Правда, ему уже и это не помогало.
Джузеппе нервно дернулся и с мученическим выражением лица признался:
– Ведь я охотился на него… тогда… И уже посадил его на мушку… Догадайтесь, что он сделал?
– Обычно королевские горные бросаются на того, кто в них целится, – сказал Говинд.
– Он громко зарычал, – сказала Чхина, – и ты потерял ружье.
Она держалась лучше всех, хотя и похудела неимоверно.
– Почему ты меня все время подкалываешь, женщина? Кто ты такая?
– Я не подкалываю, я говорю серьезно.
– Он спустил на меня лавину камней! – закричал Джузеппе. – Потом меня долго выколупывали из завала! – Он выругался по-итальянски и посмотрел на монаха. – Извините.
С надсадным кряхтением монах сел в позу лотоса. К его морщинистой лысине сразу присосался огромный слепень. Старичок прогнал его легким взмахом ладошки, стараясь не причинить ему вреда. Слепень перелетел на круп мула, и тот ловко прихлопнул его хвостом. Монах с укоризной посмотрел на мула.
– Выходит, Желтый где-то залег, и надолго? – Я пытался что-нибудь сообразить. – Выходит, нам его не найти, как бы ни искали?
– И неизвестно, сколько он будет отлеживаться, – сказал Говинд. – Ведь тигры лечатся голодом, как монахи
И другие умные люди.
– Да, – повторил с благостным лицом старичок, – это очень умный тигр. Потому еще живой.
Уже темнело, птицы с шумом и гамом устраивались на ночь в кронах деревьев. Уже некогда было искать место для лагеря, и мы остановились на той же поляне, где случилась прошлая трагедия. Говинд вбивал колышки для палатки и вдруг воскликнул:
– Я, кажется, догадался, зачем Желтый привел нас сюда! Он хочет, чтобы мы и тэу перебили друг друга!
Я рассматривал следы возле палатки, похожие на отпечатки автомобильных шин.
– Что это?
– Вертолет, – ответил Говинд. – После нас вертолет лесной охраны вывозил отсюда трупы.
Я осмотрел всю поляну, попытался найти ту проволоку, до которой так и не смог добраться. Земля была влажной, но моих следов не было, а ведь за пять дней они не могли сами по себе исчезнуть! Я же топтался на этом пятачке, хорошо помню! Это говорило о том, что кто-то тщательно уничтожал следы. Но не мои же!
Мы посовещались у костра и пришли к выводу, что сразу после взрыва и стрельбы тэу вышли на поляну взглянуть на трупы или поживиться добычей, а когда сделали свое дело, по обыкновению уничтожили следы.
– Они не оставляют следов, – заметил Духовный Палач. – Всем известно. Они летают над травами, не касаясь их.
Ощущение опасности не оставляло нас. Это здорово действовало на нервы. Уж лучше бы тэу обстреляли лагерь или бросили гранату. Все какая-то определенность…
Я не смог уснуть и вылез из палатки. На часах стоял Джузеппе – ему выпало по жребию. Светила яркая луна, отчего тени под деревьями были непроглядными, наступишь – завязнешь. Стояла мертвая тишина. Даже ночные птицы помалкивали, и духота достигла апогея – с меня текли ручьи пота.
Джузеппе возился у костра, колол большим ножом дрова и складывал в огонь. Я увидел, что он кромсает свой хомут. Нашел, значит, и никому не сказал. Он вздрогнул, когда я подошел.
– Все! Назад возврата нет! – нервно произнес он и так рубанул по доске, что тяжелое лезвие тесака врезалось в землю. – Меня держали здесь мои дорогие кошечки… А теперь их нет, и меня нет… Это все очень печально, Пхунг. Жизнь моя кончилась. Нет любимого занятия, нет профессии, и все, что я написал о королевских горных, – теперь только история. Мы в другой эпохе, Пхунг, где нет места моим дорогим кошечкам, и мне нет места…
– Что за нытье! – оборвал я его довольно грубо, иначе он не остановился бы до утра. – Джузеппе, ты же сильный, умный мужик. Жизнь дала тебе по морде, так сделай выводы. И в конце концов, если бы ты тех своих кошечек не убил, то, может быть…
– Все равно, Пхунг! Мне лучше не жить… Я не должен жить…
– Это у тебя от усталости, дружище. Отдохни, а я посижу здесь.
– Мне тоже не уснуть… В этой душной яме хочется выть, а не спать.
На наши голоса пришел Говинд с картой заповедника.
– Вот посмотрите, крестиком помечены бывшие логова тигров – в каждой охотничьей зоне по крестику. Я уверен, что Желтый залег где-то там.
– Все обойти – это же какой труд? – сказал я. – Не потянем.
– Он же ранен, – сказал Джузеппе. – Значит, далеко не пойдет.
– Верно, – согласился Говинд, – и выберет что-нибудь по своему вкусу. А он любит горы, чистый воздух. Эта парилка не для него.
Мы склонились над картой и выбрали симпатичное логово, в котором каждый из нас залег бы с удовольствием.
Когда на костре уже догорал хомут Джузеппе, пришел монах. Ему тоже не спалось.
– Тэу нас не тронут, – огорошил он всех. Лицо его было страдальчески-серьезно. И вдруг увидел в костре догорающий кусок доски с выемкой для шеи. – Это что?
– Моя колода! – с вызовом ответил Джузеппе.
Старичок насупился и хотел уйти, я удержал его за руку.
– Мудрейший наставник, почему тэу нас не тронут?
– Я помолился, – ответил он просто.
Можно было, конечно, поднять на смех такой ответ или хотя бы выкинуть его из головы. Но в этом мире все серьезно, и стоящее пряталось за несерьезным, а истина была окутана мистикой и религией. Если совершенный сказал: тэу не тронут – то какая истина тут была зарыта?
– А ведь все верно, – сказал я, когда он ушел. – Тэу видят нас, они поняли, что мы идем по следу Желтого. А сами-то они не смогли его взять. Вот и ждут, когда мы возьмем его. Тогда и появятся. И совершенный понял это во время молитвы…
– В путь! – загорелся Джузеппе. – Подальше от этой ямы! Немедленно! Все равно никому не спится!
– Непонятно одно, – сказал я, – если Желтый намеренно завел нас сюда, то с какой целью?
– Он точно знал, что здесь мы столкнемся с тэу… – проговорил задумчиво Говинд. – Я словно читаю его мысли. И черные грифы знают, что здесь будет много трупов.
– Так какого черта!.. – воскликнул я.
И мы начали торопливо сворачивать пожитки и складывать их на усталого мула. Я вдруг подумал, что Желтый, возможно, совсем по другой какой-то причине притащил нас к Красным Скалам. К сожалению, спросить его об этом не представлялось возможным.
Мы шли и шли, отупев от зноя и духоты, хотя Красные Скалы остались далеко позади, а перед нами простирался хвойный лес, облепивший почти отвесный склон хребта.
Но сосны и кедры, как и пальмы с фикусами внизу, цепенели в безветрии. И тут стоячее море жары, от него, казалось, уже не будет спасения. Смолкли крики сорок и соек, а снизу уже не доносились резкие вопли обезьян и попугаев.
Старичок поглядывал на небо, на сверкающие серебром конусы вершин, ломал морщины лба и беззвучно шевелил губами.
– Дождь будет, – наконец объявил он. – Большой, как река. Ветер тоже будет… Опоздали мы со своим делом. Плохо.
– Он правду сказал. – Чхина беспокойно смотрела по сторонам… – Ты не знаешь, Пхунг, – если польет, нас тут же смоет вниз.
Но Говинд упрямо шел вперед, и Джузеппе старался не отставать от него.
Неожиданно мул звучно всхрапнул и прижал уши. Все замерли. Чхина прошептала одними губами:
– Тигр!
Говинд вдруг бросился к храпевшему животному, которого я с трудом удерживал за узду, и принялся натирать его ноздри какой-то тряпицей, и монах ему помогал. Мул постепенно успокоился, уши его встали торчком и беззаботно задвигались. Он вырвал зубами из каменистой почвы зеленую жесткую плеть и принялся жевать.
Джузеппе стоял на четвереньках и словно обнюхивал землю.
– След! – прошептал он. – Клянусь, его след!
Впереди были высокие заросли папоротника, увитые травяными лианами и ежевикой. Верхушки полосатых опахал шелохнулись.
– Туда смотрите! – прошептала Чхина.
Мы превратились в скульптурную группу. Надо бы снять предохранитель на карабине, но щелчок мог вспугнуть зверя. Вот уже и ноги онемели, и по рукам поползли колючие мурашки, и еще донимали комары и злые кусачие мухи, которые, как объяснил Джузеппе, находились в какой-то биологической связи с местными тиграми.
Страдания Духовного Палача и вовсе были ужасны: на его ошпаренной головенке уютно устроилась большая улитка, слизистый след которой действует на кожу, как соляная кислота.
С добродушными нотками в голосе начал пофыркивать мул. И вдруг над папоротниками будто взошло светило – появилась огромная кошачья голова золотисто-желтого цвета. И тут же скрылась. Вероятно, всхрапывания мула заинтересовали Желтого, чтобы оглядеться, он высоко подпрыгнул. И, конечно же, увидел всех нас.
Старичок, цепляясь одеянием за кусты, подбежал к мулу, сорвал с вьюка свой узелок.
– Скорей! Надо скорее! – пришептывал он заполошно.
И вот мы бежим по склону, выжимая из себя последние силы. Только бы успеть! Только бы не дать Желтому улизнуть за хребет! Говинд в своих разбитых иссеченных сапожищах торил тропу, сминая заросли, как танк. Духовный Палач посыпал ее черным порошком, похожим на дымный порох. Тайну приготовления порошка монахи не открыли до сих пор никому, даже своему столичному князю, хотя он и очень интересовался. Я же, бросив мула на произвол судьбы, тащил на себе гранатометы.
Джузеппе с карабином под мышкой вдруг нервно хохотнул, показал пальцем себе под ноги.
– Вот мы и вернулись!
Оказалось, мы единым махом обежали большой круг по склону и вернулись к первоначальной дорожке следов. Других следов, выходящих из круга, не было, это означало, что Желтый остался в круге, за который уже не мог выйти, ибо из черного порошка уже вымахал ароматический забор, непроницаемый для тигров и прочих кошек.
Мы без сил лежали на траве, обливаясь потом. Я опять утвердился в мысли, что тэу ждут, когда мы поднесем тигра им на блюдечке. Ведь не помешали, хотя перестрелять нас было проще простого.
Монах привстал на трясущиеся от слабости ноги и начал собирать с кустов черных гусениц. Опять эта мразь. Развелось ее и в самом деле многовато. Если раздавить такую гусеницу, то нужно надевать противогаз. Их даже птицы не клюют и муравьи обходят стороной. Неспроста же на них навешано столько предрассудков. А в общем-то – всего лишь личинки одного из видов мотыльков. Но мне рассказывали, что в годы бедствий полчища таких гусениц уничтожали леса и поля в горных долинах…
Старичок принес полный подол шевелящихся гусениц и начал рассаживать их по кустам и травам. Видя мое недоумение, объяснил:
– Раджа победит, раздавит. А тут, возле нас, не раздавит.
Джузеппе, наш лучший стрелок, нашел подходящие камни для упора, установил на них карабин. Верхний ствол был заряжен патроном с разрывной пулей, и Джузеппе, поколебавшись, выбросил его, чтобы случайно не убить Желтого. В нижний ствол меньшего калибра вогнал картонный цилиндр с «летающим шприцем».
Монах разглядывал блестящий патрон в траве, произведение искусства Чужого Времени. Боясь притронуться к нему, откатил его палочкой подальше от себя. Я увидел, что Говинд залег с автоматом, готовясь встретить тэу, если появятся. И меня прямо-таки резануло это несоответствие – Говинд и автомат. Говинд – и плеть. Говинд – и начальник охраны.
Резкий порыв ветра пригнул травы, сорвал охапки ослабевших и больных листьев с деревьев. На мой сапог свалилась гусеница.
– Осторожней, Пхунг! – сказала женщина и, протянув исцарапанную руку, пересадила гусеницу в глубь куста.
Ветер продувал наши тела насквозь, но не высушивал пот. Он нес океанскую влагу. Солнце угасло в свинцовых тяжких облаках, наткнувшись с разбегу на Сияющую Опору Неба. Я забеспокоился.
– Дождь смоет порошок!
– Смоет, – спокойно произнес старичок. – И ничего у нас не получится.
Но мы продолжали ждать Желтого. Нам хотелось верить, что он обязательно появится. Правда, Желтый – хитрюга, и рассчитать все невозможно.
– Пхунг, – прошептала Чхина, – я не верю, что твоя душа в гусенице, я не верю, что ты тэу… Но тогда почему на тебе хомут? Ты ведь не совершил ничего такого, я знаю.
– Судебная ошибка, – ответил я шепотом. – Такое везде случается.
– Ошибка тебе понравилась…
– Совсем немного.
– Без души легче, ты знаешь? И веселее. Многие говорят… Но ты же хочешь еще одну душу заиметь? Запасную? Признайся, для этого носишь колоду? Почему тебе мало одной души?
Ну что ей ответить?
Упали первые крупные капли дождя – будто камнями сыпануло по листве и травам. И тут мы увидели Желтого. Он несся крупными прыжками вдоль невидимой линии забора, припадая на раненную лапу.
– Стреляй, Джузеппе! – прошептала Чхина, вцепившись в мой сапог.
– Пусть… ближе… – прозвучал невнятный голос монаха.
Огромное рыжее тело надвинулось на нас, в моих глазах зарябило от полос и мелькания лап. И еще врезались в память кошачьи усы, похожие на обрезки проволоки.
Джузеппе выстрелил почти в упор. Мех раздался светлой воронкой над плечом, ближе к шее, где проходила артерия. Дело сделано! Желтый сбился с галопа, едва не завалился на бок, но тут же оглушающе рявкнул и бросился прочь от «забора».
Говинд включил секундомер. Мы ждали, когда кровь доставит в мозг зверя снотворное. А у синих горных хребтов уже шумел ливень и гремели раскаты грома. Теперь ливень будет кстати! Все складывалось на редкость
Удачно
Желтого мы отыскали возле завалов бурелома, обычных для горного леса, на краю покатой поляны, усеянной старыми костями животных. Это было не его логово, но теперь он был наследником всех тигров Ярамы. Желтый полз, борясь с обволакивающим его туманом до последнего момента. Так и уснул, мучительно вытянувшись в струнку.
– Какой рисунок, господи, какой рисунок! – Джузеппе гладил трясущейся ладонью по широкому лбу тигра, расписанному темными полосами.
Говинд смотрел на тигра, онемев от восторга. Духовный Палач что-то нашептывал с благостным выражением морщинистого личика и выбирал из густой тигровой шерсти колючки и мусор.
– Где же тэу? – спросил я громко. – Самое время им появиться!
Чхина, похожая на исцарапанную, в паутине, статую, вздрогнула и начала озираться.
– Никаких излучений, – сказал она. – Или я разучилась чувствовать?
Несчастный мул завяз в кустах и, лежа на боку, всхрапывал, икал и удобрял джунгли жидким пометом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35