Прочая информация о новоприбывшем собиралась по крупицам с тем почти сверхъестественным хитроумием, без которого не сплести ни одной сети. Насколько он богат, например, судили по тому, как он расплачивался наличными, складывая новехонькие пятерки и десятки словно в карточную колоду на морозильник миссис Рут – понятно вам теперь, откуда все это? – разумеется, он за все платил только наличными!– Скажите, миссис Трезевэй, когда остановиться, – говорил Линден, продолжая метать банкноты. Страшно было даже подумать, что это не его деньги. Да ладно, деньги ведь не пахнут, как кто-то сказал.– Но это не мое дело, – протестовала она, – а ваше. Я могу взять все, что у вас есть, и еще прихватить. – В провинции шутки удаются, когда их повторяют без конца.А как он болтал на всех мыслимых иностранных языках! На немецком, по крайней мере. Потому что когда у Доры Харрис остановилась больная немка путешественница, Джек Линден узнал о ней и приехал в Каунт-Хауз и разговаривал с туристкой, пока миссис Харрис для приличия сидела рядышком на кровати. И когда прибыл доктор Мэддерн, Линден переводил ему с немецкого все симптомы, подчас такие интимные, рассказывала Дора, но все равно Джек Линден в словах не путался. А доктор Мэддерн сказал ей, что надо специально учиться, чтобы знать все эти слова, тем более по-немецки.А как он лазил по скалам и утесам спозаранку! И что ему не спалось-то? Вот Пит Хоскин с братом, когда они на рассвете поднимали свои верши у Ланион-Хед, каждый раз видели, как он скачет, как козел, со скалы на скалу с рюкзаком за плечами: и черт его знает, что у него в рюкзаке было в такой-то час! Наркотики, пожалуй. А что же еще? Теперь-то мы знаем.А как он вспахивал целые луговины между утесами, орудуя своей киркой, как будто земля, которая его родила, в чем-то виновата: этот парень мог бы каждый день честно трудиться, никому не пуская пыль в глаза. Он говорил, овощи выращивает, а никогда не оставался подолгу, чтобы поесть их.И всегда сам себе готовил, прибавляла Дора Харрис, и, судя по запахам, все такие деликатесы, что если юго-западный ветер не очень наяривал, у нее текли слюнки, а ведь тут – целых полмили, да и у Пита с братом, когда они в море выходили, тоже под ложечкой сосало.А как он был ласков с Мэрилин Трезевэй, или, вернее, она с ним была ласкова – ну да, конечно, Линден со всеми был ласков, но Мэрилин три зимы не улыбалась, пока Джек Линден ее не распотешил.И еще, два раза в неделю он привозил старой Бесси Джейго на мотоцикле все, что ей было нужно из лавки миссис Рут – ведь Бесси живет поблизости от Ланион-Лэйн. А как он аккуратно расставлял ей все по полкам и никогда не сваливал банки и свертки кучей на столе, чтобы она потом сама их разбирала. И болтал с ней, да все о своем коттедже, где он укрепил крышу и вставил новые оконные переплеты, и проложил новую дорожку к парадному входу.Но на этом все разговоры заканчивались, больше ни словечка, ни где он жил прежде, ни чем жил, и только случай позволил им выяснить, что он занимается лодочным бизнесом в Фалмуте в фирме, которая называется «Морской конек», специализирующейся на сдаче в аренду парусных лодок. Но это все несерьезно, уверял Пит Пенгелли, больше похоже на место встречи контрабандистов с торговцами наркотой. Пит увидел его сидящим в конторе в тот день, когда пригнал в Фалмут фургон, чтобы забрать отремонтированный подвесной мотор из мастерской Сперроу, что по соседству с «Морским коньком». Линден сидел за столом, рассказывал Пит, и разговаривал с огромным, толстым, потным бородатым амбалом с вьющимися волосами и золотой цепочкой на шее, который, кажется, там всем и заправлял. Так что когда Пит пришел к Сперроу, то напрямик и спросил у старого Джейсона: что там происходит, Джейсон, в «Морском коньке», что там творится? Больно похоже, что они на мафию работают.Одного зовут Линден, другого – Харлоу, сказал ему, Питу, Джейсон. Линден-то как будто из центра, а этот толстый бородатый амбал – из Австралии. Купили фирму на двоих, расплатились наличными, но бьют, мерзавцы, баклуши дни напролет. Курят как черти да на яхте катаются в бухточке для удовольствия. Линден, допустим, моряк какой-никакой, соглашался Сперроу. А этот жирный Харлоу руля от задницы отличить не может. Еще Джейсон говорил, что они ссорятся часто. Этот Харлоу как резаный бык орет. А другой-то, Линден, только улыбается. Вот тебе и компаньоны, заключил Джейсон с глубочайшим презрением.Так они впервые услышали об этом Харлоу. Линден – Харлоу. Враги-компаньоны.Неделю спустя в обеденное время Харлоу появился во плоти в забегаловке у Снага, и какой плоти! – такой глыбы вы никогда не видели, восемнадцать стоунов, а может, все двадцать. И эта глыба зашла вместе с Джеком Линденом, и они присели там, в углу, где мишень для игры в «дартс», в общем, там, где любит Уильям Чарльз посидеть. Харлоу занял собой всю скамейку и три пирога уплел. И оба не уходили до самого закрытия. Склонились над картой и шептались о чем-то, будто чертовы пираты. Знаем-знаем почему. Они все там размечали, как надо.А теперь, посмотрите-ка, Джамбо Харлоу убит. А Джек Линден как сквозь землю провалился. И никому «до свидания» не сказал. * * * Исчез так быстро, что у многих даже в памяти не отложился. Так тщательно замел следы, что, если бы у Снага на стене не было газетной вырезки, многие бы и не поверили никогда, что вообще с ним встречались; и если бы долина Ланион не была отгорожена оранжевой лентой, охраняемой двумя молодыми нагловатыми стражами порядка из Камборна; и если бы детективы в штатском не топтались вокруг от утренней дойки до глухой темноты – им впору три машины прожрать, заметил Пит Пенгелли; и если бы журналисты из Плимута и даже из Лондона не посыпались гроздьями, некоторые из них в юбках, да и остальные могли бы ими прикрыться, а не задавать всем подряд глупые вопросы начиная с Рут Трезевэй и кончая дурачком Лакки, недоумком, гуляющим всегда со своей восточноевропейской овчаркой, такой же дурой, как и ее хозяин, только зубов побольше: во что он был одет, мистер Лакки? О чем он говорил? Не подвергались ли вы насилию с его стороны?– Сначала мы никак не могли понять, кто полицейский, а кто репортер, – любил вспоминать Пит под хохот Снага. – Репортеров мы величали сэрами, а полицейских посылали куда подальше. На второй день мы уже посылали всех без разбора.– Он никого не убивал, ты! – проворчал сморщенный от старости Уильям Чарльз со своего места под мишенью. – Они никогда ничего не докажут. Нет убитого, значит, нет убийцы. Так в законе сказано.– Но зато они нашли кровь, Уильям, – вмешался младший брат Пита Джейкоб, у которого в аттестате было три отличных оценки.– По фигу кровь, – не унимался Чарльз. – Капля крови ничего еще не доказывает. Какой-нибудь столичный пидер порезался, когда брился, полиция обрадовалась и говорит: Джек Линден – убийца. Туда их...– Почему же он смылся? Если не убивал? Ноги сделал? Да еще ночью.– Туда их, – повторил смачно Чарльз, словно не чертыхался, а «аминь» говорил.А зачем бедняжку Мэрилин бросил? Ты посмотри на нее, бледная, словно змеем укушенная, и все на дорогу смотрит, вдруг мотоцикл его покажется. Она-то никакой чепухи полицейским не намолола. Вроде никогда о таком и не слыхивала, и отвали! Вот и весь сказ.Поток разнообразнейших воспоминаний, где было много странного и непонятного, связанного с загадочным появлением и исчезновением Джека Линдена, нес их неудержимо и непонятно куда: дома ли, где они сидели перед телеэкранами, уставшие как собаки после ежедневного каторжного труда, у Снага ли в туманные вечера, где потягивали пиво, уставясь в дощатый настил. Упали сумерки, и туман накатил с новой силой, забиваясь между оконными рамами, словно пар, так что дышать тяжело становилось. Ветер стих, вороны угомонились. Вокруг носились запахи парного молока с сыроварни, керосина из топок, угля, табака, силоса и морских водорослей со стороны Ланиона. Вертолет молотил воздух, пробиваясь сквозь туман к островам Силли. Где-то в море мычал танкер. Колокол на церковной башне звякнул раз, словно гонг на боксерском ринге. Все существовало отдельно, само по себе, будь то запах, или звук, или обрывок воспоминаний. Шаг шагнешь – и улица хрустит под ногами, словно проломленный затылок.– А скажи мне одну вещь, парень. – Пит Пенгелли заговорил вдруг, словно нашел новый не обсужденный еще аргумент, хотя все сидели некоторое время в полном молчании. – Должна же быть какая-то причина. У Джека Линдена, что бы он ни делал, всегда был свой резон. Кто скажет, что нет?– А он в море был не слабак, – согласился Джейкоб, который, как и его старший брат, занимался ловлей рыбы. – Ходил с нами как-то в субботу, так ведь, Пит? Ни слова не говорил. Сказал только, мол, хочет рыбки домой взять. Я предложил ему почистить ее, правда, Пит? А он – о, я сам! И давай, значит. Голова, хвост, мясо. Только руки мелькают.– А как он сам ходил! В одиночку, в шторм – до Фалмута!– Этот боров из Австралии получил то, что заслуживал, – донесся голос из угла. – Он был такой грубиян, с Джеком нипочем не сравнить. Ты видел его руки, Пит? Огромные, что оковалки!Последнее замечание даже Рут Трезевэй заставило предаться философским размышлениям, хотя она всегда старалась воздерживаться от высказываний по поводу дочери, и всякому, кто попытался бы сказать что-то о Мэрилин в ее присутствии, заткнула бы рот.– В любом человеке сидит дьявол и только ждет момента, – объяснила Рут, после смерти мужа ни во что не ставившая мужское большинство в пивнушке Снага. – Даже среди нас не найдется человека, у которого в душе не сидел бы убийца, а у ж если найдется подонок, что достанет тебя, то будь ты хоть сам принц Чарльз, я ни за что не ручаюсь. Джек Линден был просто слишком уж воспитан для своего сложения. Все, что он так тщательно прятал, однажды и вылезло. В тихом омуте...– Будь ты проклят, Джек Линден, – выпалил вдруг Пит Пенгелли, красный от выпитого пива, после того как из уважения к проницательности Рут все помолчали немного. – Если бы ты зашел к нам сейчас, я угостил бы тебя кружкой пива и пожал бы твою мужественную руку вот этой самой рукой, как в ту ночь.Но уже на следующий день Джек Линден был забыт, и забыт надолго. Забыты его изумительные вояжи в открытое море и два таинственных человека, приезжавшие к нему на «ровере» накануне его неожиданного исчезновения – и еще несколько раз до этого, как утверждали самые осведомленные.Вырезка из газеты все еще красовалась на стене пивной, голубые утесы Ланиона сочились водой и курились в ненастье, которое, казалось, повисло над ними навсегда, нарциссы и утесники спокойно цвели вдоль речки Ланион, через которую в это время года можно было спокойно перешагнуть. За ней заросшая тропинка петляя вела к приземистому коттеджу, где когда-то жил Джек. Вокруг Ланион-Хед в безопасных бухточках стояли на якоре рыбачьи лодки. Но там, где темные скалы, как огромные крокодилы, почти скрывались под водой, обнажая могучие шершавые спины лишь во время отлива, были такие течения и водовороты, что не проходило и года, чтобы какой-нибудь идиот англичанин, захватив с собой подружку, не вышел бы на резиновой лодке понырять с аквалангом за какой-нибудь дрянью с затонувших кораблей и не нырнул бы в последний раз или не оказался бы так далеко в открытом море, что без вертолета не найти.Как здесь говорили, в бухте Ланион уже столько утопленников, что Джек Линден, отправивший к ним бородатого австралийца, только пополнил список.А что Джонатан?Джек Линден был для него такой же загадкой, как и для местных. Когда он открыл ногой дверь коттеджа и свалил на голые доски весь свой скарб, шел мелкий, противный дождь. Триста тридцать миль он одолел за пять часов. И все же, когда он прошелся из одной заброшенной комнаты в другую в своих мотоциклетных ботинках и взглянул сквозь разбитые стекла на апокалиптический ландшафт, он улыбнулся самому себе так, словно оказался во дворце, о котором мог мечтать разве что во сне. «Я на правильном пути, – подумалось ему. – Я сделаю из себя человека. – Не в этом ли он поклялся себе в винном погребе герра Майстера. – Я добьюсь того, чего мне не хватает. Чтобы быть достойным Софи».Все, к чему его готовили в Лондоне, существовало в его голове отдельно, само по себе: тренировки внимания, зрительной памяти, способности запоминать информацию, непрестанный долбеж инструкций по методике Берра: делать то, никогда не делать этого, быть самим собой, но чуточку лучше. Он восхищался ими, он радовался их изощренности и учился размышлять, прибегая к аргументации противоположной стороны.– В шкуре Линдена вы отыграете первый тайм. – Слова Берра перемешивались с дымом из трубки Рука, они сидели втроем в Лиссон-Гроув. – Затем мы придумаем, кем вы еще станете. Согласны?Он был согласен! В нем с прежней силой вспыхнуло чувство долга, и он с большой охотой принимал участие в разрушении своего прежнего образа, внося необходимые оттенки от себя самого, чтобы новый человек выглядел как можно более правдоподобно.– Секундочку, Леонард. Значит, я бегу, и полиция объявляет розыск. Вы говорите, метнуться во Францию. Но я, как ирландский выученик, не рискнул бы переходить границу, пока следы не остыли.Они это учли и накинули дополнительную недельку на то, чтобы отсидеться в кустах, а потом, впечатленные, долго обсуждали Джонатана после его ухода.– Держите его на коротком поводке, – советовал Берру Рук, принявший на себя роль армейского опекуна Джонатана. – Никаких поблажек. Никаких дополнительных пайков. Никаких посещений на передовой для поднятия настроения. Если он не выдержит, чем раньше мы это обнаружим, тем лучше.Но Джонатан выдержал. Он не мог иначе. Лишения – это его стихия. Он тосковал по девушке, которую еще должен был встретить, с такими же целями в жизни, как и у него. Не какую-нибудь легкомысленную наездницу с богатым покровителем, а девушку с серьезностью и душевностью Софи и такую же красивую. В своих блужданиях по скалам, огибая очередной выступ, он нередко радостно улыбался при мысли, что это воплощение женской добродетели ждет его за каким-то поворотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68