вздохнула и закрыла глаза. Надо убираться отсюда. Из-за него она выставила себя на посмешище. Ярость, гордость, страх — вот, что он заставляет ее испытывать, находясь рядом. Нормально она, во всяком случае, себя чувствовать не может.Шевели мозгами, прикрикнула на себя Рина. Занятие тем более уместное, что раньше она как-то его избегала.Рина перестала сопротивляться и покорно опустила руки.— Вот так-то лучше, — спокойно сказал Кил. — Сейчас выключу душ и быстренько оденусь.Рина кивнула, но, едва Кил отпустил ее и двинулся в ванную, как она снова рванулась к двери.Предприятие идиотское. Попытка была пресечена в самом зародыше. Рина вроде бы еще бежала, но ноги уже не касались пола. А в следующий момент она лежала плашмя на кровати, дыша, как выброшенная на берег рыба. Более того, к ее ужасу. Кил уселся на нее и притиснул руки к бокам.— Это еще что за?.. — начала она.— Только не надо опять этих лекций на тему о насилии и жестокости, особенно когда выкидываешь такие фокусы.Рина так и застыла, стиснув зубы и закрыв глаза. Фуфайка задралась чуть ли не до пояса, и от одного лишь прикосновения его бедер во всем теле вспыхнул пожар. Она боялась пошевелиться, вздохнуть, открыть глаза. Боялась признаться самой себе, что больше всего на свете хочется, чтобы он улыбнулся, прижал ее к себе, сказал, что никуда не отпустит.— А теперь послушайте меня, — начал Кил.— Вы вроде собирались одеться, — перебила его Рина.— Собирался, но до того, как вы начали играть в свои игры. Так вот, пари — просто шутка.— Это мужской шовинизм чистой воды, это мачизм, это жестокое насилие, и…— И если вы сию минуту не заткнетесь, то станете первой в моей жизни женщиной — жертвой чего-то, напоминающего жестокое насилие. Вообще-то пари затеял Доналд, а я напрочь забыл про него. Он утверждал, что вы откажетесь сойти на берег в Нассау, если и я буду в этой компании. Ну а я заспорил. Вот и все. Клянусь, я и думать забыл об этом дурацком пари, и напомнила мне о нем только эта записка.Рина открыла глаза. Кил хмуро смотрел на нее, и глаза у него сейчас казались такими же бездонно-черными, как и штормовые волны, ударяющие в борта яхты. В них угадывалось сильнейшее раздражение, но также боль и тоска.— Ну почему? — хрипло прошептал он.— Не понимаю, о чем это вы.— Да прекрасно вы все понимаете. Вы ведь не со мной воюете — с собой. Так почему, я вас спрашиваю? Пусть все будет, как будет.— Вы обещали не соблазнять меня, — с трудом проговорила Рина.— Я обещал ни к чему вас не понуждать.— Ну так вот именно этим вы и занимаетесь.— Разве что говорить заставляю. Все остальное — в вашей воле.Кил, не отрываясь, смотрел на нее. С легким стоном ей удалось чуть-чуть отодвинуться от него, но бунт крови не утихал. Слишком остро она ощущала руки, крепко, но не больно удерживающие ее, колени, касающиеся колен, жесткие волосы, проникающие сквозь крупную вязку фуфайки до самого тела. Рина чувствовала, как от его обнаженного тела исходит сдержанная сила, напряжение, порыв. Он словно бы и не обращал внимания на свою восставшую плоть, но Рина-то не могла не замечать этого. Она чувствовала его мягким, податливым животом, и вновь, как некогда, просыпалось в ней забытое томление. Иное томление. И другой мужчина. Уже невозможно было обманывать себя. Уже никуда не уйти от своего естества. Или от правды. Придется снова взглянуть ему в лицо, при полном свете и при полном понимании того, что есть она и есть он…А сегодня, хотя бы только сегодня, Рина уступит желанию, потому что она создана из плоти и крови, и плоть жаждет любви, пусть даже эта любовь — всего лишь мимолетная иллюзия.— Вы ничего не понимаете! — вдруг яростно вскрикнула она. — Если я здесь останусь, если мы…— Займемся любовью? — хрипло договорил он.— Да, да, — возбужденно продолжала она. — Если мы займемся любовью, это будет… это будет несправедливо. Да, неправильно. Получится так, словно я вас просто использую.Наступило долгое напряженное молчание. Кил не засмеялся, даже не улыбнулся — он просто не сводил взгляда с ее горящих глаз, угадывая в них и страх, и смущение, и внутреннюю борьбу.Злость у него явно прошла. Кил вообще не выказывал никаких чувств. Он лишь неторопливо выпустил ее руки и ласково обхватил лицо жесткими ладонями:— Ну так используйте меня, Рина. Я готов рискнуть. Давайте, используйте меня. Глава 7 — Иллюзии, конгрессмен, нередко разбиваются о действительность. Надеюсь… надеюсь, вы не будете разочарованы.Наконец-то Кил улыбнулся. Устроившись рядом с ней поудобнее, он приподнялся на локте, склонил голову и неторопливо, ласково и в то же время уверенно и решительно завладел ее ртом. Поначалу он просто прижался к губам, потом кончиком языка разомкнул их и проник внутрь, начиная тот путь, что ведет к самым потаенным местам и позволяет испытать неслыханное наслаждение.Он заставлял ее желать себя все больше и больше, всасывая ее губы, приводя в движение ее язык, вызывая дрожь, зарождающуюся где-то внутри и пробегающую по всему телу. Пьянил его запах — запах душистого мыла и чего-то еще, неповторимо мужского, сосредоточенного в жаркой мускулистой груди, жестких волосах, дразнящем прикосновении ног, кольце рук…О, если б только здесь было темно… если б никто ее не видел. Тогда можно было бы дать себе волю, не сдерживаться. Тогда бы она с восторгом приняла все, что он готов отдать ей. Исчезни предательский свет — и она сбросит с себя все путы.Кил слегка откинулся и провел пальцем по ее повлажневшим губам.— Ну, между иллюзией и действительностью я всегда выберу действительность, — невнятно пробормотал он. — Она лучше во всех отношениях.Рина попыталась улыбнуться. Она так хотела его, но испытывала какую-то странную неловкость.Кил снова принялся осыпать ее поцелуями, но Рина, облизывая и без того влажные губы, остановила его:— Свет.Кил откинулся назад и застыл, буквально физически ощущая, как его переполняет нежность — такая же несомненная и всепоглощающая, как и желание.Так легко было бы повиноваться, встать с кровати, выключить свет, и пусть мечты о былом, не отпускающем ее, сольются с настоящим. Тогда она прильнет к нему, как ласковый котенок, и ответит на порыв порывом не менее страстным, и одарит чувственностью, которую он всегда в ней угадывал. Так легко было бы прогнать невольный страх, затаившийся в ее глазах. Но хоть Кил и не мог заставить Рину понять, насколько он ее любит, позволять себе легких путей ему не хотелось.Кил покачал головой и печально улыбнулся:— Я хочу, чтобы ты видела, с кем занимаешься любовью, — чуть слышно произнес он.— Понимаю, но… — Глаза ее расширились, а веки тут же слегка опустились, прикрывая фантастическую бирюзу. — Кил… ведь так давно… так давно у меня никого не было. Я боюсь показаться тебе слишком неуклюжей…Голос Рины сошел на нет, и Кил позволил себе слегка улыбнуться:— Ну, об этом можешь не беспокоиться, я все возьму на себя.— Как всегда, уверены в себе, конгрессмен? — сверкнула глазами Рина.— Конечно. Я хочу сказать, уверен в том, что никого так в жизни не хотел, как тебя. И еще я уверен в том, что никуда уже тебе от меня не деться!На сей раз в поцелуе его не было и намека на нежность — только всепожирающая, все на своем пути сметающая страсть. Он крепко обхватил ее руками и прижал к себе так, что у Рины перехватило дыхание и голова пошла кругом. С каждой секундой желание разгоралось все сильнее и сильнее, прикосновение обнаженной мужской плоти жгло кожу, и не находилось слов, чтобы восславить это безупречное тело. Она остро ощущала его даже сквозь шерстяную фуфайку. Пробудились давно забытые чувства — жила каждая клеточка тела, пульсировала каждая жилка, до боли чувствительным стало каждое нервное окончание. Рина была подобна лунатику, внезапно пробужденному к жизни ярким лучом утреннего солнца.Неужели у всех мужчин такие замечательные щеки — чисто выбритые, но даже малейшим прикосновением убедительно свидетельствующие, что обладатель их — мужчина до кончиков ногтей.А руки… Правая утонула в ее волосах, левая легла на колено и медленно двинулась вверх: задержалась на мгновение на талии и потянула — все выше и выше — край фуфайки.Рина задрожала, вся открываясь ему навстречу. Рухнули последние защитные сооружения, но теперь она об этом даже не думала. Какое это имеет значение, когда она уже с ним. Когда пальцы ее, пробежав вниз по его спине, ощутили эти чудесные бугорки напрягшихся мышц. Когда она с закрытыми глазами жадно возвращала его поцелуи. Когда ладонь его совершала свое загадочно-эротическое путешествие, обследуя изгиб талии, спускаясь к бедру, а пальцы неторопливо и маняще выводили круги на коже, заставляя все сильнее и сильнее разгораться огонь в тайном очаге, однако же непосредственно к очагу не прикасаясь, давая возможность огню взвиться самому. Рина хрипло застонала.Не размыкая объятий, они перекатились с одной стороны кровати на другую. Фуфайка сбилась у Рины на талии. Кил обхватил ее за ягодицы и еще теснее прижал к себе, наслаждаясь их тугой округлостью, нежным шелком кожи.Он резко прервал поцелуй и приподнял ее над собой. В его темных глазах полыхал голубой огонь. Словно устыдившись своих чувств, Рина поспешно опустила ресницы и попыталась было уткнуться ему в плечо, но Кил ей не позволил.— Сними фуфайку, — хрипло сказал он. Рина заколебалась. Наверное, можно было все это сделать как-то поделикатнее, но он явно хотел, чтобы она сама пошла ему навстречу. Нервы у него были натянуты, как струна, кровь бежала по жилам, как бурный поток, желание сделалось мукой, но мукой сладкой. Рина сидела у него на животе, и мягкое прикосновение ее бедер делалось все более невыносимым. Ему неудержимо захотелось бросить ее на спину и взять, не слушая никаких возражений. Тогда, наконец, произойдет взрыв, но Килу хотелось чего-то большего, чем обладание ею. Ему хотелось удержать ее. Хотелось, чтобы ее притягивало к нему не только желание.— Рина, — прошептал он, пробегая пальцами по ее губам, бровям, поглаживая щеки, — ну же, ну.Она опустила руки и медленно, через голову стянула фуфайку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37