Черед Парижа настанет потом. «Ибо, – твердила она, – как только дофин будет коронован, его противники окончательно ослабнут».
Дофин, по своему обыкновению, колебался, и это тянулось нескончаемо, день за днем.
Бастард Ореанский неустанно поддерживал Жанну. Он был вполне осведомлен о развитии событий. А события, происходившие в стране, пока совет терял время, были весьма значительны.
Весть о подвигах Жанны, искусно разнесенная посланцами главы Орлеанского дома, вызвала у французов настоящий взрыв воодушевления, а у англичан – приступ подлинного ужаса.
Содержание письма регента Бедфорда восьмилетнему Генриху VI не оставляло никаких сомнений на сей счет:

Постигло ваших людей, собранных у Орлеана в большом количестве, несчастье, причиненное ложным страхом, что внушила ученица и пособница дьявола, именуемая Девственницей, употребив на то лживые чары и колдовство. Сие несчастье сгубило немало ваших людей пред Орлеаном, но также чудесным образом лишило мужества уцелевших и взбодрило наших противников…

А разве не говорили еще, что англичане из страха перед Девственницей даже охраняли гавани, чтобы воспрепятствовать дезертирам своей армии вернуться домой? Все это прозвучало на совете, но Карл по-прежнему колебался…
Дофин все еще не знал, на что решиться, и в тот майский день, когда Изидор встретил Девственницу. Он стоял в карауле на стенах, когда заметил вдалеке какого-то юношу, одетого в светло-серый камзол с рубчиками, белые штаны и черные башмаки с длинными носами. Приблизившись, Изидор понял, что это вовсе не юноша. То была она! Впервые он видел ее так близко и без доспехов.
Жанна была красива и хорошо сложена. Несмотря на мужскую одежду, которая так мало подчеркивала девичьи формы, никто и ни в коем случае не принял бы ее за мальчика-пажа. Все в ней было женственно: красивые, коротко остриженные темные волосы, фигура, манера держать себя…
Изидор подошел еще ближе и только тогда обнаружил, что она плачет. Струйки слез тихо стекали по розовым щекам, губы были горестно сжаты. Изидору захотелось обнять ее, как ребенка, и унять это великое детское горе. А ведь та, что в слезах стояла напротив него, перевернула ход почти вековой распри, и именно от нее зависела судьба страны!
Изидор застыл в молчании, неподвижно глядя на это непостижимое, чудесное проявление божественной воли…
В конце концов, Жанна заметила присутствие другого человека. Она заговорила с ним совершенно естественно, словно с давним знакомым, делясь своими тягостными заботами:
– Они хотят идти на Париж, но сперва надо идти на Реймс! Пока дофин не будет коронован, все впустую.
Жанна умолкла, глядя на Изидора, кивнувшего ей в знак согласия, потом попыталась улыбнуться и вытерла слезы.
Момент уныния прошел. Жанна уже хотела вернуться в зал совета, когда Изидор осмелился спросить:
– А после коронации мы пойдем на Париж?
– Вам не терпится попасть туда?
– Я оттуда родом.
Теперь лицо Жанны совершенно изменилось. Она снова стала безмятежно спокойной, почти веселой.
– Благородный парижанин, вы вновь увидите Париж и вернетесь туда: это вам Девственница говорит от имени Бога!
Изидор опустился на колени. Жанна пошла прочь легким шагом, но вдруг живо обернулась.
– Пожалуйста, не сказывайте никому, что видели, как Девственница плачет из-за своего короля…
В этот же день Жанна отстояла свое мнение. Переговорив с дофином наедине, она сумела найти доводы, чтобы убедить его. Дева твердо заявила, что он не вправе противиться дольше голосам ее святых и чинить препятствия воле Божией.
Непостоянный и непредсказуемый молодой человек, Карл в одно мгновение переменился и немедля собрал совет, на котором объявил остолбеневшим Реньо де Шартру, Ла Тремуйлю и прочим, что решил идти на Реймс и что его решение непоколебимо.
После этого еще дней десять ушло на приготовления. В самом деле, ведь требовалось собрать как можно более внушительную армию. Английские войска, изгнанные из-под Орлеана, по-прежнему оставались в Луарской области. К ним присоединились и другие английские отряды. Прежде чем думать о Реймсе, надо бы сначала разбить их…


***

Девственница уехала из Лоша во главе восьми тысяч человек и без промедления начала Луарскую кампанию.
Во французской армии недоумевали многие, даже самые ревностные ее сторонники. В этот раз приказ дофина был ясен: Девственница командует единолично. Как она справится с этим? Ободрить, зажечь своей энергией и храбростью гарнизон осажденного города – это одно, но руководить целой армией – совсем другое. Как поведет себя семнадцатилетняя девушка, которая всего несколько месяцев назад пасла овец?
Но вот Жанна отдала свои первые приказы, и все заметили, что чудо продолжается! Она не только оказалась способной командовать войсками, но, сверх того, раскрылась как исключительный полководец.
Девственница порвала с привычками, установившимися в лагере дофина: медленное, осторожное продвижение, сложные маневры. Жанна была за стремительное движение. Она велела немедленно пуститься в путь форсированным маршем, сведя время на отдых к минимуму.
С самого начала она требовала от своих людей очень многого – и с самого начала добилась еще большего. Ибо все чувствовали: Жанна совершенно точно знает, чего хочет. С ней было уже не так, как с предыдущими военачальниками, принуждавшими войска к беспорядочным, непонятным, противоречивым перемещениям. Жанна-Дева шла прямо вперед, к битве и победе.
К тому же ею не просто восхищались – она вызывала всеобщую симпатию. Ела с хорошим аппетитом и от души пила. Она была веселой и нередко смеялась от переполнявшей ее жизни. В ней не было ничего от мистиков, пророков или ясновидцев. Она никогда не снимала свои доспехи, ни на привалах, ни на биваках, она даже спала в них. Во главе восьми тысяч солдат Жанна была вполне на своем месте. Эта крестьянская девушка оказалась самым настоящим полководцем, наиболее выдающимся со времен дю Геклена, а быть может, даже превосходила его…
Через три дня удалось обнаружить если не всю английскую армию, то, во всяком случае, сильный отряд под командованием Уильяма Ла Поля, графа Суффолка, одного из лучших заморских полководцев. Он заперся в городе Жарго, на Луаре, чуть выше по течению от Орлеана. Жанна со своим войском прибыла на место в тот же день, 11 июня.
Расположились в предместье, и, хотя право окончательного решения принадлежало ей одной, Девственница призвала главных командиров на совет. Следует ли брать Жарго приступом? Она выслушала их мнения, в большинстве своем самые осторожные, а когда все высказались, заключила:
– Мы пойдем на приступ, ибо так Бог велит. Если бы я не была в этом уверена, то вернулась бы пасти своих овец…
Однако штурм был отложен. Вскоре англичане попытались сделать вылазку. Жанна со своим стягом в руке собрала войска и начала мощную контратаку, заставившую неприятеля отхлынуть назад. Но дело затянулось допоздна, и продолжать его было уже нельзя. Штурм перенесли на завтра.
Однако следующий день, 12 июня, был воскресеньем! В войске вновь разгорелось любопытство. Как поступит Жанна? Все знали, как она спешит короновать дофина. Станет ли она ради этого биться в день Господень? Что возобладает: ее воинское нетерпение или религиозная щепетильность?
Ответ был дан незамедлительно. После торжественного богослужения перед войсками Жанна повернулась к герцогу Алансонскому, находившемуся, как обычно, рядом с нею, и сказала ему весело:
– Вперед, прекрасный герцог, на штурм!
В этот раз Изидор Ланфан не удостоился счастья биться рядом с Девственницей. Английская армия находилась где-то неподалеку, и сохранялась немалая опасность того, что она может нагрянуть как раз во время приступа. Поэтому часть французского войска под командованием Жиля де Ре осталась в прикрытии, на некотором расстоянии от города. Туда-то и попал Изидор.
С самого начала похода небо над их головами было восхитительно голубым. Несколько раз Изидор видел, как командир бретонцев проезжал перед ними верхом в своих пышных, раззолоченных доспехах. «Лазурной девой» назвал он Жанну. Как это верно! Жанна преображала, озаряла собою все, даже погоду, даже самые сумрачные, самые мятущиеся души, к каковым, без всякого сомнения, относился и сир де Ре.
Вскоре со стороны крепостных стен донесся шум: приступ начался. Изидор не испытывал ни малейшего беспокойства. Он был уверен в победе.
И не ошибся. Победа оказалась быстрой, полной – и была всецело заслугой Жанны. Встав перед войсками, она обратилась к ним с краткой речью:
– Смелее в бой! Не бойтесь ничего. Час настал. Бог с нами!
Потом сама бросилась вперед, потрясая знаменем, и стала подниматься по ближайшей лестнице. Едва она преодолела две ступеньки, как на ее шлем упал камень, причем с такой силой, что раскололся. Дева рухнула на землю, но тотчас же встала и подняла забрало.
– Друзья, друзья, бей их! Мессир Бог обрек англичан! Они наши!
То, что Жанна ничуть не пострадала, показалось новым чудом, и натиск французов стал неудержимым. Ибо с высоты стен англичане тоже видели все. Пуще самой смерти они боялись «пособницы дьявола», как назвал ее в своем послании регент Бедфорд. И вот – даже камни не причиняют ей вреда! Они все пропали!
Через час Жарго был взят. Англичане потеряли убитыми четыре сотни, остальные были взяты в плен вместе с их командиром, графом Суффолком.
После этого триумфа Девственница не стала мешкать. Все это пока что ничего не значит. Требовалось найти и уничтожить вражескую армию. Жанна незамедлительно пустилась в путь…
18 июня она находилась в окрестностях Жанвиля, в пятидесяти километрах севернее, когда разведчики донесли, что англичане идут за ней по пятам. Она тотчас же созвала главных капитанов: герцога Алансонского, Бастарда и коннетабля Ришмона. Объявила им новость и спросила вдруг – ни с того ни с сего:
– Шпоры у вас хорошие?
Ее прекрасный герцог оторопел.
– Что вы такое говорите, Жанна? Неужто сегодня мы покажем им тыл?
– Нет. Это англичане сделают – и вам понадобятся ох какие хорошие шпоры, чтобы догнать их!
И добавила при всеобщем внимании:
– Сегодня вечером дофин одержит величайшую из своих побед!
Вскоре французская армия развернулась и форсированным маршем двинулась к югу. Коннетабль, Ла Ир и Ксентрай шли в авангарде, Девственница, Алансон и Бастард – в главном отряде, Жиль де Ре командовал арьергардом. С каждой минутой столкновение с англичанами становилось все более неизбежным.
Командовал неприятелем Джон Тэлбот, побежденный при Орлеане. Боевой дух этого войска был ниже некуда. Англичане тоже поняли, что битвы не миновать, и чем дальше шагали, тем больше рос их страх.
Сир де Сомбреном был совершенно сбит с толку. Он присоединился к англичанам под Орлеаном, поспев как раз к снятию осады. Впервые он видел своих могущественных союзников побежденными. Обстоятельства этого поражения представлялись ему еще более удивительными. Кто такая эта Девственница, посланница дьявола, выбившая у них почву из-под ног? Кто эта Жанна, о которой они беспрестанно говорили?
Ибо она всех их попросту ужасала, никаких сомнений. Даже Полыхая, служившего Адаму оруженосцем, даже четырех сопровождавших его стражников…
Въезжая верхом на Самаэле в небольшой лесок, Адам заметил что-то совсем невероятное: Полыхай, кровавый, безжалостный Полыхай дрожал! Сир де Сомбреном хлестко, презрительно высмеял этого громилу. Тот даже не пытался ничего отрицать:
– Но, монсеньор, она же дьявол!
– Умолкни и не болтай вздора!
Полыхай показал на английских всадников, стоявших вокруг.
– Они думают как я, монсеньор.
Адам прислушался. Действительно, одно и то же слово повторялось в их разговоре: «devil, devil!»
Адам взорвался:
– Все вы трусы! Трусы и глупцы! Никакой она не дьявол!
И добавил про себя:
– Уж я-то знаю, кто настоящий дьявол…
В этот момент Джон Тэлбот отдал армии приказ остановиться. Они были на лесистом плато рядом с местечком Пате. На протяжении почти трехсот метров дорога сужалась, проходя между двумя густыми живыми изгородями. Этот узкий проход удивительно напоминал Азенкурскую теснину, где застряла и дала себя истребить французская конница.
Английский командир приказал лучникам занять позиции за обеими изгородями. Как же ему расположить остальных? Тэлбот начал размышлять над этим, но докончить раздумья не успел.
Неожиданно французы оказались совсем рядом. Люди коннетабля де Ришмона, составлявшие головной отряд авангарда, едва войдя в Патейский лес, вспугнули крупного оленя. Искушение было слишком велико, и они пустились за ним в погоню. Животное скрылось в зарослях, но вскоре выскочило обратно, пронзенное стрелами.
Стрелы?.. Английские лучники здесь! Англичане, прятавшиеся в засаде, тоже не устояли – охотничий инстинкт оказался сильнее благоразумия!
Без долгих раздумий французские всадники с оглушительным криком бросились в атаку; за ними последовал остальной авангард, а вскоре – и вся армия. Битва при Пате началась сама собой.
Нанося первые удары мечом в Патейском лесу, Изидор Ланфан быстро понял, что этот день станет днем победы. Англичан обуял страх. Они сопротивлялись, но в их руках не было твердости, а крикам не хватало огня. Вскоре они уступят, вскоре будут помышлять только о спасении собственной шкуры.
Действительно, застигнутые врасплох как раз в тот момент, когда они начали занимать позиции, стремительно атакованные со всех сторон, англичане дрогнули, подались назад, а потом и побежали в неописуемом смятении.
Все, кроме одного!.. На дороге между двумя густыми живыми изгородями, там, где шло избиение лучников, один лишь огромный черный всадник в рогатом шлеме с решетчатым забралом пытался дать отпор наступающему противнику.
Размахивая булавой и издавая ужасный рев, Адам пытался пробиться к французам, борясь против потока английских рыцарей, увлекавшего его в обратном направлении. Он видел, как двое из его людей дали убить себя, а двое других пустились в бегство вместе с Полыхаем, несмотря на угрозы, которые он изрыгал им вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81