Тем не менее решение об их возвращении на родину принял Вильгельм, а с его желаниями приходилось считаться. Не могла она смириться с другим обстоятельством, что само по себе было ей не свойственно, однако на то существовали две причины. Во-первых, в отсутствие супруга она всегда чувствовала себя раскованней, чем обычно; во-вторых… во-вторых, она помнила, как дрогнул голос Вильгельма во время их последнего разговора.
Утром Мария послала за Елизаветой Вилльерс.
Та предстала перед ней – настороженная, уже заподозрившая неладное.
– У меня есть одно очень важное письмо, которое адресату нужно передать в собственные руки, – сказала она.
Официальный тон, которым были произнесены эти слова, еще больше насторожил Елизавету.
– Я вас слушаю, Ваше Высочество.
– Зная вашу исполнительность и лояльность по отношению к семье принца Оранского, я собираюсь поручить эту задачу вам.
– Ваше Высочество, вы можете быть уверены в том, что ваше поручение будет выполнено.
– Я в этом не сомневаюсь.
Мария подошла к столу и взяла письмо, скрепленное ее собственной печатью.
– В путь вы отправитесь сегодня.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Елизавету, – и в этот момент ее охватила жгучая ревность. Что он нашел в ней? Да, она была умна, с этим мало кто спорил. Но вот в том, что касается внешности – тут, пожалуй, никому бы и в голову не пришло сравнивать ее с Марией, в свое время слывшей одной из самых красивых женщин Европы, что уж и говорить о ее манерах, умении держаться с королевским достоинством. Правда, в последние годы она располнела, но у нее были по-прежнему густые волнистые волосы и прекрасные глаза – близорукость, правда, доставляла ей массу неудобств, но при этом делала ее особенно привлекательной, не похожей на других.
У Елизаветы тоже были не совсем обычные глаза – немного асимметричные, – а кроме того, она была умна и по-своему отважна. Не в этом ли заключалась ее сила?
– Кому передать письмо, Ваше Высочество? – спросила Елизавета.
– Моему отцу.
Мария с удовольствием наблюдала за Елизаветой, удивление на лице которой быстро сменилось паникой.
– Ваше Высочество, простите, но… я не понимаю…
– Понимаете, очень даже хорошо понимаете, – сказала Мария. – Уж не вообразили ли вы, будто я вручу вам какое-нибудь обычное письмо… как какому-то пажу.
– Нет, но…
– Вот и собирайтесь в дорогу. Поедете вместе с двумя служанками, получившими приказ вернуться в Англию. Сопровождать вас будут мои личные телохранители – это на случай каких-нибудь неприятностей… в которых вы не заинтересованы так же, как и я.
Мария могла быть уверена в том, что еще никогда в жизни Елизавета не пребывала в таком смятении. Совершенно явно она не знала, что сказать. Вильгельм из Гааги уехал, а в его отсутствие все приказы Марии требовали беспрекословного подчинения.
Через два часа Мария проводила трех служанок и их телохранителей, а еще через несколько часов узнала о том, что все они благополучно сели на корабль, отплывший в Англию.
Теперь оставалось ждать возвращения Вильгельма.
Вильгельм пробыл в Гааге два дня, прежде чем узнал об отъезде Елизаветы Вилльерс.
О случившемся ему поведал Бентинк. Их ссора к тому времени уже немного забылась, и хотя Вильгельм не принес извинений – подобный дружественный шаг был для него непосилен, – он дал понять, что больше не сердится на своего друга и в будущем тому следует всего лишь не заводить разговоров о семейных отношениях принца Оранского.
– Хорошо, поговорим о делах вашего покорного слуги, – вздохнул Бентинк. – Моя свояченица отбыла в Англию.
На какое-то время Вильгельм утратил обычное самообладание и выразил полное замешательство.
– Уехала по приказу принцессы, – добавил Бентинк. Вильгельм по-прежнему молчал, и Бентинк приготовился к буре.
Ничего не произошло.
– Я хочу, чтобы вы просмотрели вот эти письма из Германии и сообщили мне свое мнение о них.
Бентинк почтительно склонил голову. Он воздавал должное выдержке своего хозяина – но в то же время гадал о том, что же теперь предпримет Вильгельм. И, восхищаясь поступком Марии, жалел ее.
Расставшись с Бентинком, Вильгельм сел в кресло и приложил ладонь к горлу. Он с трудом дышал, но сейчас его мучила не астма, а один уже давно не дававший ему покоя вопрос: что произойдет, когда Мария станет королевой Англии? Найдя поддержку в своих могущественных министрах, стоящих за ее спиной, изменит ли отношение к нему? Иными словами: будет он королем или только супругом царствующей королевы?
Они оба задавались этим мучительным вопросом – и ни один не решался задать его другому, боясь получить не тот ответ, который ему был нужен. Поэтому Вильгельм старался полностью подчинить ее своей воле, и иногда ему уже казалось, что эта цель наконец-то достигнута, будущее находится в его руках; затем – обычно в его отсутствие – происходило нечто такое, что скорей свидетельствовало об обратном.
Вильгельм понимал: до тех пор, пока этот вопрос не разрешен, их отношения всегда будут напряженными, доставляющими неудобства им обоим. Он не сможет показать себя любящим и нежным супругом, покуда она не скажет: «Пусть я буду владеть короной Британии, ты все равно останешься моим господином и повелителем». Вот что ему требуется от нее; если она произнесет эти слова, он будет готов относиться к ней с любовью и уважением (хотя и не расстанется с Елизаветой Вилльерс, тут уже дело решенное). А до тех пор он будет строг и холоден – потому что не доверяет ей.
Ему было очень плохо. Мария обвела его вокруг пальца, пренебрегла его авторитетом; Елизавета, в обществе которой он так нуждался, уехала.
Тем не менее Вильгельм никому не сказал об этом; никого не расспрашивал о Елизавете.
Он не дал понять Марии, как разгневан ее поступком.
А ведь и правда, думала она. Елизавета Вилльерс не имела для него большого значения.
В пути Елизавета Вилльерс то и дело вынимала и разглядывала письмо, которое ей вручила Мария. Она могла вообразить, что в нем написано: «Держите эту женщину в Англии и не пускайте в Голландию». У нее не было никаких сомнений – она попала в ловушку.
И что же – неужто она впрямь окажется такой глупенькой, что послушно передаст это письмо королю, который в лучшем случае продержит ее несколько месяцев на острове, а в худшем – немедленно отправит в Тауэр?
Прибыв в Англию, она сказала своим провожатым:
– Мне придется какое-то время ждать ответа Его Величества. Кроме того, сейчас он наверняка занят. Я предлагаю уведомить его о моем приезде и попросить аудиенции. А тем временем я остановлюсь в доме моего отца.
Это предложение показалось телохранителям вполне разумным, и они отвезли Елизавету в Ричмонд, в дом ее отца полковника Вилльерса. Оставшись с ним наедине, она рассказала ему обо всем, что с ней произошло в Голландии.
Он выслушал ее, затем с мрачным видом заметил:
– Если Яков прочитает это письмо, ты уже никогда не вернешься в Гаагу.
– Вот и я так думаю.
– Знаешь, что сейчас здесь творится? Сплошные беды, несчастья… Народ ропщет и во всем винит короля. И больше всего на свете его подданные боятся, что у него появится сын, которого воспитают в духе католической религии и который окончательно вернет Англию в лоно римской церкви. Если у королевы родится мальчик, бунт будет неизбежен.
– Ты полагаешь, что Якова попросят отречься от трона?
– Попросить-то его попросят, да ведь он не согласится, вот в чем проблема. Яков – фанатик, он никого не желает слушать. Впрочем, все это – довольно отдаленного будущего. Сейчас меня интересует другое: что собираешься предпринять ты? Дорогая, у тебя есть какой-нибудь план действий?
– Я хочу при первой же возможности вернуться в Гаагу.
– Не отдавая письма?
– За кого ты меня принимаешь? Я и не думала показывать его королю.
– Где оно?
Она достала письмо и вручила отцу.
– Печать Ее Высочества, – заметил полковник. – Ну как, вскрываем?
Они сломали печать и прочитали письмо. Как и подозревала Елизавета, в нем принцесса Оранская просила своего отца не пускать в Голландию служанку Елизавету Вилльерс, уличенную в любовной связи с супругом принцессы.
– Что будем делать? – спросил полковник.
– Как что? Подобные документы подлежат соответствующему обращению.
Елизавета взяла у отца письмо и поднесла к свече. Ее отец в замешательстве уставился на охваченную пламенем бумагу.
– А теперь?
– Теперь я немного посплю – устала в дороге. А ты тем временем составишь подробный отчет обо всем происходящем в Англии. На рассвете я встану и поскачу в Харвич. Если будет попутный ветер, скоро меня снова увидят в Гааге.
К Марии пришла Анна Бентинк.
– Ваше Высочество, моя сестра приехала во дворец и просит принять ее.
Мария сказала:
– Я не желаю видеть ее.
– Но, Ваше Высочество, ее место…
– Твоя сестра больше не состоит у меня на службе.
Анна поклонилась и пошла к Елизавете – сказать, что той нужно покинуть дворец. Супруг Анны тоже не пожелал принять ее сестру, а Анна была такой же послушной супругой, как и Мария.
Оставшись одна, Мария подумала о том, почему отец так подвел ее. Он должен был поступить по-другому, раз намеревался расторгнуть ее брак с Вильгельмом. Следовательно, Елизавета не показала ему письмо. Либо догадалась о его содержании, либо прочитала.
Как бы то ни было, Мария не собиралась брать ее к себе в качестве служанки. И готовилась к борьбе с Вильгельмом.
Елизавета встретилась с Вильгельмом в дворцовом флигеле. Они обнялись, и Елизавета рассказала о том, как Мария хотела избавиться от нее. Вильгельм кивнул.
– Она меня удивляет.
– Меня тоже. Вильгельм, ты прикажешь взять меня во дворец?
– Нет, – сказал Вильгельм. – Сейчас – нет. Думаю, некоторое время она будет изо всех сил отстаивать свое решение.
– И ты ей это позволишь?
– Сейчас у меня нет другого выхода.
Елизавета удивилась, но не выдала своего удивления. Итак, он боится Марии. Впрочем, ничего странного – корону он может получить только из рук супруги; в случае развода между ним и троном встанут дети Анны.
Елизавета не могла не смириться с этим обстоятельством. И, кроме всего прочего, сейчас ей нужно было передать ему сведения, добытые у ее отца.
– Он всю ночь просидел за письменным столом, составляя отчет о последних событиях в Англии. Думаю, эта информация пригодится тебе.
Он сжал ее локоть.
– Пока что остановись у своей сестры Екатерины, – сказал он. – Я буду навещать тебя. А позже…
Она поцеловала его руку.
– Позже ты вернешься ко двору, – заключил он.
Вильгельм Бентинк получил поручение от своего хозяина.
Бентинк догадывался, для кого принц покупает бриллиантовое ожерелье, и сочувствовал принцессе: не пройдет и нескольких месяцев, а Елизавета вновь появится во дворце, сверкая драгоценностями.
Мария не знает всей своей силы; точнее, не желает знать. Елизавету она прогнала – могла бы и заставить мужа обращаться с ней не как с супругой царствующего короля, а как с полноправной принцессой.
И еще складывалось впечатление, будто она до сих пор не решила, какой тактики придерживаться. Отсюда и эти внезапные перемены в ее поведении: то – рабская покорность, то – внезапное стремление к независимости.
Что произойдет, когда она унаследует британскую корону? – размышлял Бентинк. Он знал, что этот вопрос сейчас больше всего тревожит его хозяина.
ВОПРОС ЖИЗНИ
Марии исполнилось двадцать четыре года и она была бы очень красива, если бы не ее полнота. Народ Голландии к принцессе относился с почтением; когда бы и где бы она ни появлялась, голландцы всегда отдавали должное ее обаянию и изысканным манерам. Наблюдая за Марией, многие вспоминали короля Карла и, порой находя у нее некоторые мелкие недостатки – вроде пристрастия к игре в карты, – прощали их, как прощали более серьезные проступки ее дяди.
После отъезда Анны Трелони у нее уже не было близких друзей. При всем своем уважении к принцессе, окружающие не совсем понимали ее, поэтому не пытались сойтись с ней более тесно, чем это необходимо для соблюдения этикета. В Голландии почти никогда не видели ее такой веселой и жизнерадостной, какой она была в детстве; жизнь с Вильгельмом изменила Марию. Она стала религиозна, посвятила себя английской церкви и своему мужу. Голландцы полагали, что ни одна другая женщина не могла бы питать к Вильгельму такие чувства, какие выказывала Мария, а потому ее очевидное преклонение перед супругом объясняли побочным проявлением ее религиозности.
Она знала, что Елизавета Вилльерс по-прежнему была любовницей Вильгельма. Время от времени та приходила к Вильгельму во дворец и постепенно восстанавливала утраченные позиции, на что Мария предпочитала закрывать глаза. Ни Елизавета, ни Вильгельм не упоминали о ее поездке в Англию; того недолгого отсутствия Елизаветы словно и вовсе не было.
Служанки и придворные говорили, что не понимают, как женщина с таким положением может принимать то, с чем мирится Мария; для них она была загадкой – такой же неразрешимой, какой представлялась Вильгельму.
Преподобного отца Ковела сменил преподобный отец Барнет. Вильгельм сам пригласил его; пострадавший от репрессий короля Якова, тот провел несколько месяцев в Женеве – где и получил приглашение принца Оранского переехать в Гаагу. Принца, как и принцессу, устраивали протестантские взгляды, большой жизненный опыт и волевой характер этого человека, изгнанного из Англии за непреклонность в религиозных убеждениях.
Барнет считал, что правление Якова не принесет добра Британии, и в этом был солидарен с Вильгельмом; в результате они сблизились, а потому с приездом нового капеллана, принц стал чаще бывать в обществе супруги.
Постепенно Вильгельм начал понимать Марию. Она вовсе не была той глупенькой девочкой, какой иногда казалась ему; оказалось, что природа наделила ее и сообразительностью, и способностью постигать суть вещей и событий; главное же – она была толерантна. Сам Вильгельм всегда хотел проявлять терпимость к чужому мнению… ну, во всяком случае – до определенной степени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42