Смелое допущение.Надо идти в УудПрай. Там он сможет получить новые сведения, не говоря уж об укрытии, если только они согласятся помочь.Еще одно необоснованное допущение.Однако выбора нет. Дворец стоит у подножия холмов в двенадцати милях к северу от ЗуЛайсы. Здоровый, он бы прошел это расстояние часа за три. Но теперь…Неважно. Если выйти сейчас же, пока солнце не встало, как-нибудь он доберется.Ренилл шагнул на мостовую. Шорох крыльев предупредил его, и он вскинул голову. Маленькая тень скользнула над головой. Рениллу послышалось шипение. Из подворотни прямо напротив показалась фигура в капюшоне. Ее Ренилл прежде не замечал.Непонятно, увидели ли его жрецы. Уходи. Но только не беги. Он направился к Сумеречным Вратам. Небо на востоке начинало светлеть. Улицы за воротами оживали, скоро они заполнятся деловитой толпой. Стоит выбраться из Малого Ширина, и он легко затеряется в сутолоке. Избавившись от преследования, можно будет спокойно отправляться к холмам и дворцу у их подножия.Кожу между лопаток покалывало. Торопливо оглянувшись, Ренилл успел заметить, что за ним движутся трое вивури: бесформенные темные фигуры, почти не напоминающие людей. Как видно, его узнали, и присутствие многочисленных свидетелей им не помеха. Отбросив притворство, Ренилл поглубже вдохнул и бросился к воротам.
Поднялось солнце, позолотило башни дворца УудПрай. Если смотреть издалека, с пыльной равнины под холмами, дворец казался нетронутым временем. По-прежнему совершенна его мягкая сложная соразмерность; как всегда, ослепительны беломраморные стены; ярко блестит лиловая черепица большого купола. Только вблизи заметны следы разрушения: трещины на фасаде, обломанная лепнина, дыры в крыше, рухнувшие шпили и балконы.Внутри дворца ветхость сильно бросалась в глаза. Сырость, проникнув в его стены, поселилась там и давно покрыла плесенью гобелены и фрески, заставила потускнеть мозаичные стены, росписи и позолоту. В сырости привольно разрастались грибы, насытив воздух густым запахом, черви точили дерево, плодились жучки и мошки, приманивая в древние залы ящериц и летучих мышей. Повсюду лежала грязь и кое-что похуже грязи, и поделать с этим ничего было нельзя, потому что огромный дворец требовал заботы бесчисленных слуг и рабов, а из множества служителей давно остался лишь один.Среди этой гниющей роскоши только два помещения оставались чистыми и свежими. Одно из них — малую часть покоев, некогда служивших жилищем правителей Кандерула и их свиты — теперь занимала гочалла Ксандунисса. Второе — спальня, с ванной и крошечной гостиной, служившей прежде платяным чуланом, — принадлежало гочанне Джатонди.С первыми лучами рассвета из больших покоев в малые явился посланец. Через два часа Джатонди стояла перед дверями в покои матери. Поскольку вызов был официальным, она оделась в лучшее, вышитое серебром платье из серого с лиловым отливом шелка. Даже самый острый глаз с трудом сумел бы различить на нем следы долгого ношения. Густые и кудрявые волосы воронова крыла были приглажены и стянуты в затейливую прическу. Дешевое ожерелье из серебра с аметистами завершало наряд.Перед дверью девушка немного помедлила, прежде чем решилась постучать. Открыли без промедления. Последний слуга, заменивший пышную когда-то свиту, встретил ее молчаливым поклоном. Молчание было привычным: великан Паро — самый огромный и сильный человек во всем Кандеруле, а быть может, и во всей Авескии — был немым с младенчества. Его обязанности, число которых возрастало с каждым днем, были разнообразны и утомительны. Немало богачей готовы, были щедро платить такому слуге, но Паро никогда не помышлял сменить место службы, ибо был рабом, по закону и обычаю принадлежащим своей нынешней госпоже — гочалле Кандерула. То обстоятельство, что вонарское правительство уже несколько десятилетий как отменило рабство, относилось ко множеству фактов современной жизни, которые гочалла предпочитала не замечать. По-видимому, и Паро не спешил воспользоваться дарованной законом свободой, если только знал о ней. Никто не мог сказать, что известно, а что неизвестно Паро.Великан провел девушку налево, в комнату для аудиенций гочаллы, и Джатонди неслышно вздохнула. Прием в торжественной обстановке означал важное дело. Она догадывалась, о чем пойдет речь, и догадка ее не радовала.На пороге Джатонди, как того требовал обычай, простерлась ниц. Мозаичный мраморный пол, которого она коснулась лбом, был довольно чист, но многих плиток не хватало.— Встань, гочанна, — приказала Ксандунисса.Джатонди легко поднялась на ноги. Ее мать восседала на троне, украшенном изумительной резьбой по слоновой кости. Трон стоял на невысоком золотом помосте. Над помостом нависал балдахин из золотой парчи, некогда великолепной, но теперь сильно потускневшей. Ксандунисса была одета во все черное, что совсем не шло ей, подчеркивая вялость стареющей кожи. На шее, в ушах и на запястьях сверкали огромные, густо окрашенные рубины — драгоценное наследство рода, за которое легко можно было купить отличный дом со всей обстановкой где угодно в Авескии — да и за ее пределами, если на то пошло. Но обладательнице этого богатства просто не могла прийти в голову мысль о том, чтобы обменять фамильные сокровища на наличные.Ксандунисса щелкнула пальцами, и Паро удалился к стене, чтобы от роли привратника перейти к роли опахальщика-нибхоя. Над головами закачались золоченые веера.Последовал обмен ритуальными приветствиями. Джатонди, стараясь скрыть нетерпение, выговаривала затейливые фразы. В душе она в десятитысячный раз дивилась, отчего мать так привержена этим древним придворным ритуалам. Может быть, это как-то возмещало ей отсутствие самого двора?Наконец словесная павана завершилась. Ксандунисса жестом указала дочери на золоченое кресло, стоявшее у подножия помоста, на ступень ниже высокого трона. Это было знаком благорасположения. Простой кандерулезец-подданный, пусть даже благородного происхождения, мог простоять на ногах всю аудиенцию. Джатонди низко поклонилась и села. Кресло было вполне удобным, но внутри у девушки все стянулось в тугой узел. Только воспитания с раннего детства выдержка позволяла ей скрыть беспокойство.Ксандунисса затягивала молчание. То ли она нарочно старалась вывести дочь из равновесия, то ли просто не знала, как начать. Наконец она взяла со столика слоновой кости, стоявшего у подлокотника, какую-то бумагу и заговорила;— Это письмо доставлено вчера вечером. Прочти.Джатонди с опаской взглянула на послание. Заметив уштру, начерченную красными чернилами на первой странице, она немного успокоилась. Это еще не самое худшее. Взяла листок и начала читать. Совсем не то, чего она ожидала, и в то же время ничего неожиданного. Возлюбленной дочери богов, Лучезарнейшей гочалле Кандерула, сосуду божественного света… Длинная вереница изысканных титулований.Матери они должны были доставить удовольствие.Приветствия от Сынов Отца…Сыны. Послание прямо из сердца ДжиПайндру. Чего они хотят? Джатонди читала дальше. Какие цветистые фразы… …Мы ожидаем, что ты, Любимица Богов, Верная Дочь Отца, поведешь подданных своих дорогой истины и справедливости. Ты встанешь против тьмы чужеземного владычества, против злодеяний безбожных варваров. Мы ждем от тебя, о светлейшая, сопротивления чужеземным властям… Еще и еще, все о том же: поток патриотических и благочестивых воззваний, и наконец: Лучезарная гочалла, мы призываем тебя ныне открыто поддержать Сынов Аона, ибо союзу духовной и мирской власти, столь радостному в глазах Отца, никто не сможет противостоять. Объединенные правой целью, любезной богу, мы изгоним хищных вонарцев из наших пределов… Дочитав до конца, Джатонди вернула послание матери.— Что ты им ответишь? — спросила она.— Ответ мой зависит от тебя, гочанна.— От меня, Лучезарная гочалла? — Джатонди удалось скрыть изумление.— Воистину. Однако прежде, чем объяснить, я спрошу тебя: что ты думаешь о предложении Сынов? Говори свободно.— Я думаю, они хотят использовать тебя, гочалла… обратить любовь и верность, которые питает к тебе народ, в свою пользу.— Это ясно без слов. Вопрос в другом: удастся ли гочалле и ВайПрадхам использовать друг друга?— Ты думаешь, что объединив силы, мы очистим Кандерул от вонарской заразы?— Быть может, однако какой ценой? ВайПрадхи — фанатичные убийцы. Аон-отец — самый жестокий из наших богов, а его почитатели повинны в страшных преступлениях. Они не почитают ни родины, ни семьи, ни людского закона. Они хуже вонарцев.— Осторожней, гочанна! Сыны, по крайней мере, дети нашей земли.— Мне стыдно при этой мысли — и я боюсь последствий такого союза. Если ты примкнешь к ним и ваши совместные усилия приведут к успеху, их влияние неизбежно возрастет.— И тогда..?— И тогда ВайПрадхи станут властителями Кандерула. — Джатонди украдкой кинула взгляд на лицо матери. Не увидев признаков приближающейся грозы, она продолжала: — Ты, Лучезарная, окажешься бессильна сдержать их, а их кровавые деяния обесчестят нас в глазах всего мира. Прости, если мои слова неприятны тебе.— Я не сержусь. Меня радует твоя откровенность. Что до твоих чувств, я отчасти разделяю их. Тебя это удивляет?— Я надеялась, что это так… — Джатонди не спешила успокаиваться. Разговор, чувствовала она, далеко не окончен.— Прекрасно. Пойми, я не люблю Сынов. Однако при всех их недостатках, ВайПрадхи остаются авескийцами, и тем самым предпочтительней вонарских скотов, которых я ненавижу больше, чем кого бы то ни было. Если предстоит горестный выбор между вонарцами и Сынами, я должна буду остаться на стороне своего народа.— Сыны не принадлежат к нашему народу, гочалла. Хотя они и рождены здесь, но их мысли, сердца и души чужды нам — гораздо более чужды, чем души людей запада.— Здесь мы расходимся во мнениях, и не стоит нам спорить. Я, если предстоит выбор, выберу то, что представляется мне меньшим из двух зол. К счастью, существует и третья возможность.— Третья? — Волнение Джатонди граничило с ужасом.— Именно. Нынче утром я получила весть от нашего царственного соседа, сиятельного НирДхара, гочаллона Дархала. Лучезарный просит руки моей дочери, гочанны Джатонди, для брака. В своем великодушии он не желает иного приданого, кроме красоты юной гочанны и дружбы Кандерула. Понимаешь ли ты значение такого предложения? — Ксандунисса напрасно ожидала ответа. Дочь ее застыла в молчаливой неподвижности. Подождав минуту, гочалла продолжала: — Ты понимаешь, не так ли, как добра к нам судьба? Благодаря гочаллону НирДхару мы избавлены от трудного выбора. Подумай! Дархал богат, силен и независим — силен настолько, что может противостоять мощи Вонара. Волкам запада не удалось захватить его. Понимаешь ли ты, что это значит?Ответа не было. Джатонди, худшие опасения которой подтвердились, онемела в отчаянии.— Сиятельный желает дружбы Кандерула, — продолжила Ксандинисса, немного раздосадованная безучастностью дочери. — В своем предложении он недвусмысленно обещает поддержку. Едва ты станешь супругой НирДхара, вся военная мощь Дархала будет готова защищать родину гочаллы. С такой поддержкой мы сумеем навсегда изгнать вонарцев из Кандерула. Мы снова будем править своей страной, как велят боги. Вернутся старые порядки, старые обычаи. Я снова стану гочаллой не только по имени, но и на деле. А ты, дочь моя, будешь править после меня, а за тобой — твои дети и дети твоих детей. Вот каков предложенный нам дар. Что ж? — На ее худых щеках разгорелись два ярких пятна. — Неужели тебе нечего сказать? Говори же, гочанна, вырази свою радость и благодарность. Я позволяю тебе говорить.Джатонди встретила горящий торжеством взгляд матери. Меньше всего на свете хотелось ей погасить этот взгляд, но гочалла приказывала говорить.— Ты обманываешься, — ровным голосом произнесла она и, глубоко вздохнув, продолжала без запинки: — Нам не предлагают свободы. Нам даруют лишь возможность сменить одних хозяев на других. Неужели ты веришь в великодушие гочалонна НирДхара? Не сомневайся, за свою щедрость он ожидает получить немалую награду.— Ему наградой твоя рука, гочанна.— Гочалла, мы обе понимаем, что это ложь. Если армии Дархала изгонят вонарских властителей, нашими новыми господами станут дорхальцы. Быть может, тебе и позволят сохранить звучный титул властительницы, но ты недолго будешь наслаждаться им. А после твоей смерти гочаллон не замедлит объявить себя правителем владений супруги. И тогда гочаллаты Кандерула и Дархала объединятся в единое царство, но под властью НирДхара и его наследников. В чем же здесь наша выгода?— Твои страхи необоснованны. — Румянец на лице Ксандуниссы потемнел и дыхание участилось, но она не повысила голос. — Ты оскорбляешь достоинства НирДхара, пятнаешь его честь, обвиняешь его, и все без малейших доказательств. Он принадлежит к древнему роду, в нем чистая кровь Лучезарных. Как ты осмелилась?— Легко. Вся его прошлая жизнь — подтверждение моих обвинений. О его алчности ходят легенды, давно потерян счет его предательствам и изменам. Вспомни падение ДжираЗин. Посмев довериться такому человеку, мы, несомненно, разделим участь его прежних союзников. И, — Джатонди прямо взглянула в горящие глаза матери, — ты в душе и сама знаешь это, гочалла.Бесконечно долго гочалла удерживала ее взгляд. На лбу у нее билась жилка.— Не смей решать за меня, что я знаю, — наконец предостерегла она. — Как ты смеешь судить, дерзкое дитя?— Гочалла, я… — Молчи. Ты и так сказала слишком много. Теперь пора тебе послушать. Прежде всего, нет никаких причин подвергать сомнению честность сиятельного НирДхара, который готов взять тебя без приданого. Много ли ты получала таких предложений? Что-то я не припомню! Нет, молчи. Низко и недостойно думать дурно о подобном нам Лучезарном без веских доказательств.— Веские…— Придержи язык. Ты испытываешь мое терпение. Не буди мой гнев. Пора тебе понять, что я не та дряхлая дура, какой ты меня считаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49