Заказывал тут магазин Водолей ру
Несмотря на внешность, Билли обладал такой величественной осанкой и очарованием, что невольно напрашивалось сравнение с фанатиком или святым. Конечно, в Лондоне девяностых годов такие эпитеты могут показаться странными, но его стремление к спасению окружающих через собственные страдания делает все другие сравнения неподходящими. Это, конечно, учитывая то, что все душевные расстройства исключены. В общем, он был хорошим человеком.
Далее я прилагаю заключительную часть медицинского освидетельствования и выдержки из одной нашей беседы, которая может заинтересовать вас. Я должен признаться, что далек от того, чтобы отождествлять его с Уильямом Блейком, хотя изрядная доля мистики в речах Билли, безусловно, присутствовала. Если моя помощь вам еще понадобится, вы знаете, как со мной связаться.
С наилучшими пожеланиями, Генри Ирвин.
P.S. Относительно текста беседы: наиболее выразительными были моменты, когда Билли отказывался отвечать на вопросы.
Психиатрический отчет стр. 3
Пациент : Билли Блейк */5387
Врач : доктор Генри Ирвин
Заключение .
Билли полностью осознает нормы морали и этики, но считает их «ритуальными приемами для подчинения индивидуальности воле племени». Из этого напрашивается вывод, что его собственная мораль находится в конфликте с общепринятым определением таковой. Он проявляет удивительный самоконтроль, не давая мне возможности касаться таких вопросов, как его биография и прошлое. Имя «Билли Блейк», скорее всего, вымышленное, но разговоры на тему специфических преступлений не вызывают у пациента никакой реакции. Он обладает высоким коэффициентом интеллекта, однако причины, по которым он отказывается говорить о себе, остаются непонятными. Проявляется аномальный интерес к умерщвлению плоти, но это носит характер саморазрушения. Поэтому Билли представляет большую опасность для самого себя, нежели для общества. Я не нахожу никаких симптомов тяжелых психических расстройств. Он выдвигает вполне разумные объяснения выбранному им образу жизни — я бы назвал это «жизнь нуждающегося». Полагаю, что имела место глубокая душевная травма, а отнюдь не уголовное преступление.
Пациент представляет собой личность пассивную, проявляющую некоторое возбуждение лишь тогда, когда речь заходит о его личности и роде занятий до того, как он попал в поле зрения полиции. Билли вполне целеустремленный человек (достаточно вспомнить, с каким упорством он сумел искалечить себя), поэтому все же не исключается возможность, что в его прошлом имело место преступление, хотя это и маловероятно. Он очень быстро научился оказывать сопротивление моим вопросам по этому поводу, и весьма сомнительно, чтобы дальнейшие беседы побудили его стать более откровенным. Мое мнение, однако, таково, что сеансы психотерапии пошли бы ему на пользу, потому что его добровольный уход из общества, включающий в себя почти фанатическое желание страдать через голод и лишения, может привести к ненужной и преждевременной смерти.
Генри Ирвин
Приложение
Текст беседы с Билли Блейком, записанной на пленку
12.7.1991г.
Отрывок
ИРВИН: Вы считаете, что исповедуемые вами нормы этики стоят выше постулатов религии?
БЛЕЙК: Я утверждаю, что они отличаются.
ИРВИН: Каким образом?
БЛЕЙК: Абсолютным ценностям нет места в моей морали.
ИРВИН: Вы можете это объяснить?
БЛЕЙК: Различные обстоятельства требуют и различных норм этики. Например, воровать не всегда грешно. Будь я матерью, имеющей голодных детей, воровство я считал бы меньшим грехом, чем оставить их голодными.
ИРВИН: Это слишком простой пример, Билли. Большинство согласилось бы с вами. А как насчет убийства?
БЛЕЙК: То же самое. Я считаю, что бывают моменты и ситуации, когда убийство, будь оно умышленным или нет, уместно. (Пауза) Но я не считаю, что можно продолжать жить, смирившись с последствиями такого преступления. Табу на убийство члена нашего общества очень сильно, а любое табу трудно рационализировать.
ИРВИН: Вы говорите это, исходя из личного опыта?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Похоже, что вы сами за что-то серьезно наказали себя. В частности, я имею в виду то, что вы сделали с вашими руками. Вам, наверное, уже известно, что полиция подозревает в этом способ уйти от идентификации отпечатков пальцев.
БЛЕЙК: Они просто не понимают других причин. Человек может выразить себя через то, что действительно принадлежит только ему. В данном случае, через собственное тело.
ИРВИН: Самоистязание часто является следствием умственных расстройств.
БЛЕЙК: Вы настаивали бы на своем заключении, если бы я обезобразил свое тело татуировкой? Кожа — всего лишь холст для творчества. Я вижу в своих руках ту же красоту, которую наблюдает женщина в зеркале, нанося косметику. (Пауза) Мы считаем, что можем контролировать свой разум, именно тогда, когда нам это не под силу. Разумом слишком легко манипулировать. Сделайте человека нищим, и им овладеет зависть. Сделайте его богатым, и он возгордится. Святые и грешники — единственные свободомыслящие в управляемом обществе.
ИРВИН: К какой из этих категорий вы относите себя?
БЛЕЙК: Ни к какой. Я еще не могу свободно мыслить, так как мой ум связан.
ИРВИН: Чем же?
БЛЕЙК: Тем же, чем и ваш, доктор. Рамками интеллекта. Вы являетесь слишком здравомыслящим человеком, чтобы действовать против своих интересов, поэтому в вашей жизни нет места спонтанности. Вы умрете, закованный в цепи, которые сами же и создали.
ИРВИН: Вас арестовали за воровство. Не действовали ли вы против своих интересов?
БЛЕЙК: Я был голоден.
ИРВИН: Вы считаете, что находиться в тюрьме разумно?
БЛЕЙК: На улице холодно.
ИРВИН: Расскажите мне о тех цепях, которые я сам себе выковал.
БЛЕЙК: Они находятся в вашем разуме. Вы подчиняетесь тем образцам поведения, которые предписывают вам другие люди. Вы никогда не сделаете то, что хотите, потому что воля племени сильнее, чем ваша собственная.
ИРВИН: Но вы утверждаете, что ваш разум так же связан, как и мой, и вы не являетесь конформистом, Билли. Если бы это было не так, вы бы ни за что не оказались в тюрьме.
БЛЕЙК: Заключенные — самые прилежные конформисты, иначе такие места, как это, стали бы постоянным оплотом восстаний и мятежей.
ИРВИН: Я имел в виду другое. Похоже, что вы — человек образованный, а живете, как отверженный. Неужели одиночество и пустота улиц предпочтительней более удобного существования: в настоящем доме с семьей?
БЛЕЙК: (Долгая пауза) Мне надо понять вашу мысль, прежде чем я смогу ответить на ваш вопрос. Как вы определяете дом и семью, доктор?
ИРВИН: Дом — это кирпичи и известь, в которых ваша семья — жена и дети — находятся в полной безопасности. Это то место, которое мы любим из-за того, что в нем находятся наши любимые.
БЛЕЙК: Значит, когда я ушел на улицу, такого места я не покидал.
ИРВИН: А что же именно вы покинули?
БЛЕЙК: Ничего. Все свое я ношу с собой.
ИРВИН: Вы имеете в виду воспоминания?
БЛЕЙК: Меня интересует только настоящее. Только то, как мы живем в настоящем, предсказывает наше прошлое и будущее.
ИРВИН: Другими словами, радость в настоящем приносит радостные воспоминания и оптимистический взгляд на будущее?
БЛЕЙК: Если хотите, да.
ИРВИН: А вы сами считаете по-другому?
БЛЕЙК: Радость — это тоже неприемлемое для меня понятие. Нуждающийся человек получает наслаждение от окурка, найденного в канаве, а у богатого человека такая находка вызовет отвращение. Я счастлив пребывать в покое.
ИРВИН: Потребление алкоголя помогает вам достигать такого состояния?
БЛЕЙК: Это быстрый путь к забытью, а забытье для меня является состоянием покоя.
ИРВИН: Вам не нравятся ваши воспоминания?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Вы не могли бы припомнить для меня что-нибудь неприятное из вашей жизни?
БЛЕЙК: Я видел, как люди умирают в канаве от холода, и я видел, как люди умирают через насилие, потому что гнев приводит их в состояние безумия. Человеческий разум настолько хрупок, что любые мощные эмоции могут изменить все его правила и заповеди.
ИРВИН: Меня больше интересуют воспоминания о том времени, когда вы еще не были бездомным.
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Как вы считаете, возможно ли излечиться от того безумия, которое вы только что описали?
БЛЕЙК: Вы говорите о возрождении или о спасении?
ИРВИН: Как вам больше понравится. Вы верите в спасение?
БЛЕЙК: Я верю в существование ада. Не в горящее пламя и мучения, которыми пугала инквизиция, а в замерзший ад вечного отчаяния, где отсутствует любовь. Трудно понять, как спасение может проникнуть туда, если только не верить в существование Бога. Только божественное вмешательство может спасти душу, проклятую навсегда и обреченную существовать в одинокой и бездонной яме.
ИРВИН: Вы верите в Бога?
БЛЕЙК: Я верю в то, что каждый из нас имеет потенциал божественности. Если спасение возможно, то оно должно произойти только здесь и сейчас. Вас и меня будут судить по тем усилиям, которые мы прилагаем для того, чтобы избавить души других от вечного отчаяния.
ИРВИН: Так, значит, спасение чужой души и является пропуском на небеса?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Можно ли заработать спасение для самого себя?
БЛЕЙК: Только, если мы не обманем ожидания других и не предадим их.
ИРВИН: Кто же будет нас судить?
БЛЕЙК: Мы судим себя сами. Наше будущее, в этой жизни или после нее, определяется нашим настоящим.
ИРВИН: А вы кого-нибудь предавали, Билли?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что вы себя уже и осудили и вынесли приговор. Почему же это произошло, если вы верите в спасение других людей?
БЛЕЙК: Я до сих пор пытаюсь найти истину.
ИРВИН: Это очень расплывчатая философия, Билли. Неужели в вашей жизни нет места счастью?
БЛЕЙК: Я напиваюсь, когда у меня есть такая возможность.
ИРВИН: И это делает вас счастливым?
БЛЕЙК: Конечно, ведь я определяю счастье как отсутствие мыслей. Ваше определение, скорее всего, будет другим.
ИРВИН: Вы не хотите поговорить о том, что вы сделали такого, из-за чего отупение и забытье стали единственным способом справляться с воспоминаниями?
БЛЕЙК: Я страдаю в настоящем, доктор, а не в прошлом.
ИРВИН: И страдание доставляет вам наслаждение?
БЛЕЙК: Да, если это вызывает сострадание. Нет другого выхода из ада, кроме как через милость Божью.
ИРВИН: А для чего вообще нужно входить в ад? Неужели вы не сможете спасти себя сейчас?
БЛЕЙК: Мое собственное спасение меня не интересует.
Билли отказался от дальнейшего обсуждения этих вопросов, и мы перешли к более нейтральным темам, пока время беседы не истекло.
Глава шестая
Утром Дикон обнаружил на своем столе сразу две рождественские открытки. Первую прислала его сестра Эмма.
«Хью часто читает твои статьи в журнале „Стрит“, — писала она. — Поэтому я посчитала, что это послание до тебя дойдет. Со временем мы не становимся моложе. Может быть, пора объявить перемирие? По крайней мере, прошу тебя, позвони хотя бы мне, если тебе так не хочется звонить маме. Я думаю, что совсем несложно сказать „прости“ и попробовать все начать заново».
Вторая открытка пришла от Джулии, первой жены Майкла.
«На днях я случайно наткнулась в переулке на Эмму, — сообщала она, — и узнала, что ты работаешь в „Стрит“. Кроме того, Эмма поведала мне, что мать тяжело болела весь год. Правда, она твердо решила ничего тебе об этом не рассказывать, потому что Пенелопе не хотелось бы, чтобы ты вернулся из чувства вины или жалости. А так как я ничего ей не обещала, то считаю, что ты все же должен об этом знать. Правда, если ты не изменился коренным образом за последние пять лет, то могу предположить следующее: ты сразу же порвешь эту открытку и никуда звонить не станешь. Ты всегда был куда более упрямым, чем Пенелопа».
Джулия не ошиблась: ее открытка тут же полетела в корзину для бумаг, а вторая, от Эммы, осталась на столе.
* * *
Несмотря на то, что Майкл угробил несколько часов, сидя за компьютером Пола Гаррети, никаких черт сходства между образами Билли Блейка и Джеймса Стритера он не нашел. Впрочем, Пол и предупреждал, что ничего не получится, если не раздобыть более удачных фотографий Стритера.
— Надо сравнивать подобное с подобным, — объяснил он. — Снимки Билли сделаны в фас, а этого типа — в три четверти. Надо обратиться к его жене и спросить, что у нее осталось из старого семейного альбома.
— Бесполезно, — раздраженно фыркнул Дикон и откинулся в кресле. — Это два совершенно разных человека, — добавил он, вглядываясь в лица на экране.
— Именно это я тебе и пытался втолковать последние три дня. Почему ты сразу не поверил мне?
— Потому что я не верю в совпадения. Во всем произошедшем есть смысл, если Билли был Джеймсом Стритером, а если это не так, то я вообще ничего не понимаю. — Он начал считать по пальцам. — У Джеймса была причина разыскать свою жену, у незнакомца — нет. Аманда щедро заплатила за кремацию: это было сделано из чувства вины. Логично, если она хоронила мужа, и нелогично, если незнакомца. Зачем она так настойчиво хотела узнать прошлое Билли, если тот ей совершенно неизвестен? — Майкл нервно забарабанил пальцами по столу. — Думаю, она говорит правду, что не подозревала о том, что Билли находится в ее гараже. Не лжет она и заявляя, что не узнала этого человека. Но я уверен в том, что Аманда очень быстро догадалась уже потом, что умерший и кремированный незнакомец на самом деле Джеймс.
— Почему же она ничего не сказала полиции? — с сомнением в голосе произнес Пол.
— Из страха, что они обвинят ее в том, будто она сама заперла его в гараже и уморила голодом.
— Зачем же ей понадобилось заинтересовывать тебя? Почему не оставить всю эту историю, как она есть?
Дикон пожал плечами:
— На то есть две причины, как мне кажется. Во-первых, из простого любопытства. Ей интересно знать, что происходило с Джеймсом после его исчезновения. А во-вторых, конечно свобода. Пока его официально не признают умершим, она считается его женой.
— Она может подать на развод хоть завтра, мотивируя это тем, что он ее бросил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Далее я прилагаю заключительную часть медицинского освидетельствования и выдержки из одной нашей беседы, которая может заинтересовать вас. Я должен признаться, что далек от того, чтобы отождествлять его с Уильямом Блейком, хотя изрядная доля мистики в речах Билли, безусловно, присутствовала. Если моя помощь вам еще понадобится, вы знаете, как со мной связаться.
С наилучшими пожеланиями, Генри Ирвин.
P.S. Относительно текста беседы: наиболее выразительными были моменты, когда Билли отказывался отвечать на вопросы.
Психиатрический отчет стр. 3
Пациент : Билли Блейк */5387
Врач : доктор Генри Ирвин
Заключение .
Билли полностью осознает нормы морали и этики, но считает их «ритуальными приемами для подчинения индивидуальности воле племени». Из этого напрашивается вывод, что его собственная мораль находится в конфликте с общепринятым определением таковой. Он проявляет удивительный самоконтроль, не давая мне возможности касаться таких вопросов, как его биография и прошлое. Имя «Билли Блейк», скорее всего, вымышленное, но разговоры на тему специфических преступлений не вызывают у пациента никакой реакции. Он обладает высоким коэффициентом интеллекта, однако причины, по которым он отказывается говорить о себе, остаются непонятными. Проявляется аномальный интерес к умерщвлению плоти, но это носит характер саморазрушения. Поэтому Билли представляет большую опасность для самого себя, нежели для общества. Я не нахожу никаких симптомов тяжелых психических расстройств. Он выдвигает вполне разумные объяснения выбранному им образу жизни — я бы назвал это «жизнь нуждающегося». Полагаю, что имела место глубокая душевная травма, а отнюдь не уголовное преступление.
Пациент представляет собой личность пассивную, проявляющую некоторое возбуждение лишь тогда, когда речь заходит о его личности и роде занятий до того, как он попал в поле зрения полиции. Билли вполне целеустремленный человек (достаточно вспомнить, с каким упорством он сумел искалечить себя), поэтому все же не исключается возможность, что в его прошлом имело место преступление, хотя это и маловероятно. Он очень быстро научился оказывать сопротивление моим вопросам по этому поводу, и весьма сомнительно, чтобы дальнейшие беседы побудили его стать более откровенным. Мое мнение, однако, таково, что сеансы психотерапии пошли бы ему на пользу, потому что его добровольный уход из общества, включающий в себя почти фанатическое желание страдать через голод и лишения, может привести к ненужной и преждевременной смерти.
Генри Ирвин
Приложение
Текст беседы с Билли Блейком, записанной на пленку
12.7.1991г.
Отрывок
ИРВИН: Вы считаете, что исповедуемые вами нормы этики стоят выше постулатов религии?
БЛЕЙК: Я утверждаю, что они отличаются.
ИРВИН: Каким образом?
БЛЕЙК: Абсолютным ценностям нет места в моей морали.
ИРВИН: Вы можете это объяснить?
БЛЕЙК: Различные обстоятельства требуют и различных норм этики. Например, воровать не всегда грешно. Будь я матерью, имеющей голодных детей, воровство я считал бы меньшим грехом, чем оставить их голодными.
ИРВИН: Это слишком простой пример, Билли. Большинство согласилось бы с вами. А как насчет убийства?
БЛЕЙК: То же самое. Я считаю, что бывают моменты и ситуации, когда убийство, будь оно умышленным или нет, уместно. (Пауза) Но я не считаю, что можно продолжать жить, смирившись с последствиями такого преступления. Табу на убийство члена нашего общества очень сильно, а любое табу трудно рационализировать.
ИРВИН: Вы говорите это, исходя из личного опыта?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Похоже, что вы сами за что-то серьезно наказали себя. В частности, я имею в виду то, что вы сделали с вашими руками. Вам, наверное, уже известно, что полиция подозревает в этом способ уйти от идентификации отпечатков пальцев.
БЛЕЙК: Они просто не понимают других причин. Человек может выразить себя через то, что действительно принадлежит только ему. В данном случае, через собственное тело.
ИРВИН: Самоистязание часто является следствием умственных расстройств.
БЛЕЙК: Вы настаивали бы на своем заключении, если бы я обезобразил свое тело татуировкой? Кожа — всего лишь холст для творчества. Я вижу в своих руках ту же красоту, которую наблюдает женщина в зеркале, нанося косметику. (Пауза) Мы считаем, что можем контролировать свой разум, именно тогда, когда нам это не под силу. Разумом слишком легко манипулировать. Сделайте человека нищим, и им овладеет зависть. Сделайте его богатым, и он возгордится. Святые и грешники — единственные свободомыслящие в управляемом обществе.
ИРВИН: К какой из этих категорий вы относите себя?
БЛЕЙК: Ни к какой. Я еще не могу свободно мыслить, так как мой ум связан.
ИРВИН: Чем же?
БЛЕЙК: Тем же, чем и ваш, доктор. Рамками интеллекта. Вы являетесь слишком здравомыслящим человеком, чтобы действовать против своих интересов, поэтому в вашей жизни нет места спонтанности. Вы умрете, закованный в цепи, которые сами же и создали.
ИРВИН: Вас арестовали за воровство. Не действовали ли вы против своих интересов?
БЛЕЙК: Я был голоден.
ИРВИН: Вы считаете, что находиться в тюрьме разумно?
БЛЕЙК: На улице холодно.
ИРВИН: Расскажите мне о тех цепях, которые я сам себе выковал.
БЛЕЙК: Они находятся в вашем разуме. Вы подчиняетесь тем образцам поведения, которые предписывают вам другие люди. Вы никогда не сделаете то, что хотите, потому что воля племени сильнее, чем ваша собственная.
ИРВИН: Но вы утверждаете, что ваш разум так же связан, как и мой, и вы не являетесь конформистом, Билли. Если бы это было не так, вы бы ни за что не оказались в тюрьме.
БЛЕЙК: Заключенные — самые прилежные конформисты, иначе такие места, как это, стали бы постоянным оплотом восстаний и мятежей.
ИРВИН: Я имел в виду другое. Похоже, что вы — человек образованный, а живете, как отверженный. Неужели одиночество и пустота улиц предпочтительней более удобного существования: в настоящем доме с семьей?
БЛЕЙК: (Долгая пауза) Мне надо понять вашу мысль, прежде чем я смогу ответить на ваш вопрос. Как вы определяете дом и семью, доктор?
ИРВИН: Дом — это кирпичи и известь, в которых ваша семья — жена и дети — находятся в полной безопасности. Это то место, которое мы любим из-за того, что в нем находятся наши любимые.
БЛЕЙК: Значит, когда я ушел на улицу, такого места я не покидал.
ИРВИН: А что же именно вы покинули?
БЛЕЙК: Ничего. Все свое я ношу с собой.
ИРВИН: Вы имеете в виду воспоминания?
БЛЕЙК: Меня интересует только настоящее. Только то, как мы живем в настоящем, предсказывает наше прошлое и будущее.
ИРВИН: Другими словами, радость в настоящем приносит радостные воспоминания и оптимистический взгляд на будущее?
БЛЕЙК: Если хотите, да.
ИРВИН: А вы сами считаете по-другому?
БЛЕЙК: Радость — это тоже неприемлемое для меня понятие. Нуждающийся человек получает наслаждение от окурка, найденного в канаве, а у богатого человека такая находка вызовет отвращение. Я счастлив пребывать в покое.
ИРВИН: Потребление алкоголя помогает вам достигать такого состояния?
БЛЕЙК: Это быстрый путь к забытью, а забытье для меня является состоянием покоя.
ИРВИН: Вам не нравятся ваши воспоминания?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Вы не могли бы припомнить для меня что-нибудь неприятное из вашей жизни?
БЛЕЙК: Я видел, как люди умирают в канаве от холода, и я видел, как люди умирают через насилие, потому что гнев приводит их в состояние безумия. Человеческий разум настолько хрупок, что любые мощные эмоции могут изменить все его правила и заповеди.
ИРВИН: Меня больше интересуют воспоминания о том времени, когда вы еще не были бездомным.
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Как вы считаете, возможно ли излечиться от того безумия, которое вы только что описали?
БЛЕЙК: Вы говорите о возрождении или о спасении?
ИРВИН: Как вам больше понравится. Вы верите в спасение?
БЛЕЙК: Я верю в существование ада. Не в горящее пламя и мучения, которыми пугала инквизиция, а в замерзший ад вечного отчаяния, где отсутствует любовь. Трудно понять, как спасение может проникнуть туда, если только не верить в существование Бога. Только божественное вмешательство может спасти душу, проклятую навсегда и обреченную существовать в одинокой и бездонной яме.
ИРВИН: Вы верите в Бога?
БЛЕЙК: Я верю в то, что каждый из нас имеет потенциал божественности. Если спасение возможно, то оно должно произойти только здесь и сейчас. Вас и меня будут судить по тем усилиям, которые мы прилагаем для того, чтобы избавить души других от вечного отчаяния.
ИРВИН: Так, значит, спасение чужой души и является пропуском на небеса?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Можно ли заработать спасение для самого себя?
БЛЕЙК: Только, если мы не обманем ожидания других и не предадим их.
ИРВИН: Кто же будет нас судить?
БЛЕЙК: Мы судим себя сами. Наше будущее, в этой жизни или после нее, определяется нашим настоящим.
ИРВИН: А вы кого-нибудь предавали, Билли?
БЛЕЙК: (Молчание)
ИРВИН: Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что вы себя уже и осудили и вынесли приговор. Почему же это произошло, если вы верите в спасение других людей?
БЛЕЙК: Я до сих пор пытаюсь найти истину.
ИРВИН: Это очень расплывчатая философия, Билли. Неужели в вашей жизни нет места счастью?
БЛЕЙК: Я напиваюсь, когда у меня есть такая возможность.
ИРВИН: И это делает вас счастливым?
БЛЕЙК: Конечно, ведь я определяю счастье как отсутствие мыслей. Ваше определение, скорее всего, будет другим.
ИРВИН: Вы не хотите поговорить о том, что вы сделали такого, из-за чего отупение и забытье стали единственным способом справляться с воспоминаниями?
БЛЕЙК: Я страдаю в настоящем, доктор, а не в прошлом.
ИРВИН: И страдание доставляет вам наслаждение?
БЛЕЙК: Да, если это вызывает сострадание. Нет другого выхода из ада, кроме как через милость Божью.
ИРВИН: А для чего вообще нужно входить в ад? Неужели вы не сможете спасти себя сейчас?
БЛЕЙК: Мое собственное спасение меня не интересует.
Билли отказался от дальнейшего обсуждения этих вопросов, и мы перешли к более нейтральным темам, пока время беседы не истекло.
Глава шестая
Утром Дикон обнаружил на своем столе сразу две рождественские открытки. Первую прислала его сестра Эмма.
«Хью часто читает твои статьи в журнале „Стрит“, — писала она. — Поэтому я посчитала, что это послание до тебя дойдет. Со временем мы не становимся моложе. Может быть, пора объявить перемирие? По крайней мере, прошу тебя, позвони хотя бы мне, если тебе так не хочется звонить маме. Я думаю, что совсем несложно сказать „прости“ и попробовать все начать заново».
Вторая открытка пришла от Джулии, первой жены Майкла.
«На днях я случайно наткнулась в переулке на Эмму, — сообщала она, — и узнала, что ты работаешь в „Стрит“. Кроме того, Эмма поведала мне, что мать тяжело болела весь год. Правда, она твердо решила ничего тебе об этом не рассказывать, потому что Пенелопе не хотелось бы, чтобы ты вернулся из чувства вины или жалости. А так как я ничего ей не обещала, то считаю, что ты все же должен об этом знать. Правда, если ты не изменился коренным образом за последние пять лет, то могу предположить следующее: ты сразу же порвешь эту открытку и никуда звонить не станешь. Ты всегда был куда более упрямым, чем Пенелопа».
Джулия не ошиблась: ее открытка тут же полетела в корзину для бумаг, а вторая, от Эммы, осталась на столе.
* * *
Несмотря на то, что Майкл угробил несколько часов, сидя за компьютером Пола Гаррети, никаких черт сходства между образами Билли Блейка и Джеймса Стритера он не нашел. Впрочем, Пол и предупреждал, что ничего не получится, если не раздобыть более удачных фотографий Стритера.
— Надо сравнивать подобное с подобным, — объяснил он. — Снимки Билли сделаны в фас, а этого типа — в три четверти. Надо обратиться к его жене и спросить, что у нее осталось из старого семейного альбома.
— Бесполезно, — раздраженно фыркнул Дикон и откинулся в кресле. — Это два совершенно разных человека, — добавил он, вглядываясь в лица на экране.
— Именно это я тебе и пытался втолковать последние три дня. Почему ты сразу не поверил мне?
— Потому что я не верю в совпадения. Во всем произошедшем есть смысл, если Билли был Джеймсом Стритером, а если это не так, то я вообще ничего не понимаю. — Он начал считать по пальцам. — У Джеймса была причина разыскать свою жену, у незнакомца — нет. Аманда щедро заплатила за кремацию: это было сделано из чувства вины. Логично, если она хоронила мужа, и нелогично, если незнакомца. Зачем она так настойчиво хотела узнать прошлое Билли, если тот ей совершенно неизвестен? — Майкл нервно забарабанил пальцами по столу. — Думаю, она говорит правду, что не подозревала о том, что Билли находится в ее гараже. Не лжет она и заявляя, что не узнала этого человека. Но я уверен в том, что Аманда очень быстро догадалась уже потом, что умерший и кремированный незнакомец на самом деле Джеймс.
— Почему же она ничего не сказала полиции? — с сомнением в голосе произнес Пол.
— Из страха, что они обвинят ее в том, будто она сама заперла его в гараже и уморила голодом.
— Зачем же ей понадобилось заинтересовывать тебя? Почему не оставить всю эту историю, как она есть?
Дикон пожал плечами:
— На то есть две причины, как мне кажется. Во-первых, из простого любопытства. Ей интересно знать, что происходило с Джеймсом после его исчезновения. А во-вторых, конечно свобода. Пока его официально не признают умершим, она считается его женой.
— Она может подать на развод хоть завтра, мотивируя это тем, что он ее бросил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49