Значит, мы пришли на место?
Я затравленно оглянулся. А где солдаты и полицейские? Чхина не дошла до города?!
Что делал монстр возле мачты, не было видно. Послышался его крик «марш, марш!» – и мы гурьбой побежали по его следам. А потом опять шли и шли, не видя ничего вокруг, что бы говорило о цивилизации. Наоборот, пейзаж становился все первозданней и враждебней. От неба осталась свинцовая полоска далеко вверху, зажатая между темно-бурыми зубчатыми обкладками. Правда, дно ущелья было почти сухим, что наводило на мысли о дренажной системе… И вот неожиданно открылась большая терраса из металла и бамбука, остроумно вписанная в горный пейзаж.
– Внемли воплю моему, – запел Билли «голосом из могилы». – Прими мольбу из уст нелживых…
Окончательно стало ясно: с Чхиной что-то случилось – не смогла помочь, поэтому нужно выкручиваться самим. Самому. На Билли и вдову глупо надеяться. И я заторопился вслед за монстром, который уже поднимался по металлическим ступеням крутой лестницы. Вот он пошел через террасу, гулко топая по металлу. В каменной стене перед ним со скрежетом раздвинулись створки дверей… В отчаянном прыжке я успел придержать их рукой, потом протиснулся в щель между ними. Ман Умпф продолжал топать в темноте, и вдруг все стихло. Вспыхнул нежно-оранжевым светом большой экран в сплошной скале. Был он непривычной многоугольной формы, и тут же – низкий стол-пульт, усеянный сигнализаторами, кнопками, рычажками. Монстр стоял, навалившись руками на пульт. Я присел на корточки, переводя дыхание. Нужно было собраться с силами для последнего рывка. Теперь-то никто не помешает – я прикончу его!
По экрану застрочили причудливые знаки и непонятные письмена. Монстр вдруг выпрямился и… запел! Незнакомый резкий язык, незнакомая довольно примитивная мелодия в маршеобразном темпе… Он благополучно допел строфу и включил яркий свет.
Передо мной уже было совсем другое существо: крепко сбитое, энергичное, из него выхлестывали флюиды радости. Как же быстро он подзарядился! С моими-то силами бросаться на него? И все же я прыгнул…
Он отмахнулся от меня, как от мухи. Пролетев через все пространство пещеры, я ударился головой и спиной о скальную стену…
Гул далекого взрыва пробился сквозь шум реки. Страшный человек и Чжанг прислушались. Они сидели на мокрых камнях у самой воды, над ними нависли скалы и стены чхубанга.
– Что это было? – робко спросил Чжанг. – Скажите, о лучший друг всех монахов…
Виверра, звякнув цепочкой, ощерилась на могучем плече. Монах почему-то ей не нравился.
– Все хорошо, – успокоил Страшный и легонько похлопал по костлявой спине товарища. – Я убрал воду. Слушайся меня. Скоро пойдешь.
Чжанг уставился на бушующую реку. «Как убрал? Ведь течет, брызгает! И разве можно убрать воду из реки?»
И снова душа заныла о содеянном. Но правильному раскаянию сильно мешало тело: оно живо помнило и жаркие ласки чухчи, и вкус жирной пищи, и греховное питье. Раздвоение было мучительным! Можно было свихнуться от страданий! И Чжанг, закатив глаза под узкий лоб, запел чудодейственную молитву:
Приползу к истокам на коленях, Буду грязью у праведных ног…
Горячие струйки потекли по его впалым щекам, оставляя светлые забавные полоски. Страшный поглядывал на него и хмыкал, но не мешал страдать. Злой дух на его плече тоже хмыкал и пялился на монаха.
Но вот рев реки стал светлее тоном.
– Открой глаза! – приказал Страшный. – Смотри!
Чжанг поспешно вытер слезы и обомлел: река стремительно сжималась, усмиряя фонтаны брызг, обнажая крутые валуны и берега. Вот она совсем уже как скромная речушка засушливых времен. Стали видны «тайные дыры» – два глубоких зрачка в растрескавшемся граните.
Теперь из монаха можно было веревки вить, потому что муки раздвоения кончились. Страшный человек, посмеиваясь, повесил на него пустые кожаные мешки и подтолкнул коленом:
– Быстро! Туда! Доброго тебе урожая!
Чжанг побежал через иссякающий грязный поток, запачкав подол новенькой тоги с золотистой каймой – совсем как у Верховного Хранителя Подвалов! В страхе втянув голову в плечи, замешкался перед каменной норой.
– Ничего не бойся! – ударил в спину могучий голос Страшного друга. – Слушай мое мнение!
Удивительно: простые слова, а страх прогоняют и силы дают. Чжанг уверенно полез вверх по колодцу, пробитому в скале грешниками далеких времен. Включать фонарик не потребовалось – через оба тоннеля в колодец вливалось достаточно много света, чтобы разглядеть, что под руками и что вверху. У монахов, по-видимому, не хватило сил задвинуть на место осколок плиты, и над головой Чжанга отчетливо была видна широкая щель, заполненная тьмой.
И вот бывший мученик уже в Подвалах. Почти бесшумно он поднялся к стеллажам, нашел ключи, висевшие все на том же ржавом гвоздике. «Идеальный даньчжин» сидел в глубокой медитации перед чадящим светильником. Даже блохи были бессильны вернуть его в мир презренной духкхи, а Чжанг, уронивший на пол ключи, тем более. Второй монах лежал в груде тряпья, и дыхание его было шумным, болезненным. Звон ключей заставил его приподнять голову.
– Ты дух? – мужественно спросил он.
– Пойдем со мной, – сказал Чжанг, успокоившись. – Поможешь.
И хотя товарищ по подвальной мудрости (самый усидчивый и старательный из тех людей, что достигают совершенства «силой» седалища) был серьезно болен, все же вылез из своего логова, добрался до сокровищницы и помог Чжангу набить мешки старинными монетами, украшениями, посудой, одеждой.
– Ты очень похож на Чжанга, – сказал он, утомившись. – Был такой монах…
Потом Чжанг с трудом тащил по каменному полу один мешок за другим и сталкивал их в колодец. Не все мешки выдержали испытание острыми выступами скалы и ударом о дно. Услышав звон рассыпавшегося золота, Чжанг произнес с самообладанием:
– Мешки, как и люди: одни бывают угодны богам, другие неугодны. Вот ты, Курунг, как плохой мешок, скоро умрешь, а ведь еще молодой. Вы не познали силу богов. А я еще сегодня буду совершенным восьмой ступени. Хочешь, я и тебя сделаю совершенным? Но для этого ты должен пойти со мной.
Чжанг, в сущности, был добрым человеком. Расчувствовавшись, он решил и Саранга, «идеального даньчжина», осчастливить совершенством.
Они вернулись к стеллажам, сели возле Саранга и принялись ждать, когда он выйдет из священной прострации.
А Страшный человек в это время поглядывал на часы, теряя выдержку. Неизвестно было, сколько времени дно Ярамы будет обнаженным. Вода может расправиться с Большим Оползнем и через минуту, и через месяц, и через несколько лет. А если хлынет, то тут уж не спастись – выскоблит долину Ярамы от всего живого. Он был доволен собой. Наверное, самая большая удача, хитроумнейшая операция в его жизни – «работа с чокнутым монахом».
Мощь мистических сил, оберегающих сокровища чхубанга, обрушится на чокнутого, а смелому и хитроумному «хозяину безопасности» достанется все даром.
Он услышал чье-то негромкое пение и спрятался за грузную лохматую корягу, истекающую водяной кровью. Это Чхина торопливо шла по дну реки, то и дело перепрыгивая с камня на камень, и напевала магическую песенку даньчжинской старины, укрепляющую шаг и прогоняющую злых духов:
Волшебная сила – любовь. Джа-джу!
Она превращает длинный путь в короткий. Бан-бун!
Прелестная песенка, но Страшный человек был глух к искусству. Как только Чхина поравнялась с ним, он схватил ее в объятия.
– Ах, какая чухча! Слава богам! Послали! Чхина уперлась обеими руками в его грудь.
– Ты еще меня не знаешь! Пусти! Страшный человек трубно захохотал.
– Сейчас узнаю!
Виверра, выглядывая из-за его плеча, рвала когтями парчу, шипела и кашляла в лицо женщины.
– Ты без разрешения! – ликовал Страшный человек. – Ходить нельзя без разрешения! Хочешь разрешение? Дам!
Зверек под взглядом Чхины ощетинился, зарычал и спрятался за парчовую спину. Гималайские виверры, живущие вдвое дольше совершенных старцев, почитались издавна как живые талисманы-обереги, вместилища жизненных сил некоторых даньчжинских родов. Вот почему Дундунг, Страшный человек, не расставался с виверрой. Вот почему и Чхина, вместо того чтобы защищаться, вдруг схватила зверька обеими руками, не обращая внимания на его острые зубы и когти. И в одно мгновение свернула ему шею.
Агонизирующее мокрое тельце болталось на цепочке, раздирая коготками парчу халата. Страшный человек застыл, пораженный мистическим страхом. Теперь и из него можно было вить веревки. Но отважная чухча лишь столкнула его в лужу среди скользкой грязи на дне Ярамы, чтобы не путался под ногами, и пошла своей дорогой.
А добрый Чжанг в это время бегал по сумрачным Подвалам, спасаясь от бамбуковой палки в руках «идеального даньчжина». Ему удалось юркнуть в щель между гранитными плитами, и уже из колодца он выкрикнул с обидой:
– Ну и подыхайте! Оба!
Он выволок из тоннеля под дождь сразу два тяжеленных мешка и увидел в луже поскучневшего друга всех монахов.
– Я вернулся… – нерешительно произнес Чжанг, почуяв что-то неладное.
Страшный вздрогнул, и еще сильней прижал к груди мертвого зверька. Чжанг заглянул ему в лицо и ужаснулся: «Почти мертвый! А был такой сильный!»
Монах торопливо развязал мешок, просыпав в грязь масляно блестевшие монеты.
– Вот сила твоих богов! Возьми! Стань живым!
И в самом деле, мертвые глаза ожили. Дундунг упал на колени перед мешком и, зарывшись лицом в золото, зарыдал. Потом засмеялся и набрал полный рот монет.
Чжанг затрепетал, как листок на ветру.
– Почему ты похож на дитя, о Страшный?! Невероятно, монстр кормил меня чуть ли не из ложки. Ты мне нужен сильным, Пхунг. Ты должен как можно быстрей быть в норме.
Зачем? – спросил я, давясь даньчжинским рисом, приготовленным на пару и приправленным острым перечным соусом.
– А как ты полагаешь?
Удивительно, его лицо было молодым, а в глазах угадывалась бездна энергии. На самом деле подзарядился, сволочь. Голыми руками такого не возьмешь.
По-видимому, хочешь посчитаться или что-то выведать, – ответил я.
Твой мозг уже в рабочем состоянии, я рад за тебя, Пхунг. Я просто восхищен, с какой скоростью ты восстанавливаешься.
Он начал водить по моей голой груди приятно холодящим цилиндром с крохотным циферблатом и стрелкой.
Пей сок, – сказал он. – Ты же любишь сок манго.
Откуда тебе известно?
Догадался. – Он улыбнулся. Лучше бы не улыбался – сразу проглянула маска монстра. – Я даже могу теперь сказать, какими болезнями ты болел в своей жизни и какими будешь болеть в старости, если доживешь. Как видишь, кое-что я тоже умею.
Он нажал на малоприметную кнопку в верхней части цилиндра. Что-то пронзило кожу, мускулы сердца, заставило меня дернуться.
– Не надо пугаться, Пхунг. Я же сказал, ты мне нужен. Эта небольшая инъекция пойдет тебе на пользу. – Он выключил секундомер. – А теперь сконцентрируй мысль на самом важном для тебя. Куда тебя несет всю жизнь? Где |ты мог бы добиться максимального успеха, совершить гениальное открытие? Соберись в комок, Пхунг. Это очень важно.
– Так вот откуда у тебя сверхтехника и кое-какие знания, – догадался я. – Мозговыжималками добываешь.
Затем и я понадобился?
– Верно, Пхунг, – ответил он бесстрастно. – Концентрат боли заставит твой мозг работать за пределами человеческих возможностей. Ты сейчас получишь то, к чему стремился всю жизнь. – Он взглянул на секундомер. – И чему предназначен, наверное, судьбой.
– Что за препарат?
Название ничего тебе не даст. И хватит болтать. Со-редоточься на самом главном.
Я не дам тебе ничего, Ман Умпф.
– Идиот. Второй инъекции ты не выдержишь. Мало кто выдержал. Всего лишь единицы на всей Земле… Дело в том, что резервные клетки мозга, о которых никто толком ничего не знает, будут возбуждены…
Он бросил взгляд на часы и резво отпрянул. Дикая боль ошеломила меня, сбросила со стула, и я с истошными воплями забился в конвульсиях. На меня, кажется, набросили кошму или что-то в этом роде и навалились, чтобы я не разбил голову о металлический пол и не переломал конечностей.
Описать эти муки, по-видимому, невозможно. Они на другом уровне жизни, вне нашего сознания. Короткая пауза между приступами боли – и настойчивый голос монстра:
– Над чем бился твой мозг? Куда прошибал тоннель? У тебя же появился шанс пройти по нему до конца!
– Убей, – шептал я, – если есть в тебе хоть что-то человеческое… Убей, не мучай…
– Наоборот, Пхунг. Я сделаю все возможное, чтобы ты протянул как можно дольше.
И снова я закричал от невыносимой боли.
…Какими-то рывками, по частям, я приходил в себя. Мозг заполнился труднофиксируемыми ощущениями, картинами, обрывками мыслей. Пробудились какие-то новые мои ипостаси? И их так много? Я заставил себя открыть глаза и увидел влажную зловонную подстилку из вздыбленных пластов поролона. Свет падал сверху, отпечатав на поролоне и каменных стенках тень решетки.
Я не мог поднять голову, чтобы посмотреть вверх. Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Паралич? Но страха не было. И чувства отчаяния не было. Я попытался прощупать мыслью свое тело и внутренние органы по методике НМ, но из этого ничего не вышло. Моя плоть не отзывалась…
Почему-то вспомнился отвратительный урод из книги Абельярдо Ариаса. Пораженный библейской болезнью маленький слабый человек, без пальцев на руках и ногах, он боится умереть, вопиет от страха и мучительной боли… Я словно увидел наяву его изможденное кричащее лицо с седыми пучками волос – протяни руку и коснешься острого дрожащего подбородка…
Моя тренированная интуиция готовила меня к чему-то. Для жизни в новом состоянии? И урод – метафора этой жизни? Я ничего не могу понять!
Кто-то подошел к моему логову. Монстр? Его голос!
– Я просмотрел записи твоих криков, Пхунг, и бреда в беспамятстве. Я разочарован. Ничего интересного. И с такими способностями, с такими целевыми установками ты смог уничтожить мою группу? Тут что-то не то.
– Тебе не понять, – прошептал я.
И в самом деле, где ему, живодеру, понять, что не я уничтожил «группу», а все мы – Говинд, Джузеппе, Чхина, Духовный Палач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35