После смерти Пьетро удостоился еще больших почестей, чем при жизни. Как бы он стал упиваться ими, если бы мог.Шум и речи кончились, и я осталась одна в такой беспросветной пустоте, что меня охватило глубочайшее отчаяние.Добрая Роума! Она стала для меня единственным утешением. Я с благодарностью ощущала, что она готова сделать все, чтобы только вывести меня из депрессии. Раньше мне часто казалось, что я совершенно чужая в своей семье, особенно остро я это чувствовала, когда Роума и родители говорили вместе о своей работе. Теперь было по-другому. Я узнала, какую огромную поддержку и уверенность дает ощущение семейных уз, и за это я была очень благодарна Роуме.Сама того не подозревая, она оказалась единственным человеком, который поддержал меня в тот момент.— Возвращайся в Англию, — сказала она. — Поживешь со мной в экспедиции. Мы сделали совершенно невероятную находку — возможно, это — древнейшее поселение римлян в Британии, если не считать Веруламиума Древний город на территории графства Кент, сущестовавший еще до римского завоевания.

.Я с благодарностью ей улыбнулась. Мне так хотелось выразить ей всю свою признательность, но что-то сковывало меня, может быть, какие-то неосознанные воспоминания.— Но от меня не будет никакого толка, — возразила я. — Одни неудобства.— Глупости! — Роума снова взяла на себя роль старшей сестры и была готова заботиться обо мне, не задумываясь о том, хочу я этого или нет. — В любом случае ты должна приехать хотя бы ненадолго.И я действительно поехала в Лоувет Милл. Роума представила меня своим коллегам по экспедиции, и я почувствовала за нее гордость, увидев, с каким уважением все к ней относятся. Она много и с воодушевлением рассказывала о своей работе. И я вдруг тоже начала испытывать некоторый интерес к ее раскопкам, хотя, наверное, этому в немалой степени способствовало то, что мне было хорошо в обществе Роумы, и я чувствовала, что она тоже стала ко мне более привязана.Недалеко от раскопок находилась сторожка, которую сэр Уилльям предоставил Роуме. В ней было все очень просто устроено: пара кроватей, стол, «несколько стульев, ну и еще кое-какие вещи. Комната на первом этаже была завалена археологическими инструментами: лопатами, кирками, скрепками и метелками. Роуму очень устраивал этот домик, потому что он был расположен совсем близко от раскопок, в то время как другим археологам приходилось снимать комнаты в домах, разбросанных по всей округе, а некоторые жили в гостинице Лоувет Милла.Роума, взяв меня на раскопки, с гордостью показала главную находку, — поразительный мозаичный тротуар, выложенный из белого известняка и красного песчаника строгим геометрическим узором. Она также считала, что мне совершенно необходимо увидеть три римские ванны, найденные на месте раскопанной виллы, что доказывало, что эта вилла принадлежала очень знатному и богатому римлянину. Там были ванны tepidarium, caledarium и frigidarium. Роума с особым вкусом и удовольствием произносила римские термины, и, видя ее в таком воодушевленном состоянии, я снова начинала чувствовать вокруг себя жизнь.Роума сводила меня в Фолкстоун, чтобы показать лагерь Цезаря. Я дошла с ней пешком до Шугар Лоуф Хилл к колодцу св. Фомы, у которого отдыхали паломники по пути к гробнице св. Фомы из Бекета. Мы поднялись с ней на самое высокое место в лагере Цезаря, сто тридцать метров над уровнем моря. Никогда не забуду, как стояла там Роума с развевающимися на ветру волосами, глаза ее горели от восторга в то время, как она показывала мне на земляные укрепления и рвы. Был ясный день. Я смотрела на тихое мерцающее в солнечных лучах море, видимость была миль на двадцать вдаль, и я могла ясно различить очертания берега, где начиналась когда-то галльская земля Цезаря, и представить себе, как оттуда отправлялись в поход его легионы.В другой раз мы поехали осмотреть замок Ричбург, где, как сказала Роума, сохранился самый значительный памятник времен римских завоеваний — крепость Ритупиае.— При Клавдии здесь располагалось главное место высадки римской армии, направлявшейся в Британию из Болоньи. По этим стенам ты можешь представить, какое это было мощное сооружение.С огромным удовольствием она показывала мне винные погреба, амбары, руины храма. Невозможно было не заразиться ее волнением, с каким она рассказывала о массивной кладке из портлэндского камня, о бастионах, остатках откидного моста и о подземном ходе.— Хорошо бы и тебе заняться археологией, — произнесла Роума со слабой надеждой в голосе.Она, действительно, полагала, что, если я увлекусь археологией, то обрету замену тому, что потеряла. Мне хотелось сказать ей, что для меня ее любовь, ее увлеченность своим делом оказались этой заменой, и теперь я больше не чувствую себя одинокой.Но говорить Роуме такие вещи было совершенно невозможно. Она бы ответила на это:» Не болтай чепуху!»Но я дала себе обещание, что впредь стану видеться с ней чаще, что обязательно буду интересоваться ее работой. Я должна дать ей почувствовать, как я рада, что она моя сестра.Чтобы отвлечь меня от грустных мыслей, она попросила меня помочь ей в реставрации мозаики, которую обнаружили во время раскопок. Эта работа требовала особых навыков, и в мою задачу входило только подавать кисточки и растворы. Находка представляла собой желтоватый диск, на котором была изображена какая-то картина, и было необходимо как можно полнее восстановить это изображение. Собрать мозаику из сохранившихся кусочков — весьма тонкая работа, сказала мне Роума, но если эта работа будет закончена, ее обязательно возьмут в Британский музей. Меня поражало, какую осторожность и тщательность требует реставрационная работа, и когда я видела, как кусочки мозаики вновь обретают свое место, постепенно восстанавливая утраченную картину, меня охватило радостное волнение.Вскоре я впервые увидела Лоувет Стейси — огромный дом, скорее даже замок, величественно возвышавшийся над окружающей местностью. Это его владелец милостиво разрешил Роуме и ее коллегам вести раскопки на территории поместья.Во время прогулки я довольно неожиданно вышла к этому дому, и при виде его у меня перехватило дыхание. Огромная выездная башня высилась, подавляя своим видом весь окрестный пейзаж. Она состояла из центральной, более плоской башни, по обеим сторонам которой поднимались две другие, восьмиугольные и более высокие. Вид этих укреплений производил устрашающее впечатление. Узкие, похожие на бойницы окна мрачно взирали на окрестность. Через проем въездных ворот были видны каменные стены внутренней части замка. К ней вела мощеная дорога, которую окружали стены, поросшие мхом и лишайником. Я чувствовала себя совершенно зачарованной и впервые после смерти Пьетро на несколько минут забыла о нем. Меня охватило почти непреодолимое желание ступить на эту дорогу и, пройдя через вторые ворота, увидеть, что находится по другую сторону стен. Я даже сделала несколько шагов, но подойдя ко входу, вдруг увидела над воротами вырезанные из камня химеры — жуткие, зловещие создания — и остановилась. Они будто предостерегали меня, что лучше держаться отсюда подальше, и вняв им, я вовремя повернула обратно. Нельзя же в самом деле входить в незнакомый дом только потому, что его вид потряс меня.Я вернулась домой, полная волнующих впечатлений.— О! Так ведь это и есть Лоувет Стейси, — объяснила мне Роума. — Слава Богу, они не построили свой дом на месте римского поселения.— А что такое Стейси? Это фамилия семьи?— Да.— Интересно, что это за люди, они ведь живут в таком удивительном месте.— Я имела дело только с Уилльямом Стейси, главой семейства. Он землевладелец и хозяин замка, поэтому к нему я и обратилась за разрешением.Ох уж эта Роума. От нее невозможно было что-либо узнать, если это не касалось ее работы. Ничего, кроме археологии, ее не интересовало.Но мне повезло встретить Эсси Элджин.Еще в самом начале моего обучения музыке, меня отправили в специальную школу, где мисс Элджин стала одним из моих преподавателей. И вот, гуляя по городку Лоувет Милл, который находился примерно в миле от раскопок, я встретила Эсси. Несколько секунд мы смотрели друг на друга в замешательстве, и затем она воскликнула.— Никак это крошка Кэролайн?— Уже не крошка, но все же, Кэролайн, — ответила я.— Что ты здесь делаешь? — удивилась мисс Элджин.Я ей все рассказала. Она печально покачала головой, когда узнала о Пьетро.— Ужасная трагедия, — сказала она. — Я слушала его в Лондоне, когда он в последний раз выступал там. Специально приехала тогда на его концерт. Какой великолепный мастер!И тут она посмотрела на меня с грустью. Я знала, о чем она в этот момент подумала — обычные мысли учителя о неоправдавшем надежды ученике.— Пойдем ко мне, — предложила она. — Я приготовлю чай, и мы с тобой поболтаем.Дома она рассказала мне, что приехала в Лоувет Милл, потому что хотела пожить у моря и кроме того считала, что еще не подошло время отказаться от независимой жизни. У мисс Элджин была сестра года на два-три моложе ее, она жила в Эдинбурге и звала Эсси приехать к ней. Но мисс Элджин посчитала, что еще может позволить себе, как она сама выразилась, несколько лет свободной жизни.— Вы продолжаете давать уроки? — спросила я. Мисс Элджин скорчила гримаску.— А что еще остается делать таким, как я, дорогая. Правда, у меня здесь очень милый маленький домик, и мне здесь хорошо. Я даю несколько уроков девицам в Лоувет Милле. На жизнь выходит не так уж много, но стало легче с тех пор, как я начала заниматься с юными леди из Большого дома.— Из Большого дома? Вы имеете в виду Лоувет Стейси?— А какой же еще? Это и есть наш Большой дом, и, Божьей милостью, там оказались три девицы, которых хотят обучать музыке.Эсси Элджин обожала сплетничать, и поэтому ее не надо было настойчиво расспрашивать. Поняв, что говорить о моих делах для меня мучительно, она сама с радостью начала обсуждать своих учениц из Большого дома.— Не передать, что это за место. Вечно там происходят какие-то истории. А теперь ожидается свадьба. На этом настаивает сэр Уилльям. Он хочет, чтобы эти двое молодых людей поженились.— Какие двое? — спросила я.— Мистер Нейпьер и юная Эдит… Но она, по-моему, еще слишком молода. Ей, кажется, всего семнадцать. Конечно, некоторые уже и в семнадцать… но не Эдит.— Эдит — дочь владельца дома?— Ну, наверное, ее можно так назвать. Хотя в буквальном смысле она не является дочерью сэра Уилльяма. О, в этом доме все довольно запутано. Ни одна из воспитывающихся там девиц впрямую не принадлежит к этой фамилии. Сэр Уилльям — опекун Эдит. Она живет в его доме уже пять лет, с тех пор, как потеряла отца. Ее мать умерла, когда она была еще совсем крошкой, и девочка росла под присмотром домоправительницы и гувернанток. Ее отец был большим другом сэра Уилльяма. Он владел большим поместьем где-то в районе Мейдстоуна… Когда он умер, имение было продано, и все деньги получила Эдит. Она богатая наследница, и поэтому… В общем, отец Эдит назначил сэра Уилльяма ее опекуном, и она переехала в Лоувет Стейси. И вот теперь сэр Уилльям велел Нейпьеру вернуться домой, чтобы женить его на Эдит.— А кто такой Нейпьер?— Сын сэра Уилльяма, которого он изгнал из дома. Ну, это целая история. Кроме того, в доме живет Оллегра. Как я слышала, она кем-то приходится сэру Уилльяму. Сама она называет его своим дедом. Характером сущая маленькая бестия и большая задавака. Дом ведет некая миссис Линкрофт. У нее есть дочь Элис. Вот эти три девицы — Эдит, Оллегра и Элис — мои ученицы. Хотя Элис всего лишь дочь домоправительницы, воспитывается она вместе с остальными девочками. Поэтому она тоже берет у меня уроки. Ее растят как настоящую маленькую леди.— А этот Нейпьер?.. — спросила я. — Какое у него странное имя.— Ну это, видимо, семейная традиция. У них у всех довольно странные имена… по фамилиям тех, кто вступал в брак с кем-то из семейства Стейси, так я во всяком случае слышала. С этим Нейпьером связана какая-то загадочная история. Я ее толком не знаю, но слышала, что его брат Боумент — вот еще одно их семейное имя — был убит, и в этом винят Нейпьера. Видимо, потому-то он и уехал. А вот теперь вернулся, чтобы жениться на Эдит.— Но почему в убийстве обвиняют Нейпьера?— О семействе Стейси здесь как-то не очень любят распространяться. Видимо, боятся сэра Уилльяма. Он жутко вспыльчив, а большинство здешних обитателей — его арендаторы. Говорят, у этого сэра Уилльяма не сердце, а камень. Так, наверное, оно и есть, раз он смог выгнать родного сына из дома. Мне бы самой хотелось знать подробности этой истории, но говорить о ней с юными девицами как-то негоже.— На меня большое впечатление произвел их дом. Есть в нем нечто устрашающее. Издали вроде бы очень красив, но когда я подошла поближе… Ух, меня охватил настоящий ужас.— Ты слишком впечатлительна, — рассмеялась мисс Элджин. Затем она попросила меня что-нибудь ей сыграть. Я села за пианино, и словно вернулись старые времена, когда я была еще юной, когда еще не было в моей жизни Парижа, не было Пьетро, и у меня все еще было впереди.— О! Какое у тебя великолепное туше! И чем же теперь ты намерена заниматься? — спросила меня мисс Элджин. — У тебя есть какие-то планы?Я покачала головой.— Полно, душа моя. Тебе следует вернуться в Париж и продолжить…— Что продолжить? То, чем я занималась до замужества?Мисс Элджин не ответила. Возможно, она знала, что я умелая пианистка, и могла бы стать хорошей преподавательницей музыки, но божественной искры во мне не было.Пьетро отнял ее у меня. Впрочем нет, если бы она действительно была, я бы никогда не выбрала замужество вместо карьеры.На прощание мисс Элджин снова напомнила мне:— Все-таки подумай о том, что я тебе советую. И, конечно, приходи снова.Я шла обратно и думала об Эсси, о прежних днях ученичества, о будущем, но почему-то у меня перед глазами то и дело возникал Большой дом, полный неясных, расплывчатых лиц, имена которых я теперь знала, но всего лишь имена.Очень хорошо помню те дни, когда я сидела в домике Роумы, наблюдая за искусной работой реставраторов, под руками которых вновь оживала древняя мозаика, помню, как ходила к Эсси на чашку чая, иногда играла для нее на фортепьяно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45