Как будут развиваться события, Бентинк?
– Если народ Англии не примет Якова…
– Католика, Бентинк! Они никогда не согласятся на католика!
– Он считается законным наследником… причем – первым в линии наследования. Но англичане не желают видеть католика на троне… и в то же время почитают закон – по крайней мере, большинство англичан…
Вильгельм махнул рукой.
– Ладно, там посмотрим. А пока что мне нет никакого дела до идиотских нравоучений моего тестя.
– Ваше Высочество, не обращайте внимания на его письма. У герцога вздорный характер, это всем известно.
Вильгельм снова кивнул. Затем взял Бентинка под руку и улыбнулся – что позволял себе не часто. Ему было хорошо с Бентинком, и он знал, что может полностью доверять ему.
Бентинк и Елизавета – вот его настоящие друзья, думал Вильгельм.
Вильгельм и Бентинк переглянулись. Они не сказали того, что было у них на уме – слишком опасная тема для разговора, – но оба не сомневались в том, что когда-нибудь Вильгельм будет править не только Голландией, но также и Англией.
Выздоравливала Мария медленно; однако, поправившись, почти сразу вновь забеременела. Это ее обрадовало. Мария решила на сей раз доказать принцу, что способна подарить ему наследника. Она соблюдала все необходимые меры предосторожности: отказалась от танцев, которые так любила; не ездила верхом; большую часть дня проводила сидя со служанками и разговаривая о своем будущем ребенке.
Отец написал ей теплое письмо.
Он надеялся, что она отходит весь положенный срок. Советовал беречь себя и поменьше стоять на ногах, что плохо сказывается на самочувствии женщины, находящейся в ее положении.
Она улыбнулась, вспомнив детство – как сидела у него на коленях, а он рассказывал ей то одни, то другие забавные истории. Он был хорошим отцом. Добрым, отзывчивым. Никогда не бывал черствым или грубым…
Мария покраснела. Она подумала о своем супруге – не так, как ей хотелось думать о нем.
В спальню вошел Вильгельм; с тех пор, как она забеременела, это случалось не часто. Она вновь вспомнила о его отношении к занятиям любовью. Ему казалось, что они служат только для деторождения, ни для чего другого.
Он прав, размышляла она. Он всегда прав. Если кто-то считает его чересчур черствым, то это потому, что он живет по строгому нравственному закону, и если кем-то пренебрегает, то собой пренебрегает еще больше.
– Я получил письмо от твоего отца, – сказал он.
– О!..
Она даже захлопала в ладоши от удовольствия. Он поморщился. Ему не хотелось, чтобы она так открыто проявляла свои чувства – радость или горе, все равно.
– Мне сделано замечание – дескать, с тобой здесь дурно обращаются.
– Ох… нет. Я ничего не говорила. Он поднял брови.
– А ты и не могла ничего сказать.
– Да… разумеется. Конечно, не могла.
Он смотрел на нее строгим, холодным взглядом.
– Он посылает к нам двоих типов… полагаю, для слежки за нами.
– Для слежки?.. За нами?
– Пожалуйста, не повторяй за мной все, что я говорю. Это и глупо и утомительно.
– Я не… прости меня, Вильгельм.
– И постарайся не заикаться, когда разговариваешь со мной.
– Не… не буду, Вильгельм.
Ее замешательство доставляло ему удовольствие. По крайней мере, она сознавала свою зависимость от него – уже хорошо.
А теперь он хотел посмотреть, как смятение перейдет в радость.
– Ты не спросила, кто эти двое… которым поручено шпионить за нами.
– О нет, Вильгельм, не шпионить! Разве могли бы им поручить такое?
Он ухмыльнулся.
– Приезжают твои мачеха и сестра. В Голландии они будут инкогнито – очень инкогнито, как пишет твой отец.
Все было так, как он ожидал. Раскрасневшиеся щеки, слезы на глазах. Не то плачет, не то смеется – истеричка, когда же она повзрослеет?
– О Вильгельм… я так счастлива!..
– Приготовься к приему гостей, – сказал он.
Анна, розовая и пухленькая; Мария-Беатрис, смуглая и неотразимо красивая. Мария не могла отвести глаз от них – обнимала то одну, то другую, целовала, смеялась и снова обнимала.
– Дорогая, успокойся же ты наконец, – улыбнулась Мария-Беатрис. – А то принц Оранский отчитает нас за твой перевозбужденный вид.
– Да как же я могу успокоиться, когда ко мне приехали такие дорогие гости? А кроме того, Вильгельм уехал – уж вы-то можете не волноваться.
– Часто он уезжает? – поинтересовалась Анна.
– Все время занят государственными делами, – вздохнула Мария.
– Мог бы приехать на денек-другой, – заметила Анна. В ее голосе прозвучало явное неудовольствие.
– Не забывай, мы приехали инкогнито, – напомнила ей мачеха.
Они остановились недалеко от замка Вуд – всего на несколько дней, сказала Анна.
– Видишь ли, мы здесь с неофициальным визитом, – пояснила Мария-Беатрис. – И с нашим «очень инкогнито» не можем слишком задерживаться.
Позвали служанок. Принцессе Анне не терпелось поведать им обо всем, что в последние месяцы происходило при английском дворе. Она по очереди обняла сестер Вилльерс, Бетти Селборн, Джейн Ротт и Анну Трелони.
– Кажется, целую вечность не видела всех вас! – воскликнула она.
Затем, оставшись с Марией, она рассказала, в какое пришла отчаяние, когда оправилась от оспы и узнала, что ее сестра уехала в Голландию.
– Не передать словами, как мне было плохо, дорогая Мария. Ведь если бы не Сара, я бы осталась совсем одна-одинешенька!.. Да, у меня есть новости, касающиеся Сары. Пока что это секрет… О нем знаем только я и Мария-Беатрис. Но тебе-то я могу кое-что шепнуть на ушко. Сказать, а? Сара вышла замуж!
– Сара! Вышла замуж! – захлопав в ладоши, воскликнула Мария. – Надеюсь, ее муж – достойный мужчина?
– Достойнейший из достойных! Самый храбрый мужчина на свете. Другого Сара не выбрала бы, можешь мне поверить.
– Не сомневаюсь, дорогая сестренка, не сомневаюсь. Всю жизнь провести рядом с Сарой – на это отважится не каждый.
– Да, Мария, ради нее он готов на все. А хочешь узнать, как его зовут? Джон Чарчхилл. Ты его помнишь?
– Как не помнить – брат Арабеллы Чарчхилл, – вздохнула Мария.
Ей стало немного грустно. Отношения ее отца с этой женщиной были темой сплетен, омрачавших ее детство и заставлявших жить в другом, выдуманном мире. Да, тогда она не принимала реальности и думала, что сможет заменить ее своими детскими фантазиями.
– Арабелла нашла ему хорошее место в армии – как говорят, не без помощи Монмута. Но все равно, Мария, он так хорош, так обаятелен и так предан Саре, что она не может не любить его… хотя и не все знает о нем. Но она решила сделать из него очень важного человека, а если уж Сара чего-то хочет, то непременно добивается своего, это ведь тебе известно. – Анна засмеялась. – Он был очень, очень бесшабашным повесой… а потом влюбился в Сару, и теперь она не позволяет ему никаких вольностей. Но это огромный секрет, Мария.
– Не понимаю! Почему?
– Потому что Чарчхиллы взбеленятся, если узнают об этом. Дело в том, что Сара очень хороша собой, очень обаятельна и умна – и очень, очень бедна. Чарчихиллы полагают, что Сара недостойна носить их имя, но она им еще покажет!
– Сара-то? Уж надо думать!
– Но на нашей дружбе это не отразится – я имею в виду их брак. Мы дали клятву.
– А как там Франциска?
– Ах, дорогая Франциска. Она все так же мила и все так же любит тебя. Я привезла письма от нее.
О, какое это было счастливое время!
Мачеха сказала ей, что дома все время вспоминают их прекрасную Марию. Король жалеет о том, что отдал ее замуж за иностранца, и очень скучает по своей племяннице. Что касается ее отца, то он выглядит более грустным, чем кто-либо другой.
Увы, ее родственницы не могли задерживаться в Голландии – срок их пребывания здесь был оговорен заранее, и вскоре им пришлось собираться в дорогу.
Прощаясь, Анна всплакнула.
– По крайней мере, мы выяснили, что находимся не так далеко друг от друга, как нам казалось, – сказала она. – Я еще приеду – и это будет еще более «инкогнито». Мы обязательно увидимся, потому что я не могу слишком долго жить без вас.
Мария-Беатрис нежно обняла ее; на следующий день они уже плыли в Англию, где могли сказать герцогу Йоркскому, что нашли его дочь такой же красивой и счастливой, какой он привык видеть ее в прежние дни.
Вскоре после их отъезда у Марии произошел второй выкидыш, на этот раз – без всякой видимой причины.
Горе ее было безутешно. Мария плакала, тосковала по уехавшим гостьям – уж они-то сумели бы как-нибудь успокоить ее. Сама она не могла понять, что случилось с ней. Все ли меры предосторожности она предприняла?
Вильгельм не мог не винить ее. Она была молода и глупа; она не могла сделать даже того, что запросто получалось у любой крестьянки, – родить здорового ребенка.
– О Вильгельм, Вильгельм, – уткнувшись лицом в подушку, рыдала она, – неужели мне суждено всю жизнь разочаровывать тебя?
Когда пришел Вильгельм, Мария уже поужинала. Его лицо было бесстрастно, но она поняла, что для столь позднего визита существовала какая-то причина; со времени второго выкидыша она его почти не видела и начинала подозревать, что он окончательно уверовал в ее неспособность родить ребенка, а потому не находил повода делить с ней супружеское ложе.
Небрежным взмахом руки он удалил служанок из комнаты. Затем подошел к письменному столу, нахмурился и процедил:
– Полагаю, эти книги тебе принес преподобный отец Хупер. Не так ли?
У нее учащенно забилось сердце.
– Да… это он принес их.
Вильгельм бегло пролистал одну из книг.
– Так я и думал. Опусы по истории протестантской церкви. – Он бросил книгу на стол. – Этот человек – такой же фанатик, как и твой отец.
Мария вздрогнула. Она не выносила, когда кто-то ругал ее отца, и знала о неприязненных отношениях между ним и ее супругом. Сам ее брак имел целью примирить их друг с другом – что, увы, не удавалось сделать никакими средствами.
– Он с таким же фанатичным упорством борется против кальвинизма, с каким выступает за католицизм. – Вильгельм посмотрел на нее с чуть заметной улыбкой, скорее походившей на ухмылку. – Если я когда-нибудь буду иметь дело с Англией, преподобный отец Хупер сможет забыть о своей мечте стать епископом.
Эти слова задели Марию не меньше, чем предыдущие. Она любила своего капеллана и его жену и сейчас испугалась, что ее супруг намеревается отослать их в Англию.
Не глядя на нее, Вильгельм добавил:
– Твой отец находится на пути в Голландию.
– Мой отец?!
Она вовремя спохватилась. Ему не нравилась ее привычка повторять все, что ей говорят. Странное дело, это случалось только в разговорах с ним.
– Да, решил нанести визит своей дочери. Он настолько заботится о ее благе, что приедет сам и все увидит своими глазами. Так он написал мне. А на самом деле – мчится на всех парусах в Голландию, потому что в Англии его больше не выносят.
– Больше не выносят моего отца? – не сдержалась уязвленная Мария. – Но Англия это его родина. Он наследник трона!
– Он – католик. Вот в чем корень проблемы: англичане не желают видеть католика на английском троне. Потому-то твоего отца и отправили в изгнание.
– Но они будут обязаны признать его…
– Полагаю, англичане – не из тех людей, которым можно говорить, что они должны и что не должны.
Глаза Марии расширились от ужаса.
– Но дело не может обстоять настолько плохо. Ты не преувеличиваешь?
– Думаю, скоро ты сама поймешь, что происходит в Англии, хотя и не была там больше года.
Эти слова он произнес с таким холодным сарказмом, что у нее вспыхнули щеки – но она, забыв о страхе перед мужем, встала на защиту отца.
– Я знаю только одно: мой отец – человек, с честью послуживший своей стране. Когда он возвращался с победами, одержанными в нелегких морских сражениях, народ встречал его как героя.
– Ну а теперь провожает как изгнанника.
– Неправда.
Вильгельм изумленно поднял брови.
– Я в это не верю, – твердо произнесла она.
В ее голосе не чувствовалось прежнего надрыва; он звучал так же холодно, как и голос ее супруга.
– Когда я могу увидеть моего отца?
Вильгельм опешил – он не был готов к такому отпору.
– Через несколько дней. А если будет попутный ветер…
– В таком случае я должна устроить достойный прием наследнику английской короны.
Мария повернулась и вышла из комнаты. Глядя на закрывшуюся за ней дверь, Вильгельм вдруг забеспокоился. Она явно взрослела: из этой короткой встречи он вынес такое чувство, будто говорил не со своей ранимой и безропотной супругой, а с какой-то другой женщиной. Очевидно, сказывалось влияние ее отца. Пагубное влияние, разлагающее. Поэтому предстояло быть начеку. Не потому, что он боялся ее перехода в католическую религию – нет, в этом смысле Яков не смог бы на нее повлиять. Но он был ее отцом, а такая чувствительная и сентиментальная женщина, как она, вполне позволила бы забить себе голову ненужными понятиями о дочерних обязанностях наследной английской принцессы.
Он должен был помнить о том, что после смерти Якова – или его отречения – корона перейдет к Марии. На роль супруга царствующей королевы он не согласился бы ни при каких условиях. Следовательно, Мария должна была уяснить, что муж превосходит ее во всем, по всем статьям; а это в свою очередь значило, что Марию предстояло как можно скорее настроить против ее отца.
СУПРУЖЕСКАЯ НЕВЕРНОСТЬ
Несмотря на неприязнь к тестю, Вильгельм устроил ему самый почетный прием. Герцога и его свиту он встретил сразу по прибытии в сопровождении трех тысяч гвардейцев отвел во дворец Гааги.
Когда официальная часть приема была завершена, Яков подошел к дочери. Расспросив о настроении и домашних делах, он заметил, что ее здоровье, по всей вероятности, оставляет желать лучшего.
– Неважно выглядишь, дочурка, – сказал он. – Должно быть, это из-за климата – слишком уж здесь сыро и холодно.
– Не думаю. Между нашим климатом и английским почти нет никакой разницы, – пожал плечами Вильгельм.
– Напротив, разница огромна. Наш климат мягче, умеренней. Разве Мария болела так часто, когда жила у себя дома? Постоянные недомогания, два выкидыша! Нет, все-таки в Голландии условия не те – не то что у нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42