Когда-нибудь вы поймете.
– Я должен знать, ради чего иду на смерть!
– Цель есть. Кроме того, – чуть улыбнулся я, – совсем не обязательно погибать. Наши инженеры любят делать большой запас прочности, как мы уже убедились на примере с дверью.
Спустя несколько секунд Толливер оскалил зубы. Это означало, по-видимому, улыбку.
– Ладно! Высота 2500 метров, сэр. Пора включать двигатели.
– Верно, – с облегчением согласился я.
Толливер включил часть двигателей. Падение прекратилось. Теперь шаттл летел, как обычный самолет. Я расстегнул ремни безопасности, встал.
– Следите за температурой двигателей, – посоветовал я. Толливер бросил на меня раздраженный взгляд. У меня непроизвольно вырвалось:
– Простите, нервы.
Что за ерунда! Зачем я извинился перед гардемарином?
Мрачно улыбаясь собственной глупости, я вышел в салон, сел в пятый ряд рядом с Берзелем, обнимавшим подушку.
– Как самочувствие? – поинтересовался я.
– Нормально, сэр.
Я подождал, но Берзель не стал развивать эту тему.
– Ничего, парень, все мы боимся, – утешил его я.
– Я не боюсь, – упрямо сказал он.
– Все боятся. – Я хлопнул его по колену, встал.
– Хочу домой. – Мальчишка уткнулся в подушку.
– Мы туда и летим.
– Нет, я хочу на Землю.
Все мы не прочь смыться на Землю. Я вернулся в кабину, сел, пристегнулся.
– Сколько осталось?
– Нисколько, – буркнул Толливер. – Не долетим. Я сверкнул взглядом, но промолчал.
– Извините, сэр, – смягчился Толливер. – Осталось минут сорок пять.
Температура двигателей была выше нормы, но до критической отметки еще не добралась. Я включил рацию:
– Капитан Сифорт вызывает Адмиралтейство или Правительство. Ответьте.
Тишина. Я повторил. Наконец раздался голос:
– Правительство – вертолету. Это вы, мистер Сифорт? Мы думали…
– Адмиралтейство открыто? – перебил я.
– Нет, сэр. Там никого нет.
Температура двигателей приблизилась к красной отметке.
– Где Правитель Хоупвелл?
– Здесь, сэр. Передаю ему микрофон.
– Зак?
– Да, это я, парень.
Жив! От радости у меня в горле застрял комок.
– Мы не в вертолете, мы в шаттле. Очистите посадочную полосу, подготовьте вертолет и команду ремонтников для шаттла.
– Это все?
– Да, больше ничего не надо. Прилетим минут через сорок.
Стрелка термометра достигла критической черты.
– Придется приводняться, – сказал Толливер.
– Прибавьте высоты, – приказал я.
– Двигатели раскалятся сильнее.
– Знаю. – Но тогда у нас останется больше времени, если они заглохнут.
Толливер поднял шаттл на высоту 5500 метров. До Сентралтауна оставалось 500 километров – тридцать минут лету.
– Двигатели столько не выдержат, – проворчал Толливер.
– Должны выдержать.
– Сэр, вы отдаете себе отчет в том, что…
– Не пререкаться!
– Я всего лишь предупреждаю. Если подшипники в турбонасосах расплавятся, то восстановить их в наших условиях будет невозможно.
Что тут возразить? Нечего.
– Должны выдержать, – упрямо повторил я.
Толливер лишь покачал головой, видимо, поняв, что втолковывать что-либо в мою упрямую башку бесполезно. Стрелка термометра переползла через красную отметку, запикал предупреждающий сигнал. Я отключил его, чтобы не действовал на нервы. Оставалось двадцать пять минут.
– Сбавьте скорость, – приказал я.
– Мы летим с оптимальной скоростью, сэр.
– Надо снизить температуру.
Толливер снизил скорость. Температура двигателей не упала, но зато перестала расти. Двадцать минут.
– Шаттл, мы видим вас на экране радара, – раздался голос из рации. Вы что, прилетели на нем из Вентур?
– Да, – ответил я. Пусть считают меня сумасшедшим. Возможно даже, они правы. Восемнадцать минут. – Толливер, сколько мы пролетим, если выключим двигатели?
– Несколько километров, наверно. Слишком мала высота.
Двести семьдесят километров. Температура двигателей вновь стала расти. Как обидно! Осталось совсем немного, но…
– Отключить двигатели, – приказал я.
– Отключить, сэр?! – изумился Толливер, но, заметив мой свирепый вид, подчинился.
Шум стих, но тут же сменился более мощным грохотом: я включил три дополнительных двигателя, предназначенных для вертикального взлета на орбиту. Ускорение вдавило нас в спинки кресел.
– Их нельзя включать в горизонтальном полете! – взревел Толливер. – Оторвутся крылья!
– Всего несколько секунд!
– Вы с ума сошли! – Он потянулся к выключателю, но я убрал его руку.
– Расстояние! – потребовал я.
– Двести десять километров.
Я направил шаттл вверх. Шаттл страшно вибрировал. Огоньки тревоги вспыхнули, как новогодняя елка.
– Высота пять тысяч метров. Расстояние сто восемьдесят километров, – докладывал Толливер.
Все вокруг дрожало и болталось так, что я с трудом удерживал штурвал.
– Хватит, сэр, пожалуйста, отключите! – в ужасе закричал Толливер.
Я отключил два двигателя. Болтанка уменьшилась.
– Боже! – взмолился Толливер. – А теперь что вы задумали?
– Оставил один из трех двигателей.
– Давайте управлять буду я.
Я убрал руки со штурвала. Пусть порулит, у него это действительно получается лучше.
– Сэр, не кажется ли вам, что не всем в этом шаттле надоело жить? Я мог бы отстранить вас от должности за вопиющее нарушение техники безопасности. К несчастью, никто не поверит, что вы способны на такой риск.
Мне было не до шуток, я всматривался в показания приборов.
– Сто десять километров, высота шесть километров, – прочитал я вслух. – Через пару минут можно будет отключить двигатель и планировать.
– После такого полета инженерам придется переписать кое-какие характеристики шаттла. Из рации послышался удивленный голос:
– Шаттл, по такой траектории вы не выйдете на орбиту.
– Вас поняли, – усмехнулся я в микрофон, – сейчас мы изменим траекторию. – Я отключил двигатель. Вой стих, остался лишь свист ветра. Высота падала.
– Теперь можно включить посадочные двигатели, – предложил Толливер.
– Пусть еще остынут. Подождем немного.
Высота падала так стремительно, что долго ждать не пришлось. Толливер начал включать двигатели, но они не запускались. Я уже думал, что мы пропашем носом берег, и тут двигатели заработали.
Остаток пути был довольно скучным.
22
– Когда?
– Трудно сказать, – в очередной раз пожал плечами механик, – Запасные стекла для иллюминаторов у нас есть, так что с этим сложностей не возникнет. Двигатели мы перебрали, смазали, но испытали пока только на малой мощности. А вот с корпусом…
– Когда? – настойчивее повторил я и взглянул на Хоупвелла, призывая его к поддержке.
– Компьютерное моделирование дает неутешительные результаты. С такой вмятиной в корпусе шаттл не выдержит полета к орбите, – начал раздражаться механик. – Думаете, фюзеляж легко выправить?
– Когда?! – рявкнул я.
– Никогда! Не командуй мной, парень, я доброволец, а не солдат. Я вообще могу бросить все к едрене фене, на хрен, и…
– Послушай-ка, – вмешался Зак Хоупвелл, – эта колымага должна взлететь через два дня и ни часом позже. Мы живем по законам военного времени. Я вздерну тебя на виселице, если ты не выполнишь приказ. Понял?
– Я и так работаю как проклятый, а вы еще угрожаете, – обиделся механик. – Его просто невозможно починить за два дня, даже если…
– Я дам тебе столько людей, сколько попросишь! – оборвал его Зак. – Но шаттл должен взлететь! – Хоупвелл развернулся и решительно зашагал прочь. Я пошел следом. Когда мы отошли от бедняги механика достаточно далеко, Хоупвелл, тяжко вздохнув, признался:
– Мистер Сифорт, до чего я дошел? Как у меня повернулся язык угрожать ему казнью? Ведь он мой соотечественник.
– Вы уберегли меня от опрометчивого поступка. – Если б не вмешательство Хоупвелла, я, наверно, вцепился бы механику в горло.
Мы сели в вертолет.
– Ты уверен, что нашел выход? – спросил Зак.
– Не вполне. Остается надеяться, что Господь поможет нам избавить вашу планету от этих чудищ.
– Но почему ты скрываешь свой план от меня?
– Умоляю вас, ради бога, не спрашивайте меня об этом.
– Ты не вернешься оттуда. – Зак произнес это скорее как утверждение, а не вопрос.
– Да, видимо, не вернусь.
– Ты сам выбрал себе судьбу, капитан. И мы сделали свой выбор. Мы будем вспоминать тебя.
– Спасибо.
– Когда ты улетишь на орбиту, здесь не останется ни одного представителя Правительства ООН.
– Зато останется ваше правительство.
– Я не собираюсь править от имени сбежавшего флота. Подошел Толливер, забрался на заднее сиденье.
– Горючего для шаттла больше чем достаточно, – сообщил он.
Я раздраженно хрюкнул. Хоупвелл запустил двигатель, поднял вертолет, спросил у меня:
– Два дня – не слишком ли поздно? Может, ускорить ремонт?
– Не стоит. Шаттл надо починить как следует. – Я смотрел вниз на город, как бы прощаясь с ним. – На станцию я полечу один.
– В одиночку вы не долетите, потеряете сознание, – возразил Толливер.
– Не потеряю.
– Но потеряли же, когда мы летели сюда с базы.
– Это было один раз, – возразил я.
– А когда мы летели на станцию с Джеренсом? – безжалостно напомнил Толливер. – Тогда у вас было два легких, а теперь только одно. Вы не выдержите перегрузки.
– Что прикажете делать? – съязвил я. – У меня нет пилотов.
– Я, конечно, не пилот, но однажды управлял шаттлом, – скромно заметил Толливер и на всякий случай добавил:
– Сэр.
– Но мы не совмести… – Я прикусил язык. Толливер прав, без него мне придется туго. – Ладно, полетим вдвоем, если не возражаете. Если вы готовы лететь туда добровольно.
– Нисколько не возражаю. Мне бы хотелось добавить в свой послужной список управление шаттлом.
Обернувшись, я заметил его улыбку, впрочем, тщательно скрываемую, едва заметную. Какой он все-таки несносный, этот Толливер!
– Хорошо. – Если найду время, запишу в его личный файл этот пункт, пусть потом объясняется с адмиралом.
До этого Хоупвелл оставлял без комментариев наши пикировки, но на сей раз не выдержал и вмешался:
– Довезу вас до здания правительства, а там вас ждет другой вертолет с пилотом.
– Спасибо. – А куда лететь? От усталости ни о чем не хотелось думать.
– Навестите жену, сэр, – осторожно подсказал Толливер.
– Разумеется, – проворчал я. Какая дерзость!
Анни спала. Я сидел в гостиной своей новой и еще незнакомой квартиры. Сиделка смотрела телевизор. Она уже рассказала мне о том, что произошло за прошедшие дни. После моего отъезда Анни сначала вела себя тихо, но к вечеру забеспокоилась – почему я не вернулся, как обещал? Потом она начала крушить о стену стулья, горько рыдала. Наконец сиделке удалось впрыснуть ей успокаивающее, Анни крепко заснула и с тех пор не просыпалась.
А у меня все наоборот. Давненько я не спал, вот и теперь не до отдыха: надо попрощаться с Анни, с Алексом, повидаться с плантаторами, отдать последние распоряжения…
– Она зовет вас, – разбудил меня голос сиделки. Я встрепенулся, пробежался пальцами по галстуку, волосам. Слава Богу, я успел принять ванну и переодеться в чистое, прежде чем задремал в этом уютном кресле. Кажется, все в порядке. Я встал. А где же спальня?
– Там, – показала сиделка, заметив мое замешательство.
– Спасибо. – Я вошел в комнату. – Анни?
– Никки? Почему ты не пришел вчера? Ты ведь обещал.
– Прости, лапочка. – Я сел к ней на кровать.
– Я так ждала, а ты даже не позвонил.
– Я не мог, лапочка. Рыбы.
– Меня не интересуют рыбы. – Она села, спустила на пол ноги с поджатыми пальцами. – Хочу шикарно одеться. Купи мне новую блузку. Клянись, купишь такую, чтобы шла к моему ожерелью. – Она смотрела на свои голые ступни с мечтательной улыбкой, медленно туманящейся, исчезающей, подняла глаза в нарастающей тревоге:
– Никки, мое ожерелье… Они…
– Ничего, Анни, все хорошо. – Господи, почему ты так к ней жесток? Где твоя справедливость?
– Я надену зеленое платье.
– Хорошо, дорогая.
– Кажется, я его еще не надевала. – Она подошла к шкафу. – Посмотри и скажи, нравится оно тебе или нет. Знаешь, я ждала тебя, все время ждала, а потом… – Она нахмурилась. – Потом я уснула, кажется. Больше не уходи надолго, Никки.
– Лапочка, я должен… – Как я ненавидел себя в эту минуту! Я разрушал ее хрупкое, едва проклюнувшееся счастье! Но я не мог врать. – Послезавтра… Надолго.
Анни оцепенела, потом начала ощупывать шею, как бы ища ожерелье.
– Я без тебя умру, Никки.
– Все будет хорошо, лапочка. Ты будешь жить.
– Нет, – со страшной решимостью сказала она. – Я наложу на себя руки, если ты меня бросишь.
– Анни. – Я взял ее за руку. – Мне надо ехать. Очень надо.
– Тогда возьми меня с собой. – Она вырвала свою руку из моей, поправила волосы, странно хохотнула.
Я с трудом ее отвлек своей болтовней. Мы погуляли, и я прилег, Анни устроилась рядом, но когда я нерешительно ее обнял, вздрогнула.
Утром я назначил встречи Хармону и Эммету Бранстэдам и механику. Анни я заверил, что вернусь через несколько часов, и, стараясь не замечать ее отчаяния, вышел из дома, но не дойдя до вертолета, вернулся. Оставить ее одну я не мог. В конце концов, нам осталось совсем немного времени побыть вместе, а моим деловым встречам она мешать не будет – подождет где-нибудь, пока я буду разговаривать. Как Анни обрадовалась, когда я предложил ей лететь со мной!
Первым делом я заглянул к инженерам, следившим за электроснабжением Сентралтауна, потом приземлился у Дома правительства. Там мы позавтракали с Заком Хоупвеллом. Он стал рассказывать о городских делах, а я делал вид, что внимательно слушаю.
– Не забудь завтра явиться на наше собрание, – напомнил Зак. По моему непонимающему виду он сразу понял, что я пропускал его слова мимо ушей, и пояснил:
– Будет приниматься новый закон о наследовании. Помните, вы говорили, что плантаторы имеют право сами решать подобные вопросы?
– Конечно, – кивнул я.
– Может быть, сейчас, когда жизнь на нашей планете находится под угрозой, обсуждение вопросов наследования кажется несвоевременным, но мы, плантаторы, полны решимости принять наконец справедливый кодекс.
– Понимаю.
– Придете?
– Приду. Где будет собрание?
– В здании космодрома.
– Подходит.
В дверь заглянул его помощник, доложил мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64