Что к
асается меня, я и не старался ничего скрывать, раскалывался вполне добро
вольно, можно сказать, добросовестно, и даже чересчур. Дело в том, что след
ователи после кропотливого, терпеливого труда, ухлопав на твое недостой
ное существо уйму нервов, здоровья, накопив потихоньку горы разоблачающ
его тебя материала, радуются, что могут тебя наконец положить, так сказат
ь, на обе лопатки. Они предвкушают сладость заслуженной победы. А тут… что
же это получается? Этот недостойный вдруг заявляет, что следователю изве
стно еще не все, что, например, обворовано не две, а пять квартир. Где? Когда?
Что? Ц возникает уйма вопросов, нужно разыскивать потерпевших, наводит
ь справки, устанавливать новые факты… Выяснять, устанавливать. И писать,
писать, писать. Бесконечно. Закончив, наконец, со всем этим, мой следовател
ь посматривал на меня уже со страхом: не заявит ли этот сумасшедший еще чт
о-нибудь. Он мне так и сказал: «Странный вы человек, зачем вам было во всем п
ризнаваться, ведь теперь получите на полную катушку». Нo, должно быть, он и
сам понимал, в чем дело, потому что спросил: «Что? Легче стало?» Катушка мне
полная так и этак обеспечена Ц две я квартиры обобрал или пять, а легче де
йствительно стало. Всему они поверили, всем моим признаниям, единственно
никак не могли поверить, что я будильник купил, а не украл.
Судили меня в маленьком городке Тырва, в этом районе были мои самые значи
тельные приключения. Нy и, конечно, дали «потолок» Ц десять лет. Сказать, ч
тобы все обошлось гладко, нельзя Ц взрыв все-таки получился. Мое презрен
ное сознание взбунтовалось еще раз, напоследок. Это было в КПЗ. Вдруг я под
умал: «Ты сошел с ума! Десять лет тюрьмы Ц это же бесконечно. Зависеть пос
тоянно от чужой воли, всегда под конвоем, работать, работать, как мул, терп
еть общество всяких там отбросов, пускай даже таких, как ты сам. Нет! Не над
о! Завтра тебя увезут в тюрьму, и тогда будет поздно. Это надо сделать сего
дня».
И я стащил во время судебного заседания печную заслонку и удачно пронес
в камеру. Взломал деревянный пол, разворотил землю под полом и наткнулся
на толстый слой цемента. Разбил на маленькие кусочки заслонку об этот це
мент и в бессильной злобе заплакал, облизывая разбитые, израненные пальц
ы. Затем постучал в дверь и вызвал надзирателя.
Это на меня нашло умопомрачение, на миг словно забылась и Сирье и все прод
уманное, на миг запротестовал Серый Волк, не желающий умереть. Нет, он не с
обирался умирать. Наверное, еще не так-то скоро удастся мне свести с ним с
четы. Что готовит он мне в дальнейшем?


Тетрадь одиннадцатая


Год 1960

Родился человек. И сразу начинает получать: сперва от матери Ц питание, л
аску, уход; от отца Ц любовь, защиту, ну, и конечно, нередко ремень; от общес
тва Ц знания различные. Он родился, он уже есть. Но времени он не замечает.
Возможно, его желания уже не совпадают с требованиями окружающих. Но так
или иначе Ц время для него не имеет пока еще никакого значения, годы ему к
ажутся длинными, жизнь Ц бесконечной. Первые сознательные годы человек
с нетерпением ждет, когда он повзрослеет. Потом он становится взрослым, н
о он еще молод, а жизнь интересна, он живет и опять не замечает времени, не з
амечает, что годы уже не такие длинные, они стали чуточку короче, меняются
быстрее, чем раньше. Пройдет еще много лет, пока он это заметит и вдруг отк
роет для себя, что годы, собственно, летят с чудовищной скоростью, а жизнь
и вовсе не бесконечна. Он обнаружит, что и не жил еще совсем, что жить надо б
ыло по-другому, иначе. И тут он задаст себе вопрос: почему? Почему не понял э
того раньше, почему не заметил? Сперва не думал, потому что думать не умел;
затем не думал, потому что некогда было уже думать, а когда нашел на это вр
емя, когда научился думать, Ц уже поздно. Половина жизни позади.
Говорят: школа жизни, университет жизни.
Да, жизнь Ц школа. Но не просто даются знания и в этой школе. Жизнь дает и оп
ыт, но забирает взамен годы, учит, но может и уничтожить. И всегда эта пробл
ема Ц как найти точку опоры, правильную позицию. Думаешь, что вот так имен
но правильно, по каким-то своим соображениям решаешь, а выходит Ц ошибка
. Может вечность пройти, прежде чем ты осознаешь эту ошибку.
Минуло уже шесть лет с тех пор, как закончились похождения Серого Волка н
а воле и я приобрел чувство определенности в Батарее, в шестидесятой кам
ере. Шесть с лишним очень долгих лет в борьбе со своими собственными пред
ставлениями о жизни вообще и в поисках точки опоры. Ничего за эти годы не п
рибавилось в мoeй тетради, ничего я не писал, и не потому, что мне кто-нибудь
запретил, Ц не хотел. Бывает же, что, следуя привычке, по утрам чистишь зуб
ы, занимаешься гимнастикой и все такое, но в один какой-то день что-то случ
ается с твоей психикой, ты перестаешь чистить зубы, заниматься гимнастик
ой, а также писать дневник. Считаешь, что это ни к чему, ребячество, бессмыс
ленно. И вот после долгих шести лет пассивности и безразличия сегодня, на
ходясь в этой камере, в совершенном одиночестве, я достал свои основател
ьно потрепанные тетрадки, перечитал их, и тут в моей психике произошла ре
волюция: жизнь твоя была плохая, прямо-таки паршивая, но все же это Ц жизн
ь, а ты Ц человек; ведь стоит тебе самому перестать считать себя человеко
м, как ты и не будешь им. Ты прожил скверную жизнь, спору нет, и в основном по
своей же вине. И все-таки это была жизнь. И последние шесть равнодушных ле
т Ц тоже жизнь. Это та необходимая часть твоей жизни, без которой ты не оч
утился бы в настоящей ситуации, не написал бы того, что сейчас собираешьс
я писать.
Да, я еще не знаю, что именно сейчас напишу, но в душе бурлит, я уже не в силах
не писать, подчиняюсь руке, а она моим мыслям. Сейчас я бесконечно рад, что
не уничтожил, не выбросил перед последним побегом свои записи, чувствую
Ц они моя судьба, они Ц это я, я Ц они. Я где-то сливаюсь с ними, им рассказы
ваю, у них учусь. Они не только занимают мое время, но и помогают разобрать
ся в самом себе, помогают думать. Помню тот день, когда я впервые начал зап
исывать свою жизнь. Почему я это сделал? Я был тогда «знаменитый Серый Вол
к» из неизвестного племени босоногих «индейцев», проживающих на остров
е Сааремаа у старой пристани в устье реки Тори, в старой, дырявой, схоронен
ной в камышах яхте. Кошкин череп… Турецкий ятаган и знаменитый пират Себ
астьян дель Корридос… Я начал все это записывать просто так, захотелось
быть героем, подобно тем, о которых я тогда читал в приключенческих роман
ах, которые жили в моем воображении и манили в мир. По сути, я и стал чем-то н
а них похожим, на свою беду. Единственное, что у меня в отличие от них имеет
ся положительного, Ц это моя привычка писать дневник. Это дает мне тепер
ь возможность наблюдать себя как будто со стороны, и жизнь тоже.
Конечно, прав доктор, вернувший мне жизнь, когда я, совсем дойдя до точки, п
еререзал себе вены и собрался на тот свет. Он сказал:
Ц Молодой человек, ваша мать родила вас не для смерти, а для жизни, и если в
ы потеряли тех, кто вам дорог, то не забудьте о тех, кому вы сами дороги… Ц Е
ще сказал он: Ц Если вы потерпели в жизни поражение, если вы жили неправил
ьно, из-за этого не стоит бежать на тот свет, там вы ничего не исправите, но
на этом можете все изменить и начать жизнь снова.
Он прав, но, чтобы в совершенстве осмыслить эту правду, мне пришлось забра
ться вот в эту темную камеру в подвале балашовской тюрьмы, куда я приехал
две недели назад, чтобы отбыть здесь три года из моего всевозрастающего
срока. Тюрьма эта похожа на все другие тюрьмы, и население ее в основном то
же ничем не отличается от жителей других мест заключений. Я намерен отды
хать здесь, насколько можно отдыхать в тюрьме. Отдыхать от всего того, от в
сех тех, кого терпеть уже нет сил, с кем меня ничто не связывает, кроме замк
ов и колючей проволоки. Однако чувствую, нелегко мне это удастся: начальс
тво не может понять, почему мне захотелось уединиться, и тревожить оно ме
ня, несомненно, будет. Вот уже две недели живу один. Хорошо! Мог ли я думать д
есять лет назад, что буду довольствоваться более чем скромной тюремной к
амерой, чтобы испытывать удовлетворение от существования. Но, конечно, т
олько от существования… А это так, я доволен и молю судьбу, чтобы она позво
лила отбыть эти три года именно так. Займусь основательно русским языком
.
Да, шесть с половиной лет прошло. Но я помню все, как будто это было сегодня.
И ее помню, судью… Она красивая, обаятельная, со светлыми глазами, открыты
м, прямым взглядом и светлыми пышными волосами. Помню, как она выступала н
а суде, властная. Умна ли она? Не знаю… Наверное. Во время заседания она пор
ою склонила свою красивую голову к заседателям Ц сперва направо, затем
налево, и заседатели нашептывали ей что-то. Она смотрела на меня, а я думал
о том, как она меня находит: интересным или нет, мог бы я ей понравиться как
мужчина или нет… Многое бы отдал тогда, чтобы узнать, о чем она думала. Мне
было очень больно, когда надо мной насмехались охранники, потому что это
слышала она; и было больно, когда меня ругали потерпевшие, Ц потому же… Я
устал от жизни, потерял Сирье. Но я был влюблен в судью. Интересно, все люди
так устроены или только я?
Меня судили несколько дней, а я все глядел на нее, нa эту красивую женщину, и
во мне взбунтовался Серый Волк. Он не хотел умирать, он хотел на волю. Но из
этого у него ничего не вышло. Когда судья читала приговор, я смотрел на нее
влюбленными глазами и мечтал только об одном, чтобы это длилось как можн
о дольше, но продолжалось это не вечно. Потом пересылки и, наконец, Урал. Пр
ивели в строгорежимную колонию, где обитали воры. Дела у воров шли все хуж
е и хуже.
От прежних привилегий остались рожки да ножки: в законе, не в законе Ц на
работу гоняли всех, и о кострах нужно было забыть. Вкалывали они, как все. О
казывается, воровские колонии, как и «масть» эта, ликвидируются повсюду.
Почти нет больше «воровского закона», вымирает. Еще встречаются подделы
вающиеся под этот «закон», но это для обмана молодых и самих себя. И хотя э
то так, воспоминания прежних лет, когда они еще господствовали, делали мо
е существование вместе с ними тяжелой пыткой.
Я не хотел жить вместе с ними, но эта причина была недостаточно уважитель
ной для того, чтобы меня перевели куда-нибудь. Причем перевод надо было сп
ерва заслужить. А заслужить я не хотел, не верил в такую возможность. Однак
о и воры все еще пытались иногда взбунтоваться, вернуть навсегда потерян
ное положение или просто устроить смуту, милую их анархическому складу д
уши, Ц и скоро после моего прибытия воры учинили очередную заварушку. Во
время расследования этого дела меня по ошибке причислили к их компании,
забрали, посадили и укатили на один год в тюрьму. Отбыл я этот год сравните
льно спокойно. Происшествий не было, за исключением следствия по поводу
убийства Ораса и его приятелей-бандитов в болотах Каркси.
Дело в том, что весной нашли в лесу двух застреленных мной людей Ораса. Мил
иция, разумеется, сразу произвела тщательное расследование в этом район
е. Нашла хутор, старуха хозяйка показала, куда зарыла Ораса и Каллиса на др
угой день после моей расправы, ну и, конечно, описала мою личность. Таким о
бразом дело открылось.
Длилось это следствие около месяца, и поскольку мои жертвы были матерые
ворюги и убийцы, оно кончилось безвредно для меня.
Из этой тюрьмы я опять попал в строгорежимную колонию. Продолжалось нудн
ое, однообразное арестантское бытие. Из-за раненой ноги на лесоповал мен
я не гоняли. Причислили к инвалидам. Мы убивали время как хотели и умели. Я
жил, как заведенный механизм, безразличный ко всему; время тянулось так м
едленно, а сидеть так много… Но как бы отчужденно ни относился человек к ж
изни, она его заденет и заставит принимать в ней участие. Она задела и меня
, и, как всегда, больно.
Избили меня из-за женщины, которую я никогда в глаза не видел и ничего о не
й не знаю, кроме того, что она когда-то подарила некоему Мартину, другу сво
ему, фото, что ее зовут Эстер, что она эстонка. Моих противников было четве
ро, орудовали они швабрами и березовыми поленьями. Косточки мои после эт
ого стали как резиновые, мягкие, и совершенно не держали меня, так что прод
олжительное время я мог существовать лишь в горизонтальном положении.

Среди всех этих бездельников есть типы, занимающиеся коллекционирован
ием фото красивых женщин, совершенно им чужих. Они их выдают за своих любо
вниц, показывают фото друг другу и всем желающим, причем выдумывают всяк
ие пошленькие истории. Все это так же в моде, как заочная дружба с женщинам
и посредством переписки, когда у наивных выманивают деньги или посылки,
а в благодарность над ними же насмехаются.
Один из таких донжуанов среди прочих показал и эту карточку, на обороте е
е на чистейшем эстонском языке было написано: другу Мартину от Эстер и та
к далее… Указывая на эту надпись, я спросил обладателя фото, где он познак
омился с этой женщиной. Не подозревая, что я эстонец, он понес чепуху. Тут я
порвал фото и сообщил, что думаю по этому поводу. Тогда вся эта свора напал
а на меня и произвела расправу.
После этого события я возненавидел окружавших меня, чувствовал себя чем
-то вроде белого слона среди папуасов и мечтал только об одном: уединитьс
я. Но куда? С утра до вечера я слонялся по зоне. Все меня раздражало, даже отк
азчики, эти лентяи и лодыри, которых отвращение к труду привело в заключе
ние, где они также из-за этого постоянно страдают, Ц даже эти человечишк
и меня раздражали. Я всех ненавидел. Ну и, разумеется, мне ответили тем же. М
еня стали сторониться, меня избегали, а многие попросту побаивались. В ду
ше творилось что-то скверное, что Ц я не понимал сам и до сих пор не понима
ю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31