Каждый верхний этаж храма был значительно меньше, чем нижний, и отделялся от него террасой и резной крышей, далеко выходящей за стены нижнего этажа. По углам крыши были изогнуты вверх; над ними, а также над входом в храм, виднелись позолоченные «хорла», то есть буддийские круги, символизирующие вечное круговращение. По обеим сторонам каждого хорла виднелись изображения косуль.
Батуев остановил лошадей у ворот, прорезанных в каменной стене, окружающей монастырь. Звероловы спешились и привязали лошадей к тарантасу. Потом они помогли Смуге выйти из тарантаса и подвели его к воротам. Здесь, как обычно перед буддийскими храмами, справа от ворот стояла большая молитвенная мельница, барабан который был покрыт священными письменами. Проходя рядом с мельницей, верующие буддисты поворачивали ручку барабана, так как верили, что это равносильно чтению написанных на нем молитв.
На пороге монастыря их встретил молодой монах в красном одеянии. Батуев объяснил ему, что прибывший из далеких стран ангаши Ангаши – профессиональный охотник.

просит врачебной помощи у святого ламы. Монах нисколько не удивился этой просьбе. Видимо, подобные посещения были часты в этом монастыре. Он наклонил голову в знак согласия и ввел гостей внутрь ограды монастыря. В этот момент в храме никого не было. Между двумя рядами деревянных колонн, поддерживающих перекрытие, в самом центре храма, находилось изваяние сидящего Будды. У его подножья стоял алтарь со многими мелкими изваяниями божеств и мисками с жертвенными дарами. Запах полевых цветов смешивался с одуряющим ароматом благовоний. С потолка свисали флаги с священными письменами и длинные хоругви, на которых были изображены буддийские божества. Стены храма были покрыты живописными изображениями различных воплощений Будды и его святых последователей.
Молодой монах раздвинул тяжелую портьеру. За ней показались ступени лестницы, которая вела на верхний этаж. Монах провел путешественников в комнату, стены которой были обиты шелковой материей. Вдоль стен лежали толстые циновки для сидения, рядом с которыми стояли низкие, лакированные столики. В углу находился домашний алтарь с золочеными фигурками святых.
Едва путешественники уселись на циновках, как появился «святой» лама. По виду трудно было определить его возраст. Коричневая, блестящая кожа на его лице не носила следов морщин, только под глазами виднелись мелкие складки. Лама внимательно взглянул на гостей, отвесил им поклон, наклонив голову в высокой, желтой шапке, сужавшейся вверху и немного согнутой вперед. Лама был одет в темно-красную пелерину без рукавов из китайской парчи. Поверх пелерины была повязана светлая, широкая шаль, один конец которой лама перебросил через плечо на спину. За шелковым поясом у него были заткнуты большие четки, а в руках он держал небольшую молитвенную мельницу. Смотря на гостей, лама одновременно медленно вращал колесо мельнички. От ламы доносился запах благовоний.
Путешественники встали с циновок, приветствуя ламу. А он сказал что-то молодому монаху тихим, бесцветным голосом. Тот сразу же исчез из комнаты, но вскоре появился вновь. От имени своего настоятеля он поочередно вручил путешественникам цветные, тонкие, шелковые шали, которые буддисты дарят только очень почетным гостям. Молодой монах делал это чрезвычайно торжественно, низко кланяясь каждому.
Смуга в свою очередь подарил «святому» ламе резную молитвенную мельницу из знаменитого монастыря в Кими, а потом вручил ему денежное пожертвование на монастырь. Таким образом, совершился обмен первыми подарками. Молодые послушники внесли котелок с чаем и деревянные миски с сухими пирожными, сладостями и фруктами. Лама достал из складок своей одежды личную чашку и протянул ее послушнику, разливавшему чай. Для гостей были поставлены красные фарфоровые чашки.
Не переставая вертеть руку молитвенной мельницы, лама развлекал гостей беседой. Он рассказывал о своем пребывании в священной Лхасе, расспрашивал о монастыре в Кими. Батуев слушал рассказ ламы с набожным вниманием, время от времени склоняя голову на грудь. Лама прекрасно говорил по-русски, хотя с несколько гортанным оттенком, характерным для большинства монголов. Живые, черные его глаза непрерывно переходили от одного лица к другому, пока не остановились на бледном лице Смуги. Лама прервал речь, всматриваясь в Смугу. Все замолкли, а лама, не отрывая взгляда от Смуги, тихо сказал:
– В буддийской святыне любой человек найдет то, чего ищет, хотя русские попы считают наши монастыри местопребыванием дьявола. Русские чиновники и попы не считают братских Сибирские крестьяне зовут бурятов братскими.

людьми.
– Мы не русские чиновники, – поспешно сказал Томек. – Мы явились к вам, достопочтенный лама, с просьбой помочь нашему раненому товарищу.
– Вы правильно сделали. Русские врачи заботятся только о том, чтобы получить мунгум Мунгум – деньги.

. Прошу вас, идите за мной, дорогие гости!
Лама ввел путешественников в комнату, отделенную портьерой. Это был его врачебный «кабинет» и одновременно аптека. Две стены от пола до потолка были заняты полками с разнообразными сосудами, на третьей стене висели пузатые кожаные мешочки с тибетскими надписями.
Лама помог Смуге раздеться и посадил его на циновку у окна. Снял повязку с раны. Рана немного гноилась. Лама взял со стены несколько мешочков. Стал сыпать зелье в один из сосудов, бормоча при этом заклинания, или, возможно, молитвы. Руками он делал над сосудом какие-то таинственные движения и, поворачивая голову, тихо сплевывал за себя.
Боцман незаметно подтолкнул Томека локтем.
– У нас по деревням знахарки тоже лечат так глупых баб... – тихо сказал он по-польски.
– Тише, боцман, – прошептал Томек. – Пусть совершают свои смешные обряды, лишь бы лекарство подействовало.
– Твоя правда, браток, только приготовь на всякий случай чистые бинты, потому что этот священник, хотя он и пахнет как парфюмерная фабрика, моется, пожалуй, редко.
Томек бросил на друга возмущенный взгляд, но все же достал из подручной сумки бинты. Он положил их на циновку рядом со Смугой. Тем временем лама разлил снадобья по мисочкам. Шелковым платочком обмыл снадобьями рану. Смуга переносил эту процедуру весьма терпеливо. Когда лама принес какую-то черную мазь, Смуга пододвинул свои бинты. Вскоре перевязка была окончена.
– Ты вовремя пришел сюда. Злой дух хотел уже поселиться в твоем теле, но я его прогнал заклинаниями, – сказал лама, закончив перевязку. Теперь он начал тщательное обследование пациента. Выслушивая и выстукивая его, беззвучно шевелил губами, морщил лоб, словно выражал гнев. Наконец, закончив осмотр, лама обратился к Смуге.
– Тебя уже лечил кто-то из наших благочестивых ламов, – сказал он громко.
– Ты не ошибаешься, достопочтимый господин, – ответил Смуга. – Это было в монастыре в Кими. Во время своей прежней экспедиции я был ранен...
– Можешь мне не говорить об этом, я все знаю, – перебил его лама. – Внутри тебя притаился ужасный злой дух... Кто-то, при помощи яда, помог ему овладеть твоим телом.
Томек и боцман изумленно переглянулись. Откуда лама мог знать, что Смуга был когда-то ранен отравленным ножом?
– Твоя новая рана ничем тебе не угрожает. Через два дня можешь снять повязку, – продолжал лама. – Опасность представляет первый злой дух. Он только дремлет в тебе, но порой пробуждается. Вот и теперь...
Томек побледнел, да и боцман не на шутку обеспокоился. Неужели в самом деле Смуге опять что-нибудь угрожает? Томек вдруг вспомнил, что врачи кабаки Буганды не ручались за полное выздоровление Смуги.
– Ты вовремя обратился ко мне. Правда, злой дух останется в тебе, но я его снова усыплю, – сказал лама.
Он снял со стены еще несколько мешочков. Достал из них мелкотолченое сухое зелье и стал смешивать его, все время бормоча заклинания и делая руками таинственные жесты. Потом часть порошка лама бросил в сосуд с водой, который поставил на огонь, а остальную часть лекарства всыпал в мешочек. Так прошло несколько минут. Лама налил в чашку отвар из зелья, подал чашку Смуге и сказал:
– Выпей это лекарство. Я составил его из чудесного корня растения, которое, по древним преданиям, рождается от удара молнии. Это растение усыпит злого духа твоей болезни.
– Что же это за растение, уважаемый лама? – недоверчиво спросил боцман.
– Это жень-шень Жень-шень (Panax ginseng) растение из семейства аралиевых встречается в Уссурийском крае, в Северном Китае и Корее. В настоящее время в Советском Союзе, Канаде, Соединенных Штатах Америки и Японии организованы плантации жень-шеня. Надземная часть, высотой около 70 см отличается серозелеными, пятипольными листьями и мелкими цветами. Осенью на месте цветов появляются светло-красные или черно-красные ягоды. Корень этого растения, употребляемый в медицине, благотворно влияет на работу коры головного мозга, нервную систему и является превосходным укрепляющим средством.

, досточтимый господин, – ответил лама. – Уже больше трех тысяч лет корень этого растения применяется в народной медицине. Его нелегко найти, потому что растет он только по берегам источников, которые появляются из земли после удара молнией.
– И это в самом деле целебное растение? – продолжал спрашивать боцман.
– В знак того, что это животворное и целебное растение, боги придали его корням вид человеческого существа. Древние китайские врачи делали из этого корня лекарство, которое могло на некоторое время отогнать смерть от человека, лежащего на смертном одре.
Смуга выпил отвар, поданный ему ламой, а боцман, как всегда любопытный и недоверчивый, спросил опять:
– Можешь ли ты, уважаемый лама, открыть нам тайну, откуда ты узнал о чудесном действии этого корня?
– Достопочтенный чужестранец, искусство врачевания я получил от мудрецов священной Лхасы, само название которой говорит о том, что она находится под особым покровительством богов. На тибетском языке Лхаса значит Земля Богов. Согласно древней монгольской легенде, храм в Лхасе возник благодаря невольной помощи слепого мудреца. Как видно, это был знак благоволения со стороны богов.
– Это чрезвычайно интересно. Досточтимый лама, очень вас прошу, расскажите нам эту легенду, – попросил Томек.
Боцман и Смуга поддержали его просьбу.
– Я с удовольствием расскажу вам, достопочтенные гости, но прошу вас в мою келью, где больной удобно отдохнет на циновках.
Все вернулись в комнату ламы. Молодые опять принесли котелок с горячим чаем. Когда все расселись, лама начал рассказ.
– Давным давно, в царстве Жунь Жунь – древнее название нынешнего Тибета. Лхаса – так первоначально назывался храм, построенный в VII в. нашей эры. Лха – по-тибетски бог, са – земля.

пастухи вознамерились построить большой храм. Место для его постройки они выбрали в живописной долине. Они долго свозили в долину ценные материалы, а когда их накопили достаточно, принялись за работу. Общими усилиями они возвели великолепные стены и уже кончали строительство, как вдруг все здание рассыпалось в прах. Пастухи чрезвычайно этим опечалились, но не оставили мысль построить в этом месте святыню. Вскоре они возобновили работы. Однако и на этот раз почти уже законченное здание развалилось без какой-либо видимой причины. То же самое случилось и во время третьей попытки построить храм.
Святые ламы не могли ничем помочь. Тогда хан царства Жунь вызвал самого знаменитого в своей стране прорицателя. Но и тот не сумел ответить на вопрос, почему не удается закончить строительство. Однако он сказал, что тайна эта известна одному святому мудрецу, находящемуся где-то на востоке.
Хан немедленно позвал отважного и хитрого ламу, которого послал на поиски мудреца. Лама посетил все известные страны к востоку от царства Жунь. Осторожно и незаметно он расспрашивал о местопребывании знаменитых мудрецов, но никто ему не мог помочь. Отчаявшись, лама отправился в обратный путь в царство Жунь. Однажды у его седла лопнула подпруга. Желая починить ее, он стал искать вокруг какое-либо жилье. На берегу озера заметил старую юрту. В юрте он застал старика, погруженного в размышления.
– Мир твоему дому, брат. – сказал лама.
– Садись у очага и не побрезгуй моим скромным угощением, брат, – ответил старец.
Лама вскоре заметил, что хозяин слеп. Во время беседы старец сам сказал ему о всему увечье. Он считал, что ведет беседу с кем-то из своего народа, потому что ловкий посланник хана Жунь притворился ламой с востока, совершающим паломничество по монгольским святым местам. Он попросил у старца ремень, чтобы починить подпругу. Конечно, слепой сам не мог исполнить его просьбу и позволил ему поискать нужный ремень в юрте. Когда лама исправил подпругу, старик сказал:
– Ты счастлив, лама с востока, потому что ты можешь посетить великолепнейший храм, какого никогда не видели и не имели пастухи из царства Жунь! Они не смогут построить храм в своей долине. Волны неизвестного им подземного моря разрушают стены. Если они узнают эту тайну, подземное море уйдет из царства Жунь и зальет наши пастбища. Тогда все мы погибнем!
Лама догадался, что перед ним сидит мудрец, которого он так долго и напрасно искал. А старец, все еще принимая ламу за представителя своего народа, потребовал, чтобы тот не выдал его тайны никому из западных лам. Тогда отважный лама воскликнул:
– Беги, несчастный старик! Подземное море скоро зальет твою страну, потому что я лама из царства Жунь!
Воскликнув это, он вскочил в седло и помчался к своим, а бессильный слепой старик сходил с ума от отчаяния. Вскоре в юрту вернулся его сын. Громко рыдая, старец приказал ему погнаться за чужим ламой, который поехал на запад.
– Догони его и убей! Он украл у меня тайну, – кричал он.
На одном из монгольских наречий слова «тайна» и «ремень» звучат почти одинаково, а рыдающий старец произносил это слово очень неясно. Поэтому сын неправильно его понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36