Пришлось идти пешком.
В университетской аллее было тихо. Из снега торчали цветные спинки скаме
ек. У темных елей иногда качались лапы: говорили, что в аллее живут почти р
учные белки. Но Элька видела только кричащих галок и большую равнодушную
ворону. Белки попрятались.
Аллея вывела к главному входу на стадион, и перед Элькой оказалась больш
ая арена; у них она называлась чаша. Здесь Эльку не знали. Вахтер пил чай, Эл
ька даже подойти к нему не решилась, показала свой пропуск издалека. Но ва
хтер лишь долил себе в чашку из термоса, не глянув толком на Эльку.
В холле был устроен зимний сад; росла пальма, кактусы, вились какие-то тра
вки по горке из камней, бил фонтанчик. Монстера скрывала плетеный стульч
ик служителя. Элька раздвинула резные листья и села под ними. Еще не темне
ло, но фонтанчик был подсвечен то розовым, то голубым, то зеленым. У Эльки б
ыло еще время, тренировка начиналась в четыре, и она сидела перед каменно
й горкой, среди громадных кожистых листьев, никому не видимая. Рядом, за ко
лонной был телефон, и какая-то женщина спрашивала, а срочно ли это, объясн
яла, если срочно, то она не сможет. Плеск воды заглушил причину, или женщин
а понизила голос, Элька не прислушивалась. Думала, удивлялась: его зовут д
ома Андрейкой…
Уже на другой день тогда она прыгнула злополучный аксель, щеголяя скорос
тью и тугой пружинкой вращения. Прыгала и чуть не смеялась: могу! могу! Каз
алось, что режет коньками не лед, а масло, и в то же время ощущала его, как бу
дто шла по льду босиком Ц твердый. Лед был серый, дымчатый, трещал под кон
ьком, она сравнивала этот звук с эфирным треском капелек, радужным облач
ком: если сдавить перед пламенем свечки апельсиновую кожуру… Хорошие бы
ли дни. Она вжилась в музыку, музыка сидела в ней вечной радостью, удивляла
при каждом прокате, Элька даже думала: «Когда же она мне надоест?»
Но сейчас вся радость погасла. Думалось о предстоящей тренировке спокой
но, почти равнодушно. «Потерял». Первый и последний разговор. Повода боль
ше не будет. «Потерял».
Женщина все беседовала по телефону и явно не хотела, чтобы ее кто-нибудь с
лышал, а Эльке уже пора было идти. Она бы выбралась из листьев незаметно, н
о зацепилась за большую лейку, и лейка с грохотом съехала по камням. Женщи
на выглянула из-за колонны, вахтер уставился на Эльку Ц не мог понять, от
куда она взялась с таким шумом.
Ц Извините, Ц шепотом сказала она всем сразу и побежала по переходам ко
льду.

Андрей постоял еще немного в коридоре, но уже не улыбался. Дверь за Стекло
вой закрылась. За Стекловой Ц из класса некому было принести задание. Св
ет кто-то незаметно погасил, наверное, мать. Он стоял в полумраке; стеклян
ная дверь кухни пропускала солнце, и одна стена сияла странным отраженны
м светом Ц от зеркала.
Он вернулся в комнату и прижался лбом к оконному стеклу. Девчонки уже про
шли. Зато во дворе гуляла Рогозина с собакой. Джой бегала по дорожкам, а Ма
рина читала, сидя на качелях. Снег под качелями был вырезан аккуратным пр
ямоугольником, и Марина могла, если бы захотела, покачаться, не поджимая н
ог. Андрей усмехнулся: Рогозина на детских качелях… Но качели были не дет
ские, высокие, появились осенью, наверное, их повесили специально для Мар
ины, и снег чистили, чтобы и зимой можно было качаться, с какой-то досадой п
онял Андрей.
Он думал, какая же она, Рогозина. Дни проводит за роялем. Когда он просыпал
ся, она уже играла. Гаммы бежали хроматической лесенкой. Особенно часто о
дна, голенькая, беззащитная, правой рукой. Потом он узнал ее по радио Ц иг
рали Шопена. Вот на что она замахивается! Вечером всё менялось. У нее собир
ался народ Ц шумели, бренчали на рояле сразу во много рук. Выбили однажды
стекло, осколки долго лежали на утоптанном снегу. Дворник ругался. Марин
у всегда провожали, одна она не ходила. Чаще других тот скрипач. Он думал с
любопытством Ц что, неужели разлюбила? Не верилось, что эти шумные вечер
а, провожатые Ц серьезно, не верилось, что это может быть ей нужно, когда о
на не вставала из-за клавиш в утренние часы или читала на качелях. Он знал,
что сейчас два часа, она позовет Джой, дома еще поиграет и уйдет в свое таи
нственное училище.
Марина подняла голову, подозвала собаку, и они пошли к подъезду: большая с
обака без поводка и девочка в капюшоне, книга под мышкой, плечи приподнят
ы. Он смотрел на это все две недели, пока сидел дома. Ему было пусто и скучно
. Мать приносила книги, которые он не читал. Не хотелось читать, ничего не х
отелось. Но и в школу не хотелось еще больше. Являясь к врачу, он неизменно
говорил, что у него держится температура, Ц врач, знавший его с детства, в
ерил, не проверял, Ц и сидел потом дома, слушая иногда почти неощутимую м
узыку Рогозиной.
Марина скрылась в подъезде, и он услышал, как она открывает свою дверь. Ну
вот и все… А раньше она носила ему задания, когда еще училась в школе. О шко
ле тоже следовало бы подумать, нельзя же бесконечно сидеть дома с несуще
ствующей температурой.

Элька с Мариной встретились на улице, и Марина спросила:
Ц Ты чего не в школе?
Ц Я улетаю завтра на соревнования,
Ц Сборы?
Элька кивнула, раздумывая, правильно ли поняла Рогозину: сборы-соревнов
ания или сборы в дорогу?
Ц Ты знаешь, а я ведь так и не отдала Лидии Николаевне клавир, Ц вдруг ска
зала Марина, Ц Ты не заберешь его?
Ц Вы опять поссорились?
Ц Нет, Ц засмеялась Марина. Ц Все некогда. Никого не вижу, никуда не хож
у… Некогда.
Она стояла, покачиваясь на носках, руки держала в карманах. Ветер дул ей в
спину, и капюшон сполз до самых глаз,
Ц Пойдем, Ц сказала она. Ц Такой ветер, а у тебя куртка…
У нее дома Эльку охватило странное чувство: Усова здесь не было, а казалос
ь, что был. Она хорошо помнила эту комнату, только в прошлый раз в ной было с
олнце, а теперь не было Ц утро. И ветер. Стекла от него звенели. Редких прох
ожих на улице несло. Но здесь, со двора, была такая тишина.
Марина нашла клавир, попросила передать извинения.
Ц Будешь кофе со мной?
Элька согласилась, пошла за ней на кухню. Чистенькая кухня. Цветные полот
енчики. Пластмассовые табуретки. Календарь на двери, репертуар оперного
театра с пометками. И опять везде Усов, Усов. Не здесь, наверху. Может быть, п
рямо над ней, пришел за чем-то на кухню. Он ведь болел. И ей даже почудились
шаги над головой,
Марина шуршала на подоконнике кофейными зернами. Элька придвинула к себ
е телефонную книгу. Она никогда не видела пофамильного телефонного спра
вочника. Усовых была целая страница. Зиминых тоже хватало. А вот Рогозина
была одна-единственная.
Оказалось, что уже готов кофе. Пока Элька тянула одну чашку, Марина допила
весь кофейник.
Ц Это, наверное, какие-то большие соревнования? Ц спросила она, когда Эл
ька засобиралась домой.
Эльке надо было просто ответить: «Большие, да. Такие большие, что можно смо
треть по телевизору». Но Марина могла подумать, что она хвастается, и Эльк
а, застегивая молнию на куртке, отрезала, не подняв головы:
Ц Просто сборы.
Ц Хорошо, Ц Марина слегка удивилась. Ц Счастливо тебе.
Элька неловко кивнула, прощаясь, и ветер сразу же ее подхватил, как только
она вышла из-под арки. Снега на земле почти не осталось. «Если завтра буде
т такая же погода, то не видать мне никаких соревнований».
Перед тем как шагнуть под арку, Элька оглянулась. Рогозина смотрела ей вс
лед из окна Ц не улыбалась, не помахала рукой. Просто смотрела. Этажом выш
е окно было пустым. Эльке показалось, что перед ней на миг приоткрылась ка
кая-то тайна, нечто большее, чем просто школьное мнение, Ц ах, посмотрите-
ка, Усов и Рогозина! Они живут в одном доме. Они знают друг друга всю жизнь. О
на словно увидела другую Марину Ц может быть, в комнате, за роялем, и руки
безвольно сложены, и шаги Усова над головой.
Ветер почти донес Эльку до ее улицы, она чуть не наткнулась на голый бетон
ный столб Ц старый фонарь сорвало, и он лежал невдалеке, заржавевший жел
езный обод, разбитые стекла. «Да, никуда я, пожалуй, не улечу. Такой ветер».


Во время исполнения последней из обязательных фигур она вдруг встала на
обе ноги. Главный судья дал слишком поздно разрешение начинать, приводил
в порядок записи, она стояла и ждала, ноги затекли, и она коснулась второй
ногой льда. Грубейшая, непростительная ошибка!
Судьи на толстых подошвах, в шубах, неуклюжие, на льду, подходили, разметал
и ледяную пыль щеточкой, ставили вешку, разглядывали след. Раздавался не
громкий свисток, и они все разом поднимали таблички с цифрами Ц оценки. Т
аблички щелкали, как кастаньеты. Такое вот щелканье отбросило Эльку на п
редпоследнее место.
«Кому-то надо быть и последней», Ц обреченно думала она, сидя на трибуне
в куртке. Под сводами катка царили гулкая тишина и холод. Чуть полоскалис
ь цветные флаги. Судьи двигались по льду Ц соревнования продолжались. В
свободном секторе шла разминка. Кое-кто, откатавшись, смотрел на остальн
ых. В первом ряду сидели два удивительно вежливых мальчика; Элька слышал
а, что они говорят по-немецки. По залу ходила шаткая на коньках толстушка-
швейцарка Лизабет и искала очки, поминутно на кого-нибудь натыкаясь. Ее р
ыжие волосы были собраны в хвост, и хвост качался, когда Лизабет поднимал
а голову и звучно извинялась. Очки лежали рядом с Элькой, и, не зная, как окл
икнуть швейцарку, она молча протянула ей футляр.
Ц Мерси, мадемуазель! Ц воскликнула Лизабет и удалилась почти вприпры
жку, чуть не сбив с ног грозную бабулю-вахтершу.
Бабуля высматривала, не творят ли безобразий заморские дети. Такой серье
зный турнир Ц и вдруг дети! Но дети безобразий не творили, разве что ходил
и где захочется, к великому неудовольствию бабули. И были среди них и не де
ти, соревнования-то все-таки большие, взрослые…
Элька не была готова к такому срыву. Рисунок мелкий, коварный Ц петли. Сам
ые настоящие ажурные петли. Две первые фигуры начертила неплохо, и вдруг
срыв. Она сидела, нахохлившись, сжав руки в карманах, и не видела, что ее раз
глядывают в бинокль.
Незадолго до этого к служебному подъезду подкатила машина и встала поср
еди расчищенных сугробов. На заднем сиденье кто-то сидел, окунув подборо
док и нос в лохматый воротник дубленки. Это один из тренеров привез свою у
ченицу, они немного опоздали, не желая показываться в самом начале. Трене
р зашел в подъезд и быстро вернулся:
Ц Все хорошо, уже начали.
Ученица вышла из машины Ц дубленка у нее была до пят, мех шапки скрывал ло
б. Она прятала лицо, хотя мороз был не так велик. Светило солнце. Стояла тиш
ина. На неподвижных темных елях лежал снег.
Ученица прошла мимо милиционеров на крыльце, и в холле, и кругом зашелест
ело: «Горлунова, Горлунова». Соревнования шли. Придерживая воротник, эта
чудо-Горлунона ушла в раздевалку,
Ей позарез, но что бы то ни стало нужно было выиграть эти соревнования. Ког
да-то она дебютировала на них, о ней заговорили, говорили долго. Она была м
ного моложе своих соперниц, это восхищало Ц двенадцатилетняя девочка и
уже умеет прыгать тройной риттбергер и тройной лутц. Потом были травмы, к
то-то другой ездил вместо нее со сборной за границу. «Подождем, Ц говори
ли ей. Ц Подождем». Но другие уходили вперед, а ей оставалось появляться
на показательных выступлениях под шквалом аплодисментов Ц чудо-девоч
ка, Света Горлунова, какая стала большая, взрослая! У нее было всего два по
казательных номера, она их чередовала. И травмы действительно были… И но
ги действительно болели… И по ночам плакалось и днем на тренировках Ц т
ренировки не прекращались, а толком уже ничего и не шло. И никому не объясн
ишь, что ушло что-то, просто выросла Света из чудо-девочки в рядовую фигур
истку, да и объяснять не надо Ц все видят. И все-таки не может быть, чтобы в
се ушло, без остатка. Словом, соревнования эти нужно было выиграть.
Ц С этими мне, что ли, бороться! Ц фыркнула она.
Навстречу ей попалась толстушка Лизабет в очках. В общем, нужно было обяз
ательно выиграть.
И школу она выиграла. Но если толстушка Лизабет плохо видела и прыгать ка
к следует не умела, то школьные фигуры чертила хладнокровно и блестяще. И
если Света раньше была младше всех, то теперь она была самая старшая. Радо
сти от первой победы не было. Победа была ожидаемая и радость тоже ожидае
мая Ц а не было… Она разглядывала соперниц, и ее бесцеремонный бинокль н
ашарил Эльку. «Вот эта мне все карты и спутает», Ц с досадой подумала она,
хотя уже знала, что у Эльки место в хвосте таблицы. Но так бывает Ц увидиш
ь чье-то лицо, и оно уже своим только существованием доставляет неудовол
ьствие, и можно заранее обвинять его во всех своих неудачах. И потом она ви
дела Эльку на льду Ц руки, ноги, а эта манера вскидывать голову, неожиданн
о выпрямляться? «Вот именно она, принесло же ее сюда, на мое несчастье».
Элька сидела, и руки в карманах безвольно разжались. Все стало безразлич
но. Неинтересно. Она замерзла. Подходит тренер, что-то говорит, а для нее эт
о что-то непонятное, очень трудное, на чужом языке. Не понимает.
Ц Надо же так раскиснуть! Ц кричит тренер.
Этот ребенок в конце концов его в гроб вгонит, вот что!
Элька поднимается, и они идут между рядов. Элькин взгляд цепляется за все,
что попадается на пути, Ц пласт льда перед ковровой дорожкой, журналист
ка и переводчица, отбивающаяся от журналистки, Ц пора обедать; дама с бут
ербродом на картонной тарелочке, та самая, что объясняла по телефону, что
не сможет, если срочно, Ц это дама из спорткомитета,

На тренировке появляется вдруг робость, ранее на льду не свойственная. Н
ет, Элька не падает, не спотыкается, но боится поднять глаза, оглядывается
потерянно, всем уступает дорогу. Шнурует, перешнуровывает ботинки, разгл
аживает морщинки на платье, заходит наконец на прыжок, но раздумывает Ц
не прыгает, выезжает, опустив голову…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11