Именно этим прежде всего объяснялось бедственное положение Отца.Первому Жрецу следовало быть бдительнее. Он давно должен был заметить угрозу и разобраться с пришельцами. Он проявил рассеянность и безответственность, однако еще не поздно исправить ошибку. И КриНаид собирался заняться этим при первой возможности. Осталось только уловить заблудший разум Отца.А это оказалось нелегким делом.Он так долго блуждал в безликой пустыне, тщетно взывая к Отцу, что отклик едва не застал его врасплох.Только что он был один в Святыне, и вот темнота ожила. Отец пробудился и был с ним, рядом. Не совсем тот, что прежде, но Он вернулся. КриНаид, утопая в зыбучих песках пустоты, ухватился за протянувшуюся к нему тонкую живую нить со всей силой отчаянья, словно надеялся навсегда связать себя с Отцом.— Великий, — голос его звучал сейчас почти по-человечески. Он помедлил минуту, овладевая собой, и продолжил более подобающим тоном: — Услышь меня, Аон-отец. Первенец. Отец помнил. Радость КриНаида была почти болезненной.— Взываю к тебе, Отец, — торопливо заговорил он, не зная, долго ли продлится просветление. — Наполни меня силой Сияния. Даруй мне Сознание. Дай мне Полноту, дабы я мог исполнить Твою волю. Объясни. Чудо! Изумление было так велико, что талисманы, сверкающие на одежде первого жреца, на миг погасли. Отец в сознании, собран, снова обрел свою несравненную проницательность. Хоть на мгновение он казался собой — победоносным, всесильным, всеобъемлющим.Бог Аон не потерян.КриНаид отгородился от потока чувств, который грозил свести на нет всю его сосредоточенность. Позже отец и сын смогут порадоваться новой встрече, но подаренное ему сейчас драгоценное мгновение нельзя потратить зря.— Настало время изгнать безбожных вонарцев, кои ненавистны душе твоей, из этой исподней земли Авескии. Смертные, поклоняющиеся и служащие тебе, готовы. Нужен только знак, доступный их пониманию, и они восстанут, чтобы уничтожить, людей запада. Наполни меня силой Отец, зажги во мне чистое Сияние, и само небо разразится грозой по твоей воле. Сейчас? Час настал. Убить? — До последнего бледнокожего младенца, сосущего молоко из груди Лишенной Касты. Избавившись от них, очистив землю, мы начнем заново. Ожидается великое Обновление. Ты восстанешь в прежнем величии. Ты дашь жизнь новой расе Сынов Твоих, кои разнесут славу Твою за пределы Авескии, и положат начало новому поклонению Тебе во всем мире. Первый смертный сосуд уже готов. Это женщина древнего и могучего рода, достойная дать жизнь первому из твоих новых детей. Уже теперь она ожидает Восславления. — КриНаид помедлил. Совладает ли даже в эту минуту просветления разум отца с таким потоком слов?Однако его опасения оказались напрасными. Убей. Отец ухватил самую суть дела. И начал действовать.КриНаид открылся, и сила верхнего измерения хлынула в него, захлестнула и снова вернула ему единение с отцом. Теперь он был полон, пылал внутренним светом, как было предназначено ему изначально. Вся жизнь между такими мгновениями была лишь жалким прозябанием.Он объял взглядом весь город и окрестные земли. Он проницал прошлое и настоящее, знал живых и мертвых, явное и тайное. Все было открыто его мысленному взгляду. КриНаид собрал мысль и волю воедино, и невидимое Сияние истекло из него и хлынуло сквозь ночь к намеченной им цели. Плоть Исподнего мира была до смешного податливой. Он изменял ее своей волей, изощряясь сверх необходимого из чистой радости творения, и, пока длилось это мгновение, в душе его царил покой и мир.
Закат давно погас, когда небо над Малым Ширином полыхнуло огнем. Сперва в темной вышине загорелась лишь красная искра, словно далекая гневная звезда. Никто в ЗуЛайсе, кроме нескольких горожан, привыкших наблюдать за небесными явлениями, не заметил ее. Только братство астромагов сразу обратило внимание на новую звезду, да еще Свидетели Рождений. Но большинство горожан пока оставались в неведении.Однако через час, когда красная искра разрослась до величины лунного диска, в ЗуЛайсе не осталось живой души, которая не заметила бы знамения. Чудо быстро набирало силу. Диск разрастался, его края стали зыбкими, а поверхность засветилась живым огнем — и вдруг взорвался, разбросав по небосводу огненные сполохи. Кровавые полосы расплывались в светящиеся облака, пылая, как знамение божьего гнева, прямо над вонарской резиденцией. Из огненного сердца тучи по всему городу разносились медные удары гонга.Небесное знамение было понятно без объяснений. Вся ЗуЛайса узнала долгожданный знак. Копившаяся долгие годы ненависть вспыхнула при виде этого знака, и крики людей заглушили удары гонга.Из бесчисленных тайников, словно по волшебству, возникало оружие всех видов и образцов. Свет факелов заливал улицы, полные мятежных толп — беспорядочных, буйных, но единых в своей цели. Прежде всего ярость их обратилась на отдельные жилища вонарцев и разбросанные по городу вонарские лавки и мастерские. И то, и другое быстро сровняли с землей. Несколько вонарцев, пытавшихся укрыться в чуланах и кладовках, были разорваны в клочья, вместе со слугами-туземцами, неосторожно сохранившими верность прежним хозяевам. Центральный вокзал, этот оазис запада в авескийской части города, с его кирпичными стенами, мраморными полами и черепичной крышей, гореть отказывался. Зато из деревянных скамей, плетеных опахал и бумажных документов получился отличный костер. На этом костре и зажарили трудолюбивого вонарца-управляющего, засидевшегося допоздна в своем кабинете, и зрители восторженно приветствовали предсмертную агонию Высокочтимого. Но все это были мелочи, и они не приносили желанного удовлетворения. Между тем главный виновник божественного гнева был отмечен багровым сиянием, и вскоре потоки зулайсанцев со всех концов города устремились к Малому Ширину. Тысячи людей под знаменами, несущими знак уштры, маршировали, выкликая имена богов Ирруле.Ничто не задерживало их продвижения. Они текли неудержимо, как реки лавы, и только у границы западных кварталов столкнулись с сопротивлением. Полдюжины переулков, ведущих в Малый Ширин, оказались перегорожены баррикадами, за которыми засели солдаты Второго Кандерулезского. На главной дороге, у Сумеречных Врат, ожидал отряд удвоенной силы.За Вратами по бульвару Хавиллак стремились к резиденции десятки пешеходов, повозок и фози. При виде ускользающей добычи верные исполнились бешенства. Толпа завыла по-звериному, и какой-то фанатик разрядил пистолет вслед бегущим. Измученные ожиданием солдаты тут же открыли огонь, и вой толпы достиг ярости урагана. Мятежники отшатнулись. Визг, вопли, град летящих камней и пуль. Множество горожан, вооруженных мушкетами, укрылись по подворотням и из этого укрытия начали спокойный, прицельный обстрел Врат.Та же сцена, правда, в меньшем масштабе, повторялась по всему периметру Малого Ширина. Какое-то время солдатам удавалось сдерживать толпу. Они могли бы продержаться так не один день, потому что туземные части проявили единодушную верность присяге.Однако баррикада на проспекте Конституции не устояла. Здесь кандерулезский взвод, укомплектованный чистокровными зулайсанцами из твердокаменной касты Отступающих, вышел из повиновения вонарскому капитану и отказался стрелять в толпу. Несколько минут солдаты сохраняли холодное молчание среди восторженных воплей толпы и угрожающих криков офицеров. Затем орущие горожане бросились на штурм, и баррикада мгновенно была сметена. Капитан и младшие офицеры с криком исчезли в волнах людского моря, и мятежники по проспекту Конституции мимо садов Нириенны выплеснулись на проспект Республики, подступив к резиденции.Ворота стояли распахнутыми настежь, чтобы впустить отставших беженцев. Последние фози въезжали во двор между двумя шеренгами вооруженной охраны. Солдаты стояли, как статуи, омытые багровым сиянием облаков, собравшихся над их головами. Когда толпа мятежников с ревом покатилась по проспекту, статуи обрели жизнь. По приказу офицера они открыли огонь. Надвигающаяся волна хаоса замедлила движение, но не остановилась. Вооруженные мушкетами, карабинами и пистолетами мятежники ответили беспорядочными выстрелами. Несколько солдат упали, но оборона не дрогнула.Только после того, как последний из перепуганных жителей скрылся за воротами, был дан приказ отступать, но слишком поздно, потому что прилив докатился до подножия стен и поглотил солдат, а ворота резиденции захлопнулись.Грохот закрывшихся створок перекрыл рев толпы, выстрелы и подобно грому звучащий с вышины гонг. Солдаты, оказавшиеся в ловушке на проспекте Республики, прожили недолго. Затем зулайсанцы повернули назад, на помощь своим собратьям у Сумеречных Врат, на улице Севань и у Арки Равенства. Баррикады, атакованные с тыла, были захвачены без труда. Горожане ворвались в Малый Ширин, и, почти не задерживаясь для грабежа, потекли по улицам прямо к резиденции.Тяжелые ворота оказались заперты и наделено забаррикадированы. Толпа разбилась об эту преграду, а вооруженные бунтовщики осыпали толстые доски бессильными мушкетными пулями. В ответ заговорили пушки, и толпа подалась назад.Позже, под предводительством более благоразумных и хладнокровных горожан, мятежники заняли соседние здания и устроили в них огневые позиции. Задолго до того, как восходящее солнце превратило яростное сияние облаков в тлеющую на просветлевшем небе тусклую дымку, резиденция оказалась в осаде. 11 — Второй секретарь Шивокс в этом году побывал в Ширине, — громко сообщила собравшимся за столом Цизетта в'Эрист. — Проехал по всему Поясу, слушал в опере самого Гвидесерчио, певшего в «Несчастном Улоре», посетил национальный театр и обедал в Незхилле. Все повидал!Присутствующие изобразили на лицах подобающее восхищение.— И еще он осмотрел Академию Живописи, — продолжала просвещать общество Цизетта, — и сшил костюм у портного с улицы Риквенуар.— Ах, Ширин! — вздохнула Тиффтиф во Чаумелль. — Искусство, культура… изысканность!Цивилизация! — подытожил Ниен во Чаумелль.Квисс в'Икве и его жена старательно закивали головами.Ренилл тем временем вплотную занялся супом из кролика со спаржей. Они всемером занимали один из маленьких столиков столовой для персонала резиденции. Обедали в три смены, и притом в зале не оставалось ни одного свободного места. Резиденция была забита до отказа. Питание было простым и скудным, так что дальновидным счастливчикам, которые захватили с собой консервы или иные припасы, горячо завидовали. Дядюшка Ниен и Тиффтиф оказались, надо отдать им должное, среди дальновидных.— Как тяжело должно быть светскому человеку существование в такой дыре, как ЗуЛайса, — сладкий голосок Цизетты прорезал гул застольной болтовни. — Какое это испытание для того, кто повидал мир. Даже я, глупая провинциалочка, способна оценить это. Второй секретарь Шивокс, вы настоящий патриот!Она восхваляла Шивокса в течение всего обеда, и не без успеха, судя по благодарности в глазах второго секретаря. Всего год назад разыгрывающийся на его глазах спектакль разозлил бы Ренилла. Несомненно, на то и рассчитывала Цизетта. Но нынче вечером он смотрел на происходящее с холодной веселостью, переходящей в скуку. Его утомляло ее показное воодушевление, жесты, улыбки и ужимки. Бело-розовое личико с ямочками на щеках уплывало куда-то, а на его месте вставало другое, тонко выточенное лицо с кожей цвета слоновой кости. Джатонди. Она далеко от ЗуЛайсы, в безопасности во дворце УудПрай. За это время она, надо надеяться, помирилась со своей наводящей страх матушкой, и все беды, которые он навлек на девушку, закончились.А если нет? Гочалла была в бешенстве. Способна ли она наказать дочь, повредить ей? Приказать избить плетью, морить голодом, выгнать на улицу без гроша в кармане? Тогда она, может быть, пришла бы в резиденцию. Недостойная мысль. Хотел бы он видеть ее сейчас здесь, в резиденции? В такое время лучше ей оставаться во дворце. А гнев гочаллы? Ну, старушка в конце концов успокоится. Покричит, погрозится, но никогда не дойдет до того чтобы причинить вред Джатонди. Сколько она ни шумит, а в глубине души, — может, сама того не желая — все-таки любит дочь. Надеюсь. Джатонди в безопасности и здорова — хотелось бы так думать, но это, вероятно, никогда не удастся проверить. Если ЗуЛайса по-настоящему восстанет, остается надеяться только на сомнительную верность Второго Кандерулезского пехотного полка. Несомненно, на некоторые подразделения можно положиться как на каменную стену, но далеко не на все. Сама резиденция какое-то время выдержит осаду. Но не до бесконечности, тем более, что нашествие беженцев с плантаций с чадами и домочадцами быстро истощает запасы провизии.Сколько они смогут продержаться против всей ЗуЛайсы? Успеют ли посланцы, которых во Трунир расположил в окрестностях города с приказом при первых признаках бунта мчаться в Бхишуул, где стоит Восемнадцатая авескийская дивизия? До Бхишуула больше ста миль, а сельское население тоже может взяться за оружие, если крестьяне и рабочие на плантациях последуют примеру своих городских братьев. Так что вспомогательному отряду Восемнадцатой дивизии, возможно, придется пробиваться к ЗуЛайсе с боями. Когда же они сумеют добраться до резиденции?Что, если помощь опоздает или не придет вовсе?Нет, спасибо всем силам космоса, что Джатонди нет в резиденции!— Я всего раз в жизни была в Ширине! Притом совсем ребенком! Вы только подумайте!Голосок Цизетты нарушил его задумчивость.— Я такая отсталая, совсем дикарка! — мелодично жаловалась Цизетта. — Совершенно необученная дикарка! Но что же делать? Как мне, заброшенной в такую дыру, стать достойной приличного общества?— Появление мисс в'Эрист несомненно украсило бы ширинский свет, — поспешил заверить ее Шивокс. Рыжеватые усики второго секретаря были старательно закручены. Он нарядился в свой лучший жилет цвета слоновой кости с муаровым узором и благоухал дорогим одеколоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49