Надо только дождаться, когда его опять пошлют собирать подношения, оставленные у ног статуи Аона во внешнем дворе, и украдкой исчезнуть. Однако на следующее утро на пороге спальни появился жрец, возвестивший, что настал срок Обновления.
День, удушливо-знойный даже по авескийским меркам, прошел без происшествий. Ренилл трудился, молился и истекал потом — все как всегда. Его сотоварищи тоже жили обычной жизнью, и лица их по-прежнему оставались бесстрастными. Только легкие удары по бронзовым уштрам выдавали необычное воодушевление. Звук все усиливался, и к закату напоминал стук града по жестяной крыше.Солнце уходило в варварской, кричащей роскоши красок. Расплескавшееся по небу сияние померкло, приняв более изысканные оттенки, и наконец исчезло совсем. Сверкание углей подернулось пеплом, который почернел, и на угольном небе показались первые звезды. Пока Сыны предавались вечерней трапезе, на небе появился узкий серп месяца. Трапеза завершилась. Обычно далее следовала вечерняя молитва и отход ко сну, но только не сегодня. Черный бархат ночи окутал мир, ослепил город и упал на храм Аона.Сыны Отца тонкой цепочкой потянулись по освещенным адским сиянием коридорам ДжиПайндру. Ренилл покорно шагал следом за другими. По коридору к знакомой уже лестнице, вниз и вглубь, к маске Аона Отца, перекрывающей тупик.Сыны входили в отверстый рот Отца, спускались к проходу, тянувшемуся в текучих на вид стенах. В мерцании хидриши каменные струи казались живыми и подвижными. Мимо жилища Избранных, из-за закрытой двери которого теперь доносилось щебетанье девичьих голосов, к следующей двери, которую Чара назвала: Собрание. В эту дверь он и вошел, оказавшись в зале среди множества Сынов.Прямоугольное помещение со сводчатым потолком в первобытном сиянии факелов внушало образ гулкой бесконечности. Ренилл не сумел оценить его истинные размеры. Три стены смутно различались среди теней, но четвертая была невидима. Ее скрывал полукруг сверкающих черных колонн. За колоннадой царила непроницаемая тьма. За ее черным занавесом зал Собрания мог простираться в бесконечность.Полукруг колоннады охватывал возвышение, на котором виднелся предмет, напоминавший помесь алтаря с постелью: высокая каменная плита, покрытая темными тканями и засыпанная подушечками и покрывалами.В просторном зале осталось не слишком много свободного места. Должно быть, все жрецы Отца-Аона собрались здесь. Неофиты в потертых одеждах, закутанные в мантии старшие жрецы и вивури в черных плащах с капюшонами. Их легко было узнать: на плече у каждого сидела грациозная ящерка-убийца. Хоть что-то Ренилл увидел своими глазами, хоть что-то существенное доставит во Труниру. Может быть, предстоящая церемония откроет и другие тайны?Ренилл с удивлением заметил расставленные вдоль стен пылающие жаровни. Света от горящих углей не много, а дышать и без того было нечем. Он украдкой утирал выступающие на лбу капли пота. Скрепленная восковой пленкой черная краска на бровях по идее могла противостоять влаге, но Ренилл как-то не рвался это испытывать. От жаровен медленно расходились клубы ароматного дыма. Благовония казались тошнотворно приторными. Ренилл поневоле вдыхал их.Последняя тонкая цепочка закутанных в мантии жрецов втянулась в дверной проем, и дверь со звоном захлопнулась. То ли один из старших жрецов подал не замеченный Рениллом знак, то ли Сыны знали ритуал наизусть — как бы то ни было, Верные молча растянулись подковой перед возвышением. Ренилл не знал, полагается ли распределяться по рангам, и не вдаваясь в тонкости, просто занял место среди низших. Только сейчас ему бросилась в глаза огромная уштра, высеченная в каменном полу посреди зала.Теперь он заметил знак: два служителя в капюшонах, стоявшие на концах подковы, одновременно взмахнули руками. Жрецы, словно мрачная балетная труппа, в едином порыве упали на колени, трижды коснулись лбами пола в знак безраздельной покорности и в унисон затянули бесконечные строки Великого Гимна.Ну, это не трудно. Ренилл давно затвердил слова песнопения. По крайней мере, так он думал до сих пор. Однако сейчас слова почему-то ускользали из памяти. Фразы, строчки, целые строфы — пропали, как не бывало. Он перешел на невнятное бормотание. Голова кружилась. Вот уж не ко времени. Ренилл глубоко вдохнул, но горячий вязкий воздух только добавил мути в голове.Бесконечные песнопения — одни знакомые, другие он слышал впервые. Ренилл старался подпевать в тон, надеясь, что огрехи останутся незамеченными. Вот вдоль рядов движется жрец в мантии (откуда он появился?), держа в руках плоское блюдо и то и дело останавливаясь, чтобы бросить щепотку порошка в запрокинутые лица Верных.Ренилл поднял взгляд. Жрец стоял перед ним. Легкое движение кистью, и в воздухе разлетается темное облачко пыли. Какие-то споры? Растертые листья растений?Ренилл не решился отвернуть лицо, только задержал дыхание, однако острый аромат уже проник в его ноздри. Невесомые пылинки облепили губы, и он едва совладал с искушением стереть их. Жрец перешел к следующему. Ренилл беззвучно выпустил воздух из легких. Сознание мутилось все сильнее. Он предпочитал не думать о том, что ему пришлось вдохнуть. Бросив быстрый взгляд по сторонам, он увидел, что его соседи тихо гудят, склонившись в ритуальной позе. Они не проявляли никаких признаков дурноты. Жрец с порошком на блюде уже добрался до последних в ряду. Другой жрец с таким же блюдом переходил от жаровни к жаровне, посыпая порошком угли. Дым стал гуще, тошнотворный аромат усилился, перед глазами все затуманилось, в ушах звенело. Воздуха! Хоть глоток. Какое счастье дышать чистым воздухом!Голоса Сынов, все еще тянувших песнопения, звучали словно издалека. Опять повторяют Великий Гимн? Нет, уже перешли на Самоотречение. Что ж, Ренилл и его помнил, более или менее. Он забормотал себе под нос.Ренилл уже не мог понять, сколько прошло времени. Он стоял на коленях на каменном полу от рассвета времен, бормоча вместе с другими братьями. Нет этому ни начала, ни конца. Так чудилось Рениллу, когда от благоговейного хора отделился первый пронзительный звук странной мелодии.Он долетел из-под земли — душераздирающий голодный вопль звучал все громче, набирал силу — и вокруг алтаря-постели появились Сыны Лона, и рядом двое носилок с парой готовых разродиться девочек-подростков. Жрецы и одалиски появились откуда-то снизу. Музыканты оставались невидимыми, нестройные звенящие ноты возносились из незримых глубин.Сильные руки перенесли девушек с носилок на алтарь, на котором обе и распростерлись в безмятежном покое. На детских личиках застыли одинаковые бессмысленные улыбки. Подведенные углем круглые глаза смотрели пустым застывшим взглядом ящериц.Их чем-то опоили?Эти Блаженные Сосуды и без дурмана кажутся не в себе, так что трудно сказать.Ренилл сквозь дымку курений покосился на Сынов Аона. Те, не прерывая моления, корчились и извивались в такт музыке. Словно марионетки. Безмозглые куклы. Тут он заметил, что и его тело раскачивается в такт. Он не знал слов, но с его губ срывались бессмысленные ритмичные звуки, руки подергивались, и Ренилл ощущал движение мелких лицевых мышц, о существовании которых прежде даже не подозревал.Он уже не владел своим телом. Марионетка, которую за невидимые веревочки дергает невидимая рука. Впервые за все время, которое провел в ДжиПайндру, Ренилл по-настоящему испугался.Это дурманящие испарения, этот дым. Пройдет…Уверен?Не думать об этом сейчас.Затуманенный взгляд вернулся к возвышению, и, Ренилл изумленно моргнул. Жрецы, окружавшие девчонок с раздутыми животами, успели исчезнуть. На помосте стояла одинокая неподвижная фигура.Широкие черные одежды облекали тело пришельца. Золотая маска скрывала лицо. Отверстия глаз и рта были густо очерчены черным, и из них лучилось мертвенное зеленоватое сияние. Сходство с многочисленными изображениями Отца было явственным, и, конечно, преднамеренным. Но тело под темными покрывалами было, несомненно, человеческим. На груди и плечах виднелось не меньше дюжины артефактов Ирруле — ажурных пузырей, напоминающих подарок Зилура, но в отличие от него, лучащихся силой. На статуях Аона подобных украшений не водилось.Человек, самый обычный человек, только разодет устрашающе.А свет, льющийся изо рта и глаз?Фокус, рассчитанный поражать суеверных простаков.И не только их…Обыкновенный жрец.Нет. Тот самый жрец!Странный холодок подсказал Рениллу, что он наконец увидел перед собой КриНаида-сына. Волоски на запястьях встали дыбом, несмотря на жаркую духоту.Музыка и пение достигли крещендо и смолкли. Коленопреклоненные жрецы замерли в молчании. Миг ожидания затянулся. Ожидание.КриНаид заговорил.При первых звуках, донесшихся из-за маски, Ренилл напрягся всем телом. Никогда еще он не слышал, чтобы такие звуки вылетали из уст человека. Голос звучал хрипло, словно говорил древний старец, но мощь его проникала в самые глубины души и гулко отдавалась под сводами, а может быть, пронзала и преграды времени и пространства.Глупости. Он поддался внушению, словно обычный верующий. Ренилл с трудом расцепил сжатые зубы. Этот шарлатан на подмостках пользуется какой-то механикой, усиливающей и прерывающей голос. Должно быть, приспособление встроено в саму маску. Остроумно и вполне объяснимо. Давай тогда объясни. Какое «приспособление»? Сейчас не время задумываться над этим. Что там говорит этот тип? Странное звучание затемняло значение самих слов. Ренилл вслушался. Не удивительно, что ему трудно уловить смысл. КриНаид говорил на древнем языке чурдишу.Сосредоточься.Легко сказать: перед глазами все плывет, в голове гудит, руки и ноги словно свинцом налиты. Это дым. Трудно, но можно. Первый Жрец, или кто там скрывался за золотой маской, декламировал какой-то обрядовый катехизис, и слушатели хором произносили ответы. Ренилл улавливал только отдельные фразы: Как достичь бесконечности? Это он различил совершенно отчетливо. И ответ: Через Обновление. И дальше… Что питает Вечность? Вечность питает себя. Кто отец Отца? Он сам себе отец. В Обновлении сходятся Исток и Предел, и круг замыкается. И еще… Как обновит он себя? Возьмет то, что дал. Отдаст то, что взял. Равновесие совершенно, цельно и вечно. Равновесие есть вечность, и она — мысль Отца. Мистический вздор. Первый Жрец еще что-то спрашивал, и прилежный хор одурманенных жрецов отвечал ему. Нет смысла вслушиваться в эту чушь. Ренилл позволил себе расслабиться. Мысли блуждали, уплывая с облаками сладковатого дыма.Его привело в себя слабое движение воздуха. Нечто — колебание или слабый удар, заставило его вздрогнуть. Душная комната. Стонущие выкрики Сынов бьют по мозгам. Ренилл протер ослепшие глаза, вдохнул жадный глоток пахучих испарений.Невероятные металлические звуки звенели над гулом жреческих голосов. Должно быть, слух обманывал его: не может так звучать человеческий голос. Ренилл поднял взгляд к черной фигуре, неподвижно застывшей на помосте. Голова под капюшоном запрокинута вверх, руки простерты. Почудилось — или вправду дым окутывает первого жреца, помост и девические тела на алтаре?Шутка воображения. Голова кружилась. Нечем дышать, невозможно думать. И глазам нельзя верить, они ясно говорили ему, что дым, клубящийся на помосте, засветился собственным зеленоватым сиянием. Очнись. Наблюдай. Он снова протер глаза. На руках остались черные разводы. Краска на бровях не выдержала влажной жары. Плохо, но поправимо. А зрение прояснилось, теперь дым, затягивающий алтарь… сиял еще ярче.Это не ошибка, не обман зрения. Густые пряди тумана отчетливо светились. Сквозь дымчатое сияние виднелись застывшие очертания первого жреца и распростертых девочек. Неужели они все так же спокойны? Ренилл напряг зрение. Нет. Детские личики изменились. Бессмысленные усмешки уступили место испуганному недоумению.Жарко в Собрании, нестерпимо жарко. Тошнотворный аромат, волны нестройного гула путают мысли…Если бы они заткнулись хоть на минуту, он бы сообразил… Глотнуть бы свежего воздуха…Он обливался потом, и стены начали вращаться перед глазами. Смотри хорошенько. Там, на помосте, КриНаид шагнул в сторону, и теперь ничто не мешало видеть алтарь. Две маленькие девочки с тяжелыми животами, завернутые в шелка и золотую парчу, раскрашенные личики больше не улыбаются…Лица смутно видны сквозь туман. Сосредоточься. Он всмотрелся и увидел двух перепуганных детей. Девочек, очнувшихся от транса и испуганно озирающихся по сторонам. Одна из них — та, что назвалась Блаженным Сосудом — попыталась сесть, но упала обратно на подушки, слишком слабая или одурманенная, чтобы приподняться с постели. Отказавшись от борьбы, она лежала, медленно качая головой из стороны в сторону. Ее губы шевелились. Другая — Избранная — бессильно раскинулась, приоткрыв рот, и слезы, вытекая из накрашенных глаз, оставляли черные полоски на детских щеках.Туман сгущался, и сияние разрасталось. Хор гремел все громче, словно в безумии, и над какофонией голосов взлетали ноты нечеловеческого голоса Первого Жреца. Смысл речей безнадежно терялся в лихорадочной жаре, в дурманящих испарениях, в багровом сиянии и всеобщем безумии. Свет уже резал глаза, проникал даже в беспросветную тьму за перекрученными колоннами, открывая нечто, притаившееся там, в глубине — нечто огромное и уродливое под черными покрывалами, сияющее из-за маски, древнее и жуткое. Нечто невыразимо чуждое человеку, ужасающее и влекущее.Ренилл готов был отдать жизнь за один взгляд на это. Новый звук вмешался в гром голосов: пронзительный, режущий ухо визг с возвышения. Сквозь ослепительное сияние виднелись два искаженных девичьих лица с разинутыми в крике ртами и круглыми от ужаса глазами.А сияние становилось все ярче, густой туман уже пылал зеленым огнем. Голос КриНаида разносился из горящего облака, и слов нельзя было понять, но мощь его заставляла забыть обо всех звуках во вселенной, и слышать только этот нечеловеческий голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49