«Детлефа пошлите на работу, лучше всего на тракторный завод. Может, он кое-чему научится. И ему это пригодится в жизни».
Герберт побледнел как полотно.
«Мы вас сюда не звали»
«Вы были сегодня в лагере номер один?»? встретил меня взволнованно обычно столь спокойный подполковник.
«Нет. Собиралась это сделать завтра».
«Нам надо немедленно отправиться туда. Фашистские элементы написали на бараках свои лозунги».
Лагерь номер один был втрое больше, чем лагерь тракторного завода. Побеленные деревянные бараки стояли в шахматном порядке. На одном из них я вижу большие буквы, измалеванные черной краской: «На русских работать не будем!» И на другом: «Дополнительное питание для всех, или мы бастуем!»
Подполковник приказывает пленным построиться. «Фашистскую пропаганду мы не потерпим, так и знайте. Мы найдем виновных и накажем их. Это неисправимые нацисты. Преступники! А вам я хочу посоветовать: не идите у них на поводу. Вам однажды пришлось уже поплатиться за это. Плен не курорт. И мы вас сюда не звали. Разойтись!»
Дальше он говорить не может. Этот добрейший человек вне себя от возмущения. «Черт побери!? говорит он, когда мы остались одни и постояли несколько минут молча, думая о происшедшем.? При таком гуманном обращении даже в голове животного должно что-то произойти. Но этих преступников ничем не возьмешь!»
Мне сказать нечего. Меня охватили стыд и ненависть. «Я останусь здесь, товарищ подполковник».
«Хорошо. Вечером я приеду сюда, поговорю со следующей сменой. Может быть, мне придет в голову что-нибудь получше. Сейчас я слишком взволнован. Франц переведет. Вам не нужно меня ждать».
Я отправляюсь в помещение актива. Пожилой военнопленный представляется мне как руководитель актива. Он в ужасе от того, что случилось. Производит впечатление честного человека. Но не в состоянии решить здешние большие и сложные задачи. Да откуда и взяться способностям этим? Мне не в чем его упрекнуть. Добрая воля есть, не хватает знаний. Условия нелегкие. Военнопленные в большинстве своем работают на стройках, работают плохо, поэтому не получают дополнительного питания. Ворчат. С антифашистами дело иметь не хотят. Вот и плодородная почва для нацистов. Руководитель актива старается, бегает, спорит, уговаривает. «В конце концов дело у нас пойдет,? успокаивает он меня. Да и себя тоже.? Только медленно, очень медленно». Я с ним согласна.
Вечером я собираю актив. По своему составу и политическому уровню он напоминает актив центрального лагеря. Люди и здесь готовы сотрудничать. Мы обсуждаем, что можно сделать в ближайшие дни. Почти все придерживаются мнения, что четверо офицеров, живущих в лагере, оказывают на всех плохое влияние. Они нацисты до мозга костей. С утра до вечера шатаются по солдатским баракам.
Мы беседуем до глубокой ночи. Случившееся угнетает активистов. Они решают поговорить об этом со всеми но ротам. Поговорить начистоту. Хотят выпустить стенную газету. Эти сволочи должны знать, что думают о них большинство пленных солдат и что они их не поддерживают.
Доктор Беликова
Сплошные сюрпризы. Дома меня ждет еще один. Хочу открыть дверь в комнату, она не открывается. Изнутри в замочную скважину вставлен ключ. Дверь открывает женщина средних лет. Секунду мы смотрим друг другу в глаза, как бы оценивая друг друга. Она высокого роста, стройная. Черные волосы гладко зачесаны назад и собраны в пучок. В ее красивых карих глазах сквозит горе. «Не пугайтесь. Меня здесь поселили. Зовут меня Беликова».
«Ничего. Я к этому подготовлена. Хорошо, что вас поселили».
«Как так? Вы ведь меня не знаете».
«У вас хорошие глаза. Только очень печальные».
«Пришлось кое-что пережить».
«Расскажите».
«В другой раз».
«Вы приехали только сегодня утром? Где будете работать?»
«В лагере, как вы».
«Врач?»
«Разве по мне видно?»
«Да. Словно для этого родились».
Она бросает на меня взгляд и улыбается.
«Что, доктор?»
«Вы милая женщина!»
«Почему бы и нет?!»
«Меня предупредили, что вы очень строгая».
«Неужели я выгляжу так? Возможно. Но к сожалению, я не строгая, а как раз наоборот».
«Ну, мы поладим».
Мы хорошо поладили. Четыре года жили мы в одной комнате, делили радость и горе. Я полюбила ее. Она была тихим, деликатным человеком. Всегда готова помочь, даже пожертвовать собой. И прекрасный врач. Для своих пациентов она делала все, что могла, будь то сотрудник или пленный.
В первый же вечер я попросила ее осмотреть инвалидную роту и объяснить мне, почему тысячи пленных при этом питании остаются здоровыми, а несколько дюжин становятся дистрофиками. Доктор Беликова подтвердила то, что мне сказали и комендант Герберт К., и немецкие врачи, и фельдшер Гейнц Т.
На следующее утро мы вместе отправились на работу. Так было в последующие годы очень часто. Но не всегда. В плохую погоду? осенью, зимой, весной? доктор Беликова появлялась в лагере еще до семи часов утра. Она стояла у ворот, когда военнопленные отправлялись на работу. Если казалось, что кто-то болен гриппом или у кого-то порванные ботинки, отправляла обратно в барак. Больным назначала прием. Пленные шли на работу после того, как им заменяли обувь.
Никогда не забуду, как доктор Беликова однажды ночью в жестокий мороз поехала в Москву, чтобы привезти какое-то лекарство? я не помню какое? для одного пленного. В городской больнице лекарство кончилось. Был ветреный день. Беликова возвратилась на грузовике полузамерзшая, торопилась, чтобы успеть и, может быть, спасти жизнь этому немцу. Такой была доктор Беликова, которая сама прошла через гестаповский ад. В эту ночь мы долго сидели вместе, пока не пришло время ей ехать на вокзал, и тогда-то она рассказала наконец свою историю.
Доктор Беликова была начальницей полевого госпиталя в районе Харькова и вместе с госпиталем оказалась в окружении. Красноармейцы сражались изо всех сил, но вырваться из кольца им не удалось. Многие пытались пробраться к своим поодиночке. Доктор Беликова осталась с ранеными. Побоище, учиненное немцами, было ужасно, Тех, кого оставили в живых полевые части, добили эсэсовцы. Они прочесывали дома, находили спрятанных раненых и расстреливали их на месте. Доктор Беликова не захотела прятаться. Она думала о тяжелораненых, которым нужна будет ее помощь.
Хозяйка дома, старая крестьянка, выдавала Беликову за родственницу, у которой «не все дома». Она облачила ее в длинное выцветшее ситцевое платье, повязала косынку, из-под которой выглядывали всклокоченные волосы, намазала лицо сажей. Доктор Беликова все время держала в руке яблоко и жевала, жевала его, не отвечая ни на какие вопросы. Но все это не помогло. Ее выдали умные живые глаза. По крайней мере СС не поверило в этот маскарад. Ее стали допрашивать. Требовали, чтобы она сказала, кто она такая и где спрятаны комиссары. Допрашивали и хозяйку.
Обе женщины молчали. Двое эсэсовцев вытащили их на улицу, привязали к дереву. Один бил Беликову прикладом справа, другой? слева. И так ее бросало от одного к другому. Она молчала. Били и старушку.
Потом один из эсэсовцев вытащил пистолет и прицелился в доктора Беликову, но другой сказал: «Оставь! Она ведь совершенно здорова. Отправь ее в лес». Старуху тут же пристрелили. На глазах у Беликовой. Этот страшный случай еще долго преследовал ее во сне.
В лес было согнано много молодых девушек. Поздно вечером их погрузили на грузовик и привезли в Харьков, в «лагерь», на глинистый пустырь, огороженный колючей проволокой. Узники должны были быть угнаны в Германию. Эта участь предстояла и доктору Беликовой. Но в ту ночь Красная Армия снова освободила Харьков. Правда, город вскоре снова пришлось. сдать, но за это время удалось вывезти раненых и узников. Беликову вывезли на самолете в Москву. Много недель она провела в госпитале. «Я видела, как люди становятся зверями. Я поклялась себе при всех обстоятельствах оставаться человеком»,? заключила она свой рассказ.
Теперь она лечила больных немецких солдат. Она делала больше, чем ей предписывал долг. «Наш ангел» называли ее эти много испытавшие мужчины.
«У вас всегда приходится чему-то учиться»
Подполковник вызвал меня к восьми часам утра. Я рассказала ему о вчерашних дискуссиях в лагере номер один. Мы обменялись мнением о случившемся и пришли к единому выводу. В этот лагерь мы должны бросить все силы для политической работы. В конце беседы он передал мне письмо из Москвы: предложение послать двадцать пленных в антифашистскую школу. Я долго думала, как взяться за эту задачу, и решила, что вообще не могу решить ее, в этот момент не могу. Слишком мало я знаю здешних антифашистов. Жаль, но ничего не поделаешь. Это от меня не уйдет, утешала я себя. В следующий раз пошлю вдвое больше.
В помещении актива сидят Герберт и Ичик. Они погружены в беседу. Я подсаживаюсь к ним. Ичик вскакивает каждый раз, когда меня видит. Рада ему и я. Порядочный парень. Друг Советского Союза.
«Вы согласны, госпожа Либерман? Герберт теперь один заправляет всем, а я пойду работать».
«Куда?»
«На тракторный завод».
«Не хотите ли принять строительную роту? Ее растормошить? разве это не задача для вас?»
«Нет. Работа на тракторе? это моя мечта».
«А кого порекомендуете на строительную роту?»
«Зеппа Ш. Знаю, он не хочет, думает, что не справится. Неверно. Он пользуется авторитетом у своих камрадов. Хороший парень, говорят они. Если он научит других, толку будет больше, чем если он сам как одержимый работает».
«Вы правы. Пошлите, пожалуйста, Зеппа Ш. ко мне. А когда придет с работы Руди К.?»
«В шестнадцать тридцать».
«Он должен сразу же прийти ко мне».
«Слушаюсь»,? говорит Герберт с иронической улыбкой. Он знает, что мне не нравится этот тон.
«Кстати, Ичик, почему вы не в активе?»
Он громко смеется.
«Этого вопроса я долго ждал. Знаете, в активе надо постоянно чему-то учиться. А это не для меня. Если понадобится моя помощь, пожалуйста».
«Ну, хорошо!»? говорю я. И думаю про себя: он еще придет к нам.
В дверь стучат. Прежде чем я успеваю сказать «Войдите», появляется Руди К. Он в чистой, отутюженной форме, волосы хорошо причесаны. Бросаю на него быстрый взгляд. Кажется, тщеславный это парень. И наверное, очень самоуверенный. Разгадки характеров людей, с которыми я встречаюсь, стали моей второй натурой. Но с выводами я осторожна. Предлагаю ему сесть напротив меня.
«Вы хотели со мной говорить?»
«Да,? отвечаю я односложно. И молчу. Снова обдумываю, правильно ли мое решение.? Согласились ли бы вы попробовать руководить активом?»
«Если вы считаете нужным». На его лице отражается недовольство тем, что речь идет о попытке. Он убежден, что справится. А я в этом не очень уверена. Только выбора у меня нет. Он все же обладает основными предпосылками. Всей душой ненавидит фашизм и хорошо относится к Советскому Союзу. Но удастся ли ему убедить других? Вот в чем вопрос. Руководитель актива должен уметь повлиять на других. Фельдшер Гейнц Т. подходит больше, он как раз входит в дверь. На дворе начинается перекличка. В это время он может оставить свою амбулаторию.
«С завтрашнего дня вы освобождаетесь от работы вне лагеря,? говорю я быстро Руди К. Он должен идти на перекличку.? Составьте план работы по своему усмотрению. Потом придете ко мне».
Он сжег за собой все мосты
«Можно сесть? Я хотел еще вчера к вам прийти».
«Что же вам помешало?»
«У нас сейчас хлопот полон рот. Погода отвратительная, многие простужены. Наш новый советский врач доктор Беликова требует от нас: профилактика, профилактика. Я в восторге от нее. Какой она прекрасный человек!»
«Да, это верно. Скажите, Гейнц, почему…»
«Почему я не в активе? Вы хотели об этом спросить?? перебивает он меня с улыбкой.? Очень просто. Времени нет. Я могу уйти из амбулатории, только когда другие ложатся спать. Поверьте мне, я беседую с ними и в амбулатории. Я читаю много марксистской литературы. Выступить в прениях, даже с докладом,? охотно, если мне поручат».
В самом деле, я часто видела, как Гейнц Т. с некоторым опозданием приходил на мои лекции в столовой или в комнате актива. Обычно он оставался стоять у двери. Но это ему не мешало выступать в прениях, выступать толково и убедительно. Я удивлялась даже, откуда он знает столько о рабочем движении. Правда, у него было хорошее общее образование, он знал немецких классиков, даже Гейне, который был запрещен в гитлеровской Германии. Когда Гитлер пришел к власти, ему исполнилось семнадцать. Он уже учился в вузе. Среди тысяч военнопленных имелось совсем немного подобных ему, столь же далеких от милитаристской муштры, даже по внешнему виду. Прежде всего он был человеком, который много думал и побуждал думать других. В то время это еще была редкость. Он очень интересовался искусством. Я охотно беседовала с ним. Его не надо было поучать. Только, пожалуй, иногда поправлять. Конечно, он вскоре начал работать в активе. На многие горячие головы он действовал успокаивающе, хотя и сам иногда приходил в раж. В конце концов мы отправили его в антифашистскую школу.
Еще тогда Гейнц Т. умел хорошо формулировать свои мысли. Меня не удивило, когда я позднее узнала, что он стал доцентом в одном из университетов ГДР, а позднее профессором. Он сжег все мосты к Западной Германии и переселился в Германскую Демократическую Республику. Всю эту историю он описывал с большим юмором. Он рассказал мне об этом, когда приехал из города Галле, чтобы поздравить меня с шестидесятилетием. Он навестил меня с огромным букетом цветов.
Мне пришлось довольно долго ждать, пока Зепп Ш. после работы пришел ко мне. Он был тщательно умыт и побрит. Пленные знали, что я это ценю. Я считала, что и внешне они не должны распускаться. Зеппа я охотно назначила бы руководителем актива, но он не хотел. Он сомневался, справится ли с этой работой. Принудить его я не могла. Привести в порядок строительную роту в составе двухсот пленных было в тот момент, пожалуй, важнее, утешала я себя. Кроме того, Зепп все равно нас скоро покинет. Он кандидат номер один для антифашистской школы.
Зепп ухмыльнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47