Герцога Йоркского граф Петерборо любил всей душой; один из немногих, он предпочитал его Карлу, а поскольку Мария Моденская была такой неотразимой красавицей – если портрет ничего не приукрашивал, – он желал доставить ее на остров в качестве новой герцогини Йоркской.
Перед его отъездом Яков говорил о необходимости поторапливаться. «Брак должен быть заключен до того, как соберется парламент, – не раз напоминал он. – Иначе выяснится, что она католичка, и свадьба не состоится».
Вот почему Петерборо покинул Англию под таким непроницаемым покровом секретности; где бы ни заходил разговор о целях его поездки, он всюду выдавал себя за джентльмена, желающего познакомиться с некоторыми заграничными достопримечательностями.
Когда он добрался до Лиона, его приняли с почестями, достойными богатого английского путешественника, но без тех особых знаков внимания, какие были бы оказаны посланнику герцога Йоркского, направляющемуся в Модену. Он намеревался продолжить путь на следующее утро, с тем чтобы как можно скорее прибыть в Италию.
Он отдыхал в своей комнате, как вдруг в дверь постучали. Извинившись за неурочное вторжение, слуга доложил, что внизу находится гонец. Петерборо попросил провести приезжего к нему в апартаменты: подумал, что привезли почту из Англии. К его удивлению, гость оказался итальянцем. – Вам письмо из Модены, милорд, – сказал он. Петерборо опешил. Откуда автор письма узнал о его маршруте? Кто выдал цель его поездки?
Отпустив гонца, он принялся читать полученную бумагу, однако долго не мог понять смысла написанных на ней слов, поэтому перечитывал несколько раз.
«Герцогиня Моденская узнала о Вашем намерении начать переговоры о браке ее дочери Марии-Беатрис-Анны-Маргариты Исобель и желает уведомить Вас в том, что ее дочь решила удалиться в монастырь и посвятить себя духовной жизни, а потому не сможет принять Ваше предложение. Прошу Вас передать Его Величеству королю Карлу Второму и Его Королевской Светлости герцогу Йоркскому самые искренние заверения в том, что итальянский дом д'Эст высоко ценит оказанную ему честь, однако в браке вынужден отказать». Внизу стояла подпись: «Джованни Нарди, личный секретарь герцогини Моденской».
Петерборо пришел в ярость. Тайна его миссии оказалась раскрыта! Более того – герцогиня Моденская заранее отклонила руку, предложенную ее дочери!
А этот гонец – было ли ему известно содержание письма? Неужели планы герцога Йоркского уже обсуждались в Модене и по всей округе? Неужели эта поездка разделит участь предыдущих?
Петерборо решил не допустить такого исхода событий.
Он снова попросил привести гонца к нему в апартаменты. На этот раз их оказалось трое. Немного подумав, он предложил им освежиться с дороги.
Когда они устроились за столом и выпили по бокалу вина, он сказал:
– Странно, что герцогиня Моденская сочла необходимым написать мне. Я – всего лишь путешественник, интересующийся достопримечательностями Италии.
Разумеется, они не поверили ему; после их ухода он написал Карлу и Якову, чтобы поставить их в известность о случившемся.
Затем, проспав не больше двух часов, он снова пустился в путь и через несколько дней добрался до Модены, где его ждал Джованни Нарди, автор полученной им записки.
– У меня есть для вас письмо герцогини Моденской, – сказал Нарди, – в котором она подтверждает все, о чем я уже имел честь сообщить вам. Герцогиня полагает, что наследнику английского трона не пристало в открытую просить о том, что ему не может быть обещано. Впрочем, не унывайте, друг мой. В семье д'Эст найдутся и другие принцессы, способные заинтересовать герцога Йоркского.
Поблагодарив секретаря герцогини за такую заботу об интересах его страны, Петерборо сказал, что выступает в качестве частного лица, а потому не сможет передать эти сведения в Англию.
Ему вдруг подумалось, что герцогиня, явно не желавшая допускать его к Марии-Беатрис, столь же явно стремится навязать ему другую представительницу своей семьи. Почему? Союз с английским королевским домом был бы блестящим достижением дома д'Эст, этих обедневших герцогов, не владеющих большими землями. Следовательно, еще не все потеряно, размышлял Петерборо. Взвесив все за и против, он решил доставить Марию-Беатрис своему хозяину, как и было оговорено в Лондоне.
Герцогиня Моденская всей душой любила своих детей – четырнадцатилетнюю Марию-Беатрис и ее младшего брата Франческо, оставшихся на попечении герцогини после смерти их отца, прославленного полководца Альфонсо д'Эст. Сама Лаура Мартиноцци – близкие друзья почти никогда не называли ее полным титулом – происходила из менее известной, однако тоже довольно знатной итальянской семьи. Наделенная и умом, и силой воли, достаточными для управления ее небольшим королевством, она так же властно распоряжалась дочерью и сыном, будто в деле их воспитания руководствовалась воинскими навыками своего покойного супруга; ей очень хотелось подготовить детей к трудностям будущей жизни.
Мария-Беатрис тоже любила свою мать – поскольку не могла усомниться в полезности материнских тумаков и затрещин. Если ей по какой-либо причине не удавалось правильно произнести слова вечерней молитвы, она тотчас получала такую оплеуху, что кубарем летела через всю комнату и начисто забывала все, что прилежно учила накануне; когда в постные дни ей давали луковый суп – блюдо, вызывающее у нее отвращение, – она самоотверженно поглощала содержимое ненавистной тарелки, поскольку мать говорила, что именно в этом состоял ее религиозный долг. В раннем детстве она боялась трубочистов – низкорослые, перепачканные в саже, они представлялись ей злыми гоблинами из страшной сказки; узнав об этом, герцогиня долгое время заставляла дочь проходить по пустующим анфиладам дворца, где в одной из комнат ее поджидали спрятавшиеся трубочисты. Увидев девочку, они выбегали из укрытий, а ей полагалось остановиться и спокойным тоном попросить их уступить ей дорогу – чтобы в конце концов научиться преодолевать свои суеверные страхи. Ее младший брат страдал малокровием из-за слишком усердного чтения книг, и врачи советовали ему чаще бывать на свежем воздухе. «Шляться с деревенскими мальчишками? Лучше я потеряю сына, чем выращу недоучку», – отвечала в таких случаях герцогиня.
Столь суровых родителей в Италии было не много – но при всем при том дети уважали и любили ее. Сантименты в их семье не допускались – практиковались лишь строгость и дисциплина; однако большую часть дня герцогиня проводила не где-нибудь, а с Марией-Беатрис и Франческо; она следила за их успеванием, всегда сидела с ними за обеденным столом, и они не представляли своей жизни без нее. Для них она была суровым, но надежным ангелом-хранителем.
Когда Марии-Беатрис исполнилось девять лет, герцогиня решила отдать ее в женский монастырь, на воспитание. В монастыре девочка впервые встретила свою тетю, родившуюся на пятнадцать лет раньше нее и теперь приставленную к ней в качестве наставницы, – с того момента жизнь Марии-Беатрис расцвела новыми красками. Не привыкшую к душевному теплу и ласке, ее приятно удивила отзывчивость тети; она по-прежнему любила и почитала мать, однако не менее сильные чувства испытывала к тете и ее духовным сестрам. Если теперь она допускала какую-нибудь ошибку, никто не бил ее, не порол розгами, не таскал за волосы; ее даже не заставляли есть отвратительный луковый суп – словом, жизнь в монастыре выгодно отличалась от нелегких домашних будней, а потому Мария-Беатрис решила постричься в монахини и никогда не покидать своей гостеприимной обители.
Таково было положение дел, как вдруг однажды утром ее вызвали в герцогский дворец.
Мать приняла ее намного теплее, чем обычно, и Мария-Беатрис поняла, что герцогиня довольна ею.
– Садись, дочь моя, – сказала герцогиня. – У меня есть для тебя новость – я считаю ее превосходной и думаю, что ты согласишься со мной.
– Я слушаю, мадре.
– Герцог Йоркский, вероятно, станет наследником английского трона.
Герцогиня пытливо посмотрела на дочь.
– По-моему, ты все еще не понимаешь меня.
– Мадре, я никогда не слышала ни о герцоге Йоркском, ни об Англии.
– Твое образование оставляет желать лучшего, дочь моя. Чем вы занимаетесь в монастыре?
– Молимся, мадре. Размышляем о смысле жизни. Готовимся предстать…
Герцогиня нетерпеливо замахала руками. Она не отрицала важности религии в жизни человека, но вместе с тем считала, что все уважающие себя люди обязаны иметь хоть какое-то представление о мирских делах. Никогда не слышать об Англии! Не интересоваться политикой! Правильно ли она поступила, отдав девочку в монастырь? Не следовало ли дать ей светское воспитание? Разумеется, на ее религиозное образование грех жаловаться, но вот в остальном…
– Англия – одна из самых могущественных стран мира, – недовольным тоном произнесла герцогиня. – Видно, мне придется проследить за тем, чтобы тебе как следует преподали историю Европы и ее важнейших держав. У английского короля нет ни сына, ни дочери, которые могли бы унаследовать его корону. Но у него есть брат, первый претендент на английский трон. Этот брат – герцог Йоркский… Так вот, герцог просит твоей руки – желает вступить в брак с тобой.
Девочка побледнела.
– Мадре, это невозможно. Я – невеста Господня.
– Дочь моя, твоего мнения здесь не спрашивают.
– Мадре, моя жизнь принадлежит монастырю. Я не смогу без него.
– Мала еще думать о своем будущем. Будешь делать то, что я тебе прикажу.
– Мадре… мысль о браке вызывает у меня отвращение.
– Понимала бы чего! Решение буду принимать я, а не ты. Внезапно девочка взбунтовалась.
– Я не выйду замуж! – закричала она. – Не выйду, не выйду!
В следующее мгновение она разразилась такими рыданиями, что даже герцогиня не могла остановить ее.
Глядя на безукоризненно правильные черты лица своей дочери, она вдруг представила ее, четырнадцатилетнюю, стоящей рядом с герцогом. Годящийся ей в отцы, он не производил впечатления доброго семьянина.
Герцогиня впервые в жизни заколебалась. Она не могла упустить блестящей возможности породниться с английским королевским домом – но уже не желала жертвовать Марией-Беатрис. Никакие почести не стоят таких испытаний, подумала герцогиня.
Она решила привлечь внимание герцога к какой-нибудь другой принцессе из моденской династии – менее хрупкой и более искушенной в мирских делах.
В течение последующих нескольких дней Мария-Беатрис похудела и осунулась. Ее дядя Ринальдо д'Эст каждый вечер обсуждал с матерью все выгоды и особенности предложенного им брака; когда к ним присоединился духовник герцогини отец Гаримбер, все трое сошлись во мнении, что союз с герцогом Йоркским должен быть заключен, однако для этого им необходимо найти ему другую невесту.
– Но ведь он на двадцать пять лет старше ее! – качая головой, сокрушался Ринальдо.
– С годами эта разница станет не такой заметной, – возразила герцогиня. – Да и полюбить маленькую девочку – легче, чем старуху.
– Принцессе не следует вступать в брак, противоречащий ее религиозным убеждениям, – заметил Гаримбер.
– А она и не будет вступать в такой брак, – ответила герцогиня. – Герцог Йоркский – католик.
– Тайный католик, тайный! Нет, не нравится мне все это, – вздохнул Гаримбер, с давних пор оказывавший большое влияние на суждения герцогини Моденской.
В результате этих совещаний было решено пригласить графа Петерборо ко двору, попросить его предложить герцогу другую невесту, а если этот план потерпит неудачу – попробовать уговорить Марию-Беатрис.
Джованни Нарди, личный секретарь герцогини, был послан к графу Петерборо. На сей раз ему поручили доставить графа во дворец герцогини Моденской.
Граф Петерборо с радостью принял приглашение и под завесой величайшей секретности прибыл в моденский дворец. Его немедленно провели в покои герцогини, и та приняла графа со всем надлежащим радушием – хотя и чувствовала себя довольно неловко.
– Присаживайтесь, милорд. Нам предстоит серьезный разговор, – после всех необходимых приветствий сказала она. – Не скрою, мне льстит та огромная честь, которую ваша страна оказала моему дому. Однако я вынуждена вам сообщить, что моя дочь намерена постричься в монахини, а потому не расположена к супружеской жизни.
– Ваша Светлость, принцесса еще очень молода. Вероятно, она не совсем понимает, как много счастья может принести ей этот брак. А с другой стороны – едва ли осознает, с какими тяготами сопряжено слишком долгое пребывание в монастыре.
– Вы правы, милорд. Но девочка очень чувствительна, и я не знаю, как она приспособится к климату страны, расположенной гораздо северней Италии.
– Ваша Светлость, климат в нашей стране умеренный. У нас не бывает палящего зноя и засухи, но от холода мы тоже не страдаем. А кроме того, герцог Йоркский создаст самые благоприятные условия для своей супруги.
– В этом я не сомневаюсь. Но для брака есть и другое препятствие… Мне сказали, что герцог католик – и при этом скрывает свое вероисповедание. Так вот, брак может быть заключен только после того, как он получит благословение Папы Римского.
– Иначе говоря, после благословения все остальные препятствия будут устранены?
Герцогиня замешкалась.
– Как я уже сказала, моей дочери еще далеко до совершеннолетия. Почему бы герцогу не остановить выбор на какой-нибудь другой представительнице нашей семьи?
– Мадам, герцог Йоркский уже остановил свой выбор – на вашей дочери. Этот брак устраивает его больше, чем все остальные.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга; в это время герцогиня думала не о дочери, а о будущем Модены – она поняла, что браку с Марией-Беатрис не будет никакой альтернативы.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Полагаю, когда герцог получит благословение Его Святейшества, вопрос о супружестве можно будет уладить к нашему обоюдному удовольствию.
– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы позволили мне встретиться с принцессой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42