Он дошаркал до двери и щелкнул выключателем.
– До сих пор не отрезали свет! – удивленно воскликнул Панчо, словно разговаривая с кем-то, и толкнул дверь в спальню. Но дверь оставалась закрытой. Панчо остолбенел, вытаращил глаза и изумленно замычал. Он сам строил этот дом и прекрасно знал, что дверь в спальню нельзя закрыть ни снаружи, ни изнутри. Панчо налег на дверь – безуспешно. – Это дьявольщина! – вскричал он, быстро трезвея. Будучи стихийным атеистом, Панчо не верил в дьявола, но почувствовал, что в доме есть кто-то чужой.
Зажженный Панчо свет поверг «ударную группу» в смятение и деморализовал Алексиса, который приготовился сгрести Панчо в охапку и заткнуть рот тряпкой, когда старик войдет в спальню. Но как только вспыхнул свет, Алексис придавил дверь своей тушей.
Лысан оставался на кровати. Он щурил глаза и переживал род столбняка. Так цепенеет на месте таракан, когда на него падает яркий луч света. Но таракан, опомнившись, бросается искать темное место, и Лысану тоже страстно захотелось, чтобы свет погас.
Панчо еще раз без большой надежды приналег на дверь. Он решил выйти во двор и посмотреть, что творится в спальне, снаружи. Неожиданно дверь поддалась. Преодолевая сопротивление кого-то невидимого, кто держал дверь, Панчо медленно открыл ее, и его глазам предстал сидящий на кровати под сенью распятия бледный, как мел, Лысан, смотревший на Панчо безумными глазами.
– Карахо! – вскричал Панчо, рассматривая Лысана еще больше протрезвевшими быстрыми глазками. – Как ты сюда попал, дармоед ты этакий! Не иначе как ты пригнал мою машину! Но только где она? Я что-то не заметил! – Панчо медленно вошел в спальню, краем глаза наблюдая, как Алексис у него за спиной прикрывает дверь.
– Машину мы, значит, завтра пригоним! – отозвался Лысан, криво усмехаясь и глядя в сторону. – Мы тут под дождь попали и решили у тебя пересидеть. Зашли, дверь открыта, а хозяина нет! Не иначе как ты, дед, по девочкам решил пройтись! – неожиданно для себя самого пошутил Лысан, постепенно убеждаясь, что Панчо пришел один, и смелея.
Шутка возымела действие. Панчо начал успокаиваться. Как все граждане страны Эль-Параисо, он не был склонен подозревать что-либо недоброе или опасное, если жизнь давала хотя бы крохотный предлог отказаться от таких предчувствий. Попавшим под дождь в Эль-Параисо принято оказывать гостеприимство. И то, что Лысан и его люди без спроса вошли в дом, для Панчо было нормальным поступком застигнутых непогодой людей. Мимо Панчо прошла явная нелепость ситуации.
Он как будто не знал, что дождь льет уже половину суток не переставая, что часы показывают шесть утра и что Лысану и его спутникам решительно нечего делать в такое время и в такую погоду в пятнадцати километрах от Ринкон Иносенте.
– Да-а-а, чико! – взревел Панчо, воодушевляясь. – Девчонки в деревне до сих пор дерутся из-за меня! Ни одна мимо не пройдет, чико, ни одна! Да, правда, сейчас уже не то, что раньше. Когда я был капитаном… – и Панчо собрался уже рассказать Лысану историю героического военного прошлого, мимоходом повысив себя в чине, но почувствовал, что Алексис цепко схватил его сзади за локти и держит.
– Ты что, чико! – изумленно вскинул седые брови Панчо.
– В общем так, стерва старая! – Лысан цедил слова, с удовольствием рассматривая лицо Панчо и ошибочно принимая его выражение за испуг. – Ты нам сейчас все выложишь – или он тебе выпустит кишки. – Панчо вновь изумленно мотнул головой, пытаясь рассмотреть обхватившего его сзади Алексиса. – Машину мы твою утопили! Утопим, значит, и тебя, если будешь упираться!
– Как утопили?! – заморгал Панчо.
– А вот так! Очень просто, значит. Вот он… – Лысан указал на Шакала, – спустил с обрыва прямо в море. Только пузырьки забулькали. Да ты из-за машины не очень расстраивайся! Она тебе не понадобится! Так и так придется тебе кишки выпустить, козел старый! – Лысан любил пугать людей и неплохо умел это делать.
Панчо действительно стало страшно, но жалость к машине и гнев подмяли под себя этот страх. Он зашнырял глазками, переводя их с Лысана на радостно оскалившегося Шакала и обратно.
– Так что, дед, давай, значит, выложи нам, где вы тут «порошок» держите. Все выложи, сволочь старая! Или тебе каюк! – и Лысан выразительно провел толстым пальцем вокруг шеи.
– Какой порошок, чико? – миролюбиво откликнулся Панчо. – Тот, которым тараканов травим? Так он на кухне, за дверью. Ивис туда поставила, в банке жестяной. – Панчо выдержал паузу, а затем еще покладистей попросил Алексиса: – Да отпусти мои руки, чико! Все кости раздавишь! – Алексис еще крепче вцепился в костлявые локти старика. – А ну отпусти, ты, сын старой шлюхи! – повелительно заревел Панчо, и, оглушенный его ревом, Алексис послушно опустил руки.
– Порошок, карахо! – медленно проговорил Панчо. – Будет вам сейчас порошок, ребята! – произнес он, ласково пошевеливая буровато-седыми бровями. Затем сделал несколько задумчивых нерешительных шагов в сторону Лысана, который подался вперед всем телом и превратился в слух, ожидая, что Панчо поведет его в свои закрома. – Какой, к ядреной матери, порошок! – взревел Панчо и, с юношеской легкостью подскочив к Лысану, влепил ему великолепный хук левой огромным волосатым кулаком орангутанга.
Лысан рухнул на кровать, а сверху на него свалилось не выдержавшее сотрясения кровати распятие. Оно упало на твердую голову Лысана и разбилось на большие трухлявые куски. Дорогое, черного дерева распятие оказалось куском крашеного папье-маше.
Старик уже не смотрел на Лысана. Он повернулся к Алексису и, приняв довольно правильную боксерскую стойку, пританцовывал на месте, оглашая дом и его окрестности страстными ругательствами. В молодости Панчо увлекался боксом.
Алексис затравленно молчал и с опаской смотрел на старика, который проявлял явное намерение атаковать. Голова Панчо едва доставала до плеча Алексиса, старик был заметно пьян, однако его зычные вопли парализовали золю Алексиса и внушали лишь желание бежать, пока здесь не появился еще кто-нибудь.
Алексис начал пятиться к двери, им же прикрытой. Он уже зацепился пальцами за ручку двери, но Панчо вдруг оказался совсем рядом, и дикая боль пронзила Алексиса, вырвав из его груди истошный вопль. Алексис свалился на мокрый земляной пол и катался из стороны в сторону, двумя руками держась за то место, которое мужчинам следует всячески оберегать, особенно в драке. Поглощенный созерцанием кулаков Панчо, огромных узловатых кулаков, которым позавидовал бы орангутанг, Алексис прозевал коварный удар носком ступни в пах.
Разбираться с забившимся в угол Шакалом Панчо счел ниже своего достоинства. Им овладела новая мысль. Продолжая осыпать своих гостей оглушительной руганью, он выскочил в коридор и зашлепал босыми ногами по земляному полу Лысан пришел в себя и бросился к выходу. За ним побежал Шакал. Последним из дома вывалился, держась руками за раненое место и завывая от боли, Алексис.
Во дворе было уже светло. Дождь обрушивался на покрытую толстым слоем воды жирную землю Ринкон Иносенте. Струи воды падали сверху и, сливаясь в потоки, неслись туда, где пологие склоны гор кончались берегом океана. Земля уже не принимала в себя воду и гнала ее в море.
Лысан остановился шагах в двадцати от дома, поджидая соратников и прислушиваясь к крикам Панчо.
– Скорее, мать вашу!.. – заорал Лысан, увидев, как тяжело бежит, увязая в жирной грязи, раненый Алексис, выступавший в этот момент в роли арьергарда. – Скорее! Он всю деревню на ноги поднимет!
Лысан на этот раз оказался прав. К дому, несмотря на дождь, уже спешили десятка полтора односельчан, разбуженных необычными по своей громкости и страстности выкриками Панчо. Он кричал так по-новому, что всем, слышавшим его, стало понятно, что случилось что-то, требующее внимания и участия. Лысан не мог еще видеть этих полуодетых, утопающих в грязи людей, но инстинктом затравленного зверя чувствовал их приближение.
Когда Алексис наконец догнал Лысана и Шакала и они все вместе образовали плотную группу, воздух сзади них разорвал громогласный окрик Панчо.
– Стой! Стрелять буду! Руки за голову, ублюдки! – Панчо стоял на пороге сарая и целился в ударную группу из длинного ружья.
Заслышав приказ бывшего капитана, «ударная группа», как по команде, залегла в грязь, а затем, следуя примеру Лысана, короткими перебежками устремилась в спасительные заросли бананов.
– Застрелю! – прокричал Панчо, убедившись, что его приказ не выполняется. Но несмотря на эту страшную угрозу, «ударная группа» продолжала организованное по всем правилам военной науки бегство. Панчо прицелился и выстрелил дуплетом из обоих стволов в ту сторону, где, перебегая от одного банана к другому, ускользала ударная группа.
Как говорила Ивис, попасть из ружья Панчо можно было только в упор, что оказалось очень даже на руку Лысану и его спутникам, которым стрельба Панчо не нанесла никакого ущерба. Они продолжали свое неудержимое движение, и только шевеление кустов выдавало их присутствие. Перед лицом опасности Алексис забыл о полученном телесном повреждении и перестал выть. Панчо оставался на пороге сарая, размахивая ружьем и изрыгая ругательства, а двор вдруг наполнился людьми.
– Хватайте их, люди! – орал Панчо, однако сам не спешил в погоню – он взял на себя роль руководителя. – Это бандиты! Эти ублюдки утопили мою машину! Карахо, это настоящие бандиты! Их надо перестрелять, всех поголовно! Мерзавцы! Они хотели убить меня! Но не зря я служил в армии! Не на того напали!
Соседи Панчо сосредоточенно и серьезно прислушивались к его выкрикам, всматривались в пелену дождя, пытаясь рассмотреть в кустах тех, о ком кричал старик, но не двигались с места. Гоняться за людьми и хватать их в Эль-Параисо не принято.
Наконец молодой мулат произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Надо позвонить в полицию. Старик пьян, но, похоже, не врет! Здесь что-то случилось. Это те самые чудаки, что были здесь пару дней назад и наняли у Панчо машину. Я видел их. Пойдем, чико! – обратился он к Панчо. – Позвоним, расскажешь все сам! Далеко они по такой грязи не уйдут. Успокойся, дедушка! Пострелял, и ладно. Кому охота за ними по грязи гоняться. И потом, они же иностранцы!
В слове «иностранец» для людей Эль-Параисо заключен сложный и мало понятный для непосвященного смысл. Иностранец – это человек неприкосновенный, человек, трогать которого не следует ни при каких обстоятельствах. Такова традиция, бог знает почему сложившаяся в Эль-Параисо много-много лет назад.
Ее величество Госпожа Случайность, некоронованная королева, нигде не имеет такой чудовищной власти, как в самом счастливом уголке нашего большого мира, в Эль-Параисо. Этим и только этим можно объяснить роковую цепь совпадений и неожиданностей, которые произошли в то воскресное утро, когда под огнем Панчо «ударная группа» организованно отступила от его дома и провела еще примерно три часа под проливным дождем, продираясь сквозь заросли колючего кустарника.
Выбраться из кустов оказалось совсем не просто.
В пылу отступления «ударная группа» забилась в такие заросли, что вернуться к дороге помог лишь случай и сверхчуткие уши Шакала. Каким-то непостижимым образом он сумел различить в шуме дождя звук моторов грузовиков, которые везли в Ринкон Иносенте пиво и мороженое из столицы.
Бесперебойное снабжение пивом и мороженым самых отдаленных уголков страны – одно из благ, которого добился народ Эль-Параисо в результате долгой борьбы против диктаторов разных мастей. В капризном климате Эль-Параисо случаются ливни, ураганы, наводнения. Случаются землетрясения. Случиться может все что угодно, но в воскресный вечер свободные граждане Эль-Параисо будут есть мороженое и пить пиво. Так было, так есть и так будет. И поэтому колонна с жизненно важными продуктами упорно пробивалась сквозь ливень и ночь и достигла подступов к Ринкон Иносенте именно тогда, когда «ударная группа» прощалась с надеждой когда-нибудь выбраться из кустов и вместо привычной ругани мокрые губы Лы-сана издавали жалкое, невнятное бормотание.
– Я слышу, это самое, шоссе! – воскликнул Шакал, поводя ушами, и Лысан остановился. Он не слышал ничего, кроме дождя.
Шакал показывал рукой в ту сторону, откуда, как казалось Лысану, они только что пришли. Он угрюмо повел головой и молча повернул назад. Ему было уже все равно, куда идти. Шакал побежал напролом, не разбирая дороги, на только ему слышный звук мотора. Через несколько минут впереди показался просвет, и «ударная группа» увидела дорогу.
Кювет превратился в настоящую реку глубиной по пояс Алексису и по горло Шакалу, однако эта водная преграда была форсирована с ходу – мокрым членам ударной группы нечего было терять. Они сгрудились на обочине дороги и молча смотрели туда, где в пятидесяти шагах стоял длинный рефрижератор, набитый ящиками с пивом. Водитель закутался в дождевик и возился с передним колесом.
– Грузовики водил? – отрывисто осведомился Лысан у Шакала, и тот нерешительно кивнул. – Тогда пойдем! – Лысан двинулся к грузовику. Алексис сразу же догнал его, а Шакал засеменил поодаль, жмурясь от страха.
Шофер грузовика, маленький щуплый мулат средних лет, был неприятно удивлен, когда неведомая сила оторвала его от земли и потащила куда-то. Шофер был увлечен вопросом, дотянет ли переднее колесо до Ринкон Иносенте или попробовать его подкачать. Как раз в тот момент, когда он окончательно склонился к решению доехать оставшиеся километры и не пытаться надуть огромное колесо, Алексис греб его в охапку.
– Ты с ума сошел, чико! – заорал увидевший наконец Алексиса мулат, пытаясь вырваться. – Куда ты меня тащишь!
Алексис тащил шофера к двери рефрижератора, с которой Шакал уже сорвал пломбу. Его впихнули в дышащий холодом фургон, и Алексис, прежде чем закрыть дверь, прорычал:
– Будешь орать – прибью! Голову разобью! – уточнил он свою угрозу.
Тем временем Шакал пинал ногами переднее колесо и с сомнением качал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45