Пусть ее безумие остается еще одним несчастьем королевского дома Испании. Нужно попытаться спасти ее каким-нибудь другим, более приемлемым способом.
– Нет, – сказал он. – Постарайтесь переубедить ее, но только словами. Все остальное я запрещаю.
– Как угодно Вашему Высочеству. В общем-то, в прошлый раз она не особенно сопротивлялась, когда я служил здесь мессу. Хотя, должен сообщить вам, она слишком часто пренебрегает дарами Святого Духа.
Филипп вздохнул.
– Продолжайте взывать к ее разуму.
– Непременно, Ваше Высочество. Но, думаю, вам следует знать, что иногда она говорит… говорит, что свечи, которые я использую во время службы, издают зловонный запах. В остальном же…
– Вы хорошо справляетесь со своей работой, отец Борджа. Она ведет себя значительно спокойней, чем прежде. Продолжайте в том же духе. Думаю, мы успеем спасти ее душу.
– Ради этого я не пожалею своих сил, – пообещал священник.
Они посмотрели на Хуану. Та уже спала. Ее голова лежала на плече, из полуоткрытого беззубого рта доносилось тихое похрапывание.
Филипп сказал:
– Ну, ладно, на сегодня хватит. Пойдемте, отец Борджа.
Направляясь в свои апартаменты, он почти радовался мысли о том, что завтра ему предстоит продолжить путь в Корунью, откуда корабль переправит его в Англию.
Карлосу не спалось. Из головы никак не выходила старуха, сидевшая в той странной комнате. Ему хотелось познакомиться с ней поближе – может быть, она расскажет ему что-то такое, о чем все остальные постараются умолчать.
Он приподнялся на локте. Тишина. Должно быть, первый час ночи. Сердце билось учащенно, но страха он не испытывал.
Вероятно, сейчас она в своей комнате, ведь он слышал, что она редко ложится в постель. Просто засыпает, сидя в своем кресле, – в любое время дня и ночи. Или устраивается на полу.
Если выйти на цыпочках из его спальни и тихонько прокрасться по коридору, то можно придти как раз к той комнате. Дорогу он помнил хорошо, недаром так старательно запоминал ее.
Он бесшумно встал с постели, подошел к двери и осторожно потянул ее на себя. Из передней доносилось мерное посапывание слуг, расположившихся на двух кушетках. Уставшие за день, они спали мертвым сном.
Набросив на плечи плащ, висевший рядом, он прошмыгнул мимо слуг и выскользнул в коридор. В другом конце коридора сидели на стульях двое вооруженных стражников. Оба спали, свесив головы на грудь и бессильно опустив руки. Карлос на цыпочках обошел их, открыл дверь и очутился в комнате королевы.
Свечи все еще горели. Хуана сидела в кресле, в той же позе, в которой он застал ее, придя сюда вместе с отцом. Карлос осторожно закрыл за собой дверь.
Она вздрогнула.
– Кто здесь?
– Карлос, – прошептал он, направляясь к ее креслу. – Малыш Карлос.
– Ты хромаешь, Малыш, – сказала она. – Филипп тоже иногда прихрамывал. У него было что-то с коленными суставами. – Словно осознав необходимость соблюдать тишину, она перешла на шепот. – Но это не мешало ему волочиться за каждой юбкой.
– Неужели? – спросил Карлос.
– Сядь у моих ног, Малыш.
Он сел, и Хуана погладила его по голове.
– У него были густые волосы, – сказала она. – Густые, вьющиеся. Он был самым красивым мужчиной в мире. Но кто ты такой? Ты не похож на Филиппа.
– Это Карлос. Малыш дон Карлос. Его отец – Филипп.
– Карлос?.. Нет, ты не Карлос, не Цезарь! Ты не мой сын!
– Я ваш внук, сын Филиппа.
– Да?.. Мой Карлос отнял его у меня, моего Филиппа. Он сказал: «Мама, не можем же мы вечно держать у вас мертвого. Я должен забрать его и придать христианскому погребению». Но мой Филипп не был мертвым. Я несколько раз открывала его гроб… целовала его в губы… Тогда он уже не мог отделаться от меня. Не мог ни уйти, ни ухаживать за другими женщинами.
– Это мой дед отнял у вас вашего Филиппа. Мой дед – император. А здесь сейчас другой Филипп, отец малыша дона Карлоса. Карлос ненавидит этого Филиппа. И надеется, что он скоро умрет.
– Твой Филипп, Карлос, твой! А мой всегда будет жив. Когда меня выдавали за него замуж, я плакала. Да, Карлос, тогда я еще умела плакать… и постоять за себя, это я тоже умела. А потом… потом мой отец, великий Фердинанд Арагонский объявил меня сумасшедшей… И еще сказал, что это очень хорошо для меня – быть сумасшедшей… Разве кто-нибудь тогда вступился за меня? На самом деле это было хорошо для него, чтобы я была сумасшедшей… а иногда ему требовалось, чтобы я становилась нормальной… Вот так и пошло – то нормальная, то ненормальная… то нормальная, то ненормальная…
– Карлоса тоже принимают за сумасшедшего.
– То нормальная… то ненормальная, – бормотала старуха.
– Вы ненавидели вашего Филиппа, да? – спросил Карлос.
– Ненавидела, потому что любила… и любила, потому что ненавидела. Я сидела возле гроба, очень хотела снять крышку и целовать его, целовать… Я сказала: «Теперь ты уже не уйдешь от меня, Филипп. Ну, где же твои женщины? Что-то я их не вижу возле тебя…». Ха-ха-ха…
Карлос засмеялся вместе с ней. Затем приложил палец к губам, напоминая об осторожности.
– Я не подпускала ни одной женщины к его гробу, – прошептала Хуана.
– Почему?
– Не доверяла ему. Он на всякое был способен. И я боялась, что он выберется наружу… Ведь даже я не могла удержать его, когда рядом оказывались другие женщины. Что же тогда говорить о смерти?
– Разве это возможно? – спросил Карлос.
– Но его все-таки отняли у меня – не женщины и не смерть, а Карлос…
– Карлос, но не этот. Тот Карлос – отец моего отца. А этот Карлос, Малыш, он любит вас. Малыш хочет дружить с вами.
– И я хочу дружить с ним.
– Он хочет привезти сюда тетю Хуану и все время жить только с вами.
– Карлос… значит, ты будешь жить со мной?
– Да!.. Да!.. Когда Филипп уедет в Англию, Карлос убежит… и спрячется у вас.
– Меня тоже хотели отправить в Англию…
– Нет, я останусь… В Англию поедет Филипп.
– …но потом сказали, что английский король не может жениться на сумасшедшей. Вот видишь, Малыш, тогда снова оказалась сумасшедшей… А сначала была нормальной… Ха! Кое-кто говорил, что английский король не возражает против сумасшедшей. Ведь безумие не препятствует деторождению… Так говорили англичане.
– Отец Карлоса как раз в Англию и направляется. Он женится на английской королеве.
– А на мне хотел женится Генрих Тюдор. Да, Генрих Восьмой, король Англии. Говорили, что он добрый человек, а потому желает, чтобы я снова стала нормальной… нормальная – ненормальная… какая разница?.. Нормальная!
– Прабабушка, не нужно смеяться! А то нас услышат, и Карлоса заберут у вас.
– Знаешь, а ведь его отравили.
– Кого? Кого отравили?
– Моего Филиппа. Это мой отец подослал к нему своих людей, и они отравили его.
– Значит, вы ненавидите своего отца? Карлос тоже ненавидит Филиппа, его отца.
– Вот он и умер после того застолья. А говорили – от лихорадки… Но я-то ведь знала, от чего он умер.
– От яда! – воскликнул Карлос.
– Я вцепилась в него обеими руками, и никто не мог оттащить меня от его постели. А когда мне сказали, что он умер, я накрыла катафалк золотистой тканью, под цвет его волос. А самого его укутала в парчу и атлас. А потом проводила возле него дни и ночи. И меня снова не могли оторвать от него. А знаешь, кто пытался это сделать?
– Ваш отец? Вот за что вы ненавидите его?
– Нет, друг и советник моего отца. Как же его звали? Забыла, ну да ладно. Он был знатным и богатым арагонцем. Вот, вспомнила! Его звали Мозен Ферер. Никогда в жизни не видела большего негодяя, чем он. Его назначили моим опекуном. А он сказал, что я еретичка… и пытал меня.
– Пытал вас? Расскажите!
– Ох… это были ужасные пытки… – У нее задрожал подбородок, и она заплакала. – Они говорили, что только так можно спасти мою душу.
Она помолчала. Затем снова начала чуть слышно бормотать:
– Нормальная – ненормальная…, нормальная – ненормальная… Карлос! Ты еще здесь, Малыш?
– Карлос здесь, прабабушка, – прошептал Карлос.
– Никогда… никогда не позволяй людям делать то, что они хотят. Слышишь?
– Никогда! – выдохнул Карлос. – Никогда им этого не позволю.
– Любовь это ненависть… а ненависть это любовь… Так же как всякий нормальный человек безумен, а безумный – нормален… Мой Филипп был самым красивым мужчиной в мире. Я подарила ему трон, увенчала короной. Мне хотелось всю жизнь просидеть возле его ног и в то же время хотелось сделать его своим пленником, запереть и никуда не выпускать. Будь моя воля, я бы никогда не разрешила другим женщинам даже приближаться к нему. Слышишь, Карлос? Никогда! И ни одной! Не считая, конечно, моей прачки. Она была страшна, как грех, поэтому он все равно не обратил бы на нее внимания. Карлос! Пододвинься ко мне, я тебе кое-что скажу.
– Говорите, Карлос вас слушает!
– Весь этот мир безумен, Карлос. И только мы с тобой – нормальные люди.
Он внимательно посмотрел ей в лицо, но она вдруг закрыла глаза. По щекам потекли слезы. Карлос подумал, что они похожи на два родника, пробивающихся сквозь серую, иссохшую землю.
В комнате наступила тишина. Одна из свечей вспыхнула напоследок и погасла. Он положил голову на ее колени, не замечая зловонного запаха ее одежды и тела. Его голова кружилась от мысли, что он и она оказались единственными нормальными людьми в этом безумном мире.
– Прабабушка, я здесь, – прошептал он.
Хуана не ответила. Их продолжительный разговор отнял у нее слишком много сил. Она заснула.
Он еще долго сидел рядом. Уходить ему не хотелось – слишком многое им нужно было сказать друг другу. Так он и сам заснул, не вынимая рук из ее сморщенных рук.
Под утро в комнату заглянули стражники. Они хотели проверить, все ли в порядке с королевой.
Хуана открыла глаза и увидела мальчика, спящего возле ее ног. Тогда она сказала с достоинством, какого уже давно никто не слышал в ее голосе:
– Меня навестил дон Карлос. Мы слишком долго разговаривали, и он устал. Отнесите мальчика в спальню. Смотрите, не разбудите, ведь он еще совсем ребенок.
Стражники, уже давно ничему не удивлявшиеся, почтительно поклонились. Один из них осторожно взял мальчика на руки и направился к выходу из комнаты.
На следующий день кавалькада продолжила путь к побережью.
Карлос больше, чем когда-либо, ненавидел отца. Ему хотелось остаться со своей прабабкой в Алькасаре, а не ехать рядом с отцом по этой пыльной дороге. Тем не менее он вел себя спокойней, чем обычно, и ничем не выдавал своих желаний. Он знал, что Филипп едет к дикарям, и надеялся, что они – или морское путешествие, об опасности которого ему столько рассказывали – навсегда избавят его от отца.
Они остановились на несколько дней в Сантьяго де Компостелла, чтобы Филипп мог посетить гробницу Святого Иакова, самого почитаемого святого Испании. В этом городе всегда было много пилигримов, но по случаю королевского визита их число удвоилось.
Здесь они встретили английских послов, возглавляемых герцогом Бедфордом.
Когда Филипп принял их, придворные удивились внезапно произошедшей в нем перемене. Принц как будто сбросил маску, которую носил все эти годы. Он улыбался англичанам, дружелюбно похлопывал их по плечу. Придворные изумлялись и в то же время ревновали.
– Смотрите, как непринужденно он обращается с этими англичанами! – говорили они друг другу. – Почему же он с нами никогда не был так весел и словоохотлив?
Пожалуй, только Рай понимал истинное положение дел. Оставаясь с Филиппом наедине, он поздравлял его с хорошо сыгранной ролью.
Когда Филипп раздал всем англичанам дорогие подарки, кавалькада снова тронулась в путь. До Коруньи оставалось всего тридцать миль.
На побережье их ждало незабываемое зрелище. В заливе стояла целая армада военных кораблей, которым предстояло сопровождать Филиппа и защищать его в случае встречи с французским флотом. Такая встреча была вполне вероятной, поскольку король Франции уже не раз пытался воспрепятствовать поездке Филиппа в Англию, на трон которой он хотел посадить свою невестку, шотландскую королеву Марию Стюарт.
При виде кораблей никто не обрадовался больше, чем Карлос. Разглядывая их черные корпуса и разноцветные вымпелы, он думал примерно так: Филипп отправляется в опасное плавание. Может быть, Богу и святым будет угодно, чтобы он никогда не вернулся домой.
Прямо по курсу вырастали очертания Саутгемптона.
Филипп стоял на палубе и смотрел на землю, которую должен был завоевать без единого выстрела, всего лишь вступив в брак с ее королевой, подарив ей сына и изменив свой характер в угоду ее жителям.
Рядом с ним стояли самые знатные испанские придворные, сопровождавшие его в этой миссии, – проницательный и спокойный, всегда готовый придти на помощь Рай Гомес, прославленный воин и опытный дипломат герцог Альба, элегантный граф Ферийский, Эгмонт и другие.
Наконец к борту пристала лодка. В ней были королевский адмирал лорд Ховард, лорды Шрусбери, Эрандель и Дерби. С ними на палубу поднялся и сэр Джон Уильямс.
Филипп был одет в парчу и бархат. На груди висела массивная золотая цепь, а камзол украшали разноцветные драгоценные камни. Он держался раскованно, но величаво. В своем роскошном наряде он казался друзьям совсем другим человеком – не тем, к которому они привыкли за столько лет службы испанскому правящему дому.
Обратившись к англичанам на латыни, он извинился за незнание их языка. Его манеры были так утонченны и обходительны, что придворные королевы Марии не могли скрыть удовольствия от встречи с их гостем.
И вот к кораблю пристала барка, от носа до кормы убранная золотистым атласом и управляемая командой в бело-зеленой форме, расцветке королевского дома Тюдоров. Она доставила Филиппа на английский берег, где граф Эрандель попросил его принять участие в небольшой церемонии, устроенной по приказу королевы. Прочитав ее послание, он преподнес Филиппу орден Подвязки.
Затем все направились в большой особняк, приготовленный для испанского принца и его свиты. И вновь Филипп приятно удивил лордов, выразив желание выпить пива за здоровье английской королевы.
Он выпил его так, будто это был не горький, непривычный на вкус напиток, а настоящее испанское вино, – причмокнул губами и сказал, что еще никогда не пробовал такого божественного нектара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40