Берр глубоко вздохнул.– Ясно, Рекс. Понял. С этого момента буду соблюдать первые принципы.– Рад это слышать, Леонард.Берр положил трубку и позвонил Руку.– Роб, Рекс Гудхью больше не будет получать неочищенную информацию «Пиявки». Срочно принять к сведению. Завтра пришлю тебе письменное подтверждение.Тем не менее все остальное шло гладко, и если Берр продолжал беспокоиться из-за оплошности, допущенной Гудхью, то ни у него, ни у Стрельски не было ощущения неотвратимого провала. То, что Гудхью назвал подведением черты, Берр и Стрельски называли прямым попаданием, а сейчас они только и мечтали об этом прямом попадании, то есть о том моменте, когда наркотики, оружие и игроки окажутся в одном месте и удастся проследить, куда текут деньги, и (предполагая, что команда получит все необходимые права и полномочия) лихие парни выскочат из-за деревьев и закричат: «Руки вверх!» – а плохие парни жалко улыбнутся и скажут: «Сдаюсь, офицер» – или если они американцы: «Ты еще попомнишь меня, Стрельски, ублюдок».Примерно так они шутливо представляли это друг другу.– Пусть все зайдет как можно дальше, – по-прежнему настаивал Стрельски – на встречах, по телефону, за кофе, на пляже. – Чем ниже они скатятся, тем труднее им будет сыграть в прятки и тем ближе мы к Господу.Берр соглашался. Ловить жулье – то же самое, что ловить шпионов, сказал он. Нужен только хорошо освещенный угол, фотоаппараты наготове, один человек в теплой полушинели с планами, другой – в котелке, с чемоданом, набитым разными счетами. И, если тебе повезет, дело в шляпе. Операция «Пиявка» должна была дать ответ на следующие вопросы: «Чья улица? Чей город? Чье море? Чья юрисдикция?» Поскольку одно было ясно: ни Ричард Онслоу Роупер, ни его колумбийские партнеры по торговле вовсе не собирались обделывать свои делишки на американской земле. * * * Вторым человеком, оказывавшим всяческую поддержку и вселявшим оптимизм, был новый федеральный прокурор, которому поручили это дело. Прескотт, так его звали, занимал и еще один, более высокий пост – первого заместителя министра юстиции США, и все, кого Стрельски спрашивал о нем, говорили, что Эд Прескотт – лучший первый заместитель министра юстиции, какой когда-либо существовал на свете, просто самый лучший, ей-богу, Джо. Все Прескотты конечно же были выпускниками Йеля, и двое-трое из них имели связи с управлением, – а как же иначе? – и ходил слух, который Эд никогда официально не опровергал, что он кем-то там приходится Прескотту Бушу, отцу Джорджа Буша. Но Эда подобная чепуха никогда не волновала, это он всем сразу давал понять. Он был серьезным вашингтонским игроком с собственной программой и, занимаясь работой, оставлял свою родословную за дверью.– Что случилось с тем парнем, что был до прошлой недели? – спросил Берр.– Думаю, ему надоело ждать, – ответил Стрельски. – Эти люди не шляются без дела.Как всегда ошарашенный американскими темпами смены сотрудников, Берр промолчал. Лишь много позднее он понял, что они со Стрельски, из уважения друг к другу, умалчивали об одних и тех же вещах. Между тем Берр и Стрельски, не первые и не последние, пытались добиться невозможного – убедить Вашингтон санкционировать акт задержания на море винтового парохода «Ломбардия», зарегистрированного в Панаме, идущего из Кюрасао и направляющегося к свободной зоне Колон, на том основании, что, как стало известно, на его борту находится сверхсовременное оружие стоимостью пятьдесят миллионов долларов, описанное в декларации как турбины, тракторные запчасти и сельскохозяйственные машины. Впоследствии и тут Берр стал винить себя – как он винил себя чуть ли не во всем, – что, подкупленный безыскусным шармом и простыми манерами Эда Прескотта, проводил слишком много часов в его огромной конторе в центре города и слишком мало посвящал исполнению своих прямых обязанностей.Но что ему оставалось делать? Секретная радиосвязь между Майами и Вашингтоном работала круглосуточно. Налетела туча официальных и не совсем официальных экспертов, и вскоре в ней замелькали знаменитые британские фигуры: Милашка Кэти из посольства в Вашингтоне, Мэндерсон из отдела морских связей, Хардэкр, специалист по радиоперехвату, и некий молодой юрист из Ривер-Хауз, которого, согласно молве, выращивали на смену Пэлфрею, юридическому консультанту группы по изучению снабжения.Иногда казалось, что весь Вашингтон переехал в Майами; в иные дни штат конторы прокурора сокращался до двух машинисток и телефонистки, а первый заместитель министра юстиции Прескотт со своей командой отправлялся сражаться на Капитолии. Берр, ничего не смысливший в прелестях американской внутриполитической борьбы, находил утешение в лихорадочной деятельности, полагая, вероятно, как гончая в детстве Джед, что если много суетиться, то наверняка что-нибудь получится. * * * Никаких оснований для серьезных опасений пока что не было, только мелкие сигналы тревоги, без который не обходится ни одна тайная операция: к примеру, постоянные нервирующие напоминания о том, что жизненно важная информация – некоторые перехваченные телефонные разговоры, фотографии с воздуха, донесения разведчиков из Лэнгли с мест – как будто застревает где-то по дороге к Стрельски, и еще у Берра и Стрельски было схожее жуткое чувство, – в котором они не сознавались друг другу, – что операция «Пиявка» проводится параллельно с какой-то другой операцией, нитей которой они пока не могут нащупать.А если отвлечься от этого, то единственной их головной болью был, как всегда, Апостол, провалившийся как сквозь землю уже не в первый раз за свою непростую карьеру информатора Флинна. И это было тем более неприятно, что Флинн улетел на Кюрасао для встречи с ним и теперь торчал в дорогом отеле, чувствуя себя девочкой на шаре.Но даже при всем при том Берр не видел повода для беспокойства. На самом деле, если быть до конца честным, то у Ало имелись свои причины скрываться. Его укротители обращались с ним очень сурово. Пожалуй, чересчур. Апо уже давно выражал свое недовольство и угрожал забастовать до тех пор, пока его амнистию не подпишут и не заверят печатью. Тучи сгущались, и было бы неудивительно, если бы он предпочел держаться на расстоянии, не подвергая себя риску быть приговоренным к еще шести пожизненным заключениям в качестве соучастника крупнейшей, судя по всему, аферы с оружием и наркотиками в новейшей истории.– Пэт только что позвонил отцу Лукану, – докладывал Стрельски Берру. – Лукан не имеет от него никаких вестей. Пэт тоже.– Может быть, Апо хочет проучить его, – предположил Берр.В тот же вечер они занялись перехватом, наугад прослушивая телефонные разговоры из Кюрасао:Лорд Лэнгборн – в адвокатскую контору «Менез и Гарсиа», Кали, Колумбия, партнерам доктора Апостола, являвшимся, как было установлено, подставными лицами картеля в Кали. Доктор Хуан Менез снимает трубку.– Хуанито? Сэнди. Что случилось с нашим другом доктором? Он что-то долго не появлялся.Восемнадцатисекундная пауза.– Спроси у Иисуса Христа.– Что это, черт побери, значит?– Сэнди, наш друг – верующий человек. Может быть, он ушел от мирской суеты.Договорились, что, учитывая близость Каракаса и Кюрасао, доктор Моранти срочно прибудет на Кюрасао в качестве замены.И опять Берр и Стрельски, как они впоследствии признались друг другу, скрыли друг от друга свои подлинные мысли.После разговора Лэнгборна аппараты зафиксировали отчаянные попытки сэра Энтони Джойстона Брэдшоу прозвониться Роуперу из нескольких телефонов-автоматов в районе Беркшира. Сначала он пытался звонить по телефонной карточке, но голос оператора сообщил ему, что такой звонок не проходит. Он запросил контролера, представился, говорил пьяным голосом, и тогда его вежливо, но твердо прервали. Тогда он заказал разговор с конторой «Айронбрэнд» за счет компании. В первый раз его заказ не принял коммутатор, во второй раз ответил один из Макдэнби, но быстро его отшил. В конце концов он обратился непосредственно к капитану «Паши», находившегося в это время у берегов Антигуа:– Так где-же он тогда? На Кристалле его нет. Я запросил «Айронбрэнд», и там какой-то наглый тип сказал мне, что он продает фермы. Теперь ты говоришь мне, что его «ждут». Мне начхать, ждут его или нет! Он мне нужен сейчас! Я сэр Энтони Джойстон Брэдшоу. Это срочно. Ты знаешь, что такое срочно?Капитан предложил позвонить по личному номеру Коркорана в Нассау. Брэдшоу уже безуспешно пытался позвонить туда.Тем не менее Брэдшоу нашел-таки того, кого искал, и поговорил с ним без свидетелей – как показали дальнейшие события.На рассвете позвонил дежурный офицер из бункера. Он говорил с ледяным спокойствием человека, находящегося у пульта управления полетом, когда все приборы показывают, что ракета вот-вот разлетится на кусочки.– Мистер Берр, сэр? Сэр, вы можете спуститься прямо сейчас? Мистер Стрельски уже в пути. У нас проблема. * * * Стрельски ехал один. Он бы предпочел взять с собой Флинна, но Флинн все еще чах от тоски на Кюрасао, а Амато помогал ему в этом, поэтому Стрельски приходилось управляться за троих. Берр предложил сопровождать его, но Стрельски не мог простить англичанам их роли в случившемся. Не Берру – Леонард был его другом. Но дружба дружбой, а дело делом. Во всяком случае, сейчас. Поэтому Стрельски оставил Берра в бункере с мерцающими экранами и испуганным ночным персоналом и строго распорядился, чтобы никто не предпринимал никаких шагов ни в каком направлении, никому ничего не сообщая, ни Пэту Флинну, ни прокурору, ни одной живой душе, пока он все не проверит и не скажет"да" или «нет».– Ясно, Леонард? Слышишь меня?– Я слышу тебя.– Хорошо.Шофер ждал его в гараже – его звали Уилбур, довольно приятный парень, но явно достигший своего потолка, – и они понеслись с зажженными фарами и завывающими сиренами через пустой центр города, что показалось Стрельски безумно глупым – куда, в конце концов, торопиться и к чему всех будить? Но он ничего не сказал Уилбуру, потому что в глубине души чувствовал, что если бы он был за рулем, то ехал бы точно так же. Иногда мы делаем такие вещи из уважения к кому-то. А иногда нам просто больше ничего не остается.Кроме того, они действительно торопились. Когда что-то начинает случаться с главными свидетелями, то можно смело сказать, что надо торопиться. Когда все идет чуть-чуть не так, как надо, чуть-чуть дольше, чем надо; когда ты все больше и больше скатываешься к краю, а все из кожи вон лезут, чтобы убедить тебя, что ты-то и есть пуп земли – Господи, Джо, где бы мы были без тебя? – когда ты наслушался в коридорах чуть-чуть слишком много странного политического теоретизирования – разговоров о «Флагманском корабле» не как о кодовом названии, а как о новой операции – разговоров о расширении ворот и о наведении порядка на собственном заднем дворе; когда перед тобой на пять улыбающихся лиц больше, и больше на пять очень полезных разведсообщений, и все – дерьмо; когда вокруг тебя ничего не меняется, только мир, в котором, как тебе казалось, ты вращаешься, тихо ускользает от тебя, и чувствуешь себя брошенным на плоту посреди медленно текущей реки, кишащей крокодилами, и знаешь, что плывешь не в ту сторону – и, Джо, Бога ради, Джо, ты самый что ни на есть лучший офицер полиции – ну да, тогда ты можешь уверенно сказать, что пора торопиться, чтобы узнать, какой хрен с кем приключился.Иногда ощущаешь свое поражение, думал Стрельски. Он любил теннис, любил особенно смотреть по телевизору крупным планом ребят, пьющих колу в перерывах между сетами, и любил видеть лицо победителя в ожидании победы и лицо проигравшего в ожидании проигрыша. И проигравшие выглядели именно так, как он сейчас себя ощущал. Они играли свою игру и выкладывались, но счет есть счет, и на рассвете нового дня он был не в пользу Стрельски, а в пользу магнатов из «чистой разведки» по обе стороны Атлантики.Они проехали отель «Грандбэй», любимое пристанище Стрельски, когда ему хотелось убедить себя, что мир – красивое и тихое местечко, поднялись на гору, удаляясь от берега, эспланады и парка, и проехали через железные ворота с электрическим управлением туда, где Стрельски никогда не бывал, – в шикарный квартал Санглэйдз, где толстосумы, обогатившиеся на наркотиках, мошенничают, и трахаются, и живут с черной охраной и черными швейцарами, и с белыми столами и белыми лифтами, и с чувством, что когда ты проехал ворота, то попал в более опасное место, чем тот мир, от которого они тебя ограждают. Быть таким богатым в таком городе настолько опасно, что удивительно, как это они все давно не остались лежать мертвыми в своих кроватях имперских размеров.В это раннее утро внешний двор был запружен полицейскими машинами и телевизионными автобусами, и машинами «скорой помощи», и всеми атрибутами аппарата управляемой истерии, который призван смягчать кризис, но на самом деле лишь прославляет его. Крики и огни усилили ощущение нереальности происходящего, преследовавшее Стрельски с тех пор, как полицейский сиплым голосом сообщил ему новости, «потому что, мы знаем, вас интересует этот малый». «Меня здесь нет, – подумал он. – Мне это уже когда-то снилось».Он узнал кое-кого из отдела убийств. Краткие приветствия. «Привет, Глиб. Привет, Рокэм. Приятно встретиться. Господи, Джо, где тебя черти носили? Хороший вопрос, Джефф, может, черти все это и подстроили». Он узнал людей из своего собственного агентства. Мэри Джо, с которой он однажды переспал после одной вечеринки, к их взаимному удивлению. Серьезный мальчик по имени Метцгер, выглядевший так, словно в Майами не хватало воздуха.– Кто там, Метцгер?– Сэр, полиция пригласила почти всех, кого они знают. Ужасно, сэр. Пять дней без кондиционера, так близко к солнцу, это действительно отвратительно. Почему они выключили кондиционер? По-моему, это просто варварство.– Кто просил тебя прийти сюда, Метцгер?– Из отдела убийств, сэр.– Когда это было?– Сэр, час назад.– Почему ты не позвонил мне, Метцгер?– Сэр, они сказали, что вы заняты в бункере и что вы в курсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68