– Вы видели императрицу, – сказала баронесса. – Что вы думаете об этой аудиенции?– Я скажу вам об этом в карете.
– Мне показалось, что сердце весьма изношено. Два года.– Что? – воскликнули одновременно обе женщины, и принцесса от удивления даже подпрыгнула на подушках коляски.– Даже меньше. Пятнадцать месяцев жизни.– Но это же ужасно!– Я не собирался пугать вас. Это сильная женщина. Но власть истощила ее. И всякие удовольствия тоже. Она уже не в себе.Женщины раскрыли рты от удивления. Говорить об императрице в таком тоне! Но Себастьян не собирался описывать им свой путь к познанию природы животного под названием «человек», который был его худшим врагом с тех самых пор, как он бежал из дворца вице-короля в Мехико. Он знал, как истолковать эти сифилитические язвы, проступавшие под толстым слоем румян, зеленоватый оттенок кожи и желтушный цвет глазных белков, одышку, свойственную легочникам и сердечникам, хромоту, какая бывает у страдающих подагрой и ревматизмом. Еще он умел находить слабые стороны в настоящем и будущем.– Что значит «она не в себе»? – переспросила принцесса Анхальт-Цербстская.– Будь у императрицы хоть немного здравого смысла, – ответил Себастьян, – она бы уже знала, что ее любимый племянник давно лижет руки тому, кого она считает своим злейшим врагом.Остаток пути, который, впрочем, был недолгим, прошел в полном молчании. Добравшись до особняка Орловых, Себастьян распрощался с женщинами до своего возвращения в Россию. Дамы, казалось, еще находились во власти зловещего предсказания. 4. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ АЛХИМИЧЕСКОЙ СУБЛИМАЦИИ Себастьян оставил своих русских друзей в заблуждении, что он отправляется прямо в Пруссию. Между тем об этом не могло быть и речи. Как только они могли себе такое представить? В Европе бушевала война. Не пойдет же он ловить Фридриха прямо на поле боя? Планы Себастьяна были иными: он желал отдохнуть от безудержных страстей и мятежных умонастроений, какие встретил в Москве. Петр Великий тщетно пытался привить своим подданным европейский образ жизни. Эта страна была слишком большой, и на ее необъятных просторах человеческое существо казалось земляным червем. И богатство, и нищета равно поражали воображение. Ничего удивительного, что ею управляли тираны, а народ был покорен и темен.Но самое главное, Себастьян бежал от страданий, какие испытывал при виде баронессы Вестерхоф. Любил ли он ее в обычном смысле этого слова? Мужчина, подобный ему, с прошлым, отягощенным столькими тайнами, мог ли он питать такое наивное чувство, как любовь? Себастьян отнюдь не был в этом уверен, и воспоминания о баронессе доставляли ему двойное мучение: к унижению от сознания, что его держала на расстоянии женщина, которую он выделял из всех остальных, примешивалось сомнение в своих собственных желаниях. Любовь? В его возрасте это слово значит совсем не то, что в двадцать. Даже если предположить, что в один прекрасный день баронесса ему уступит, что делать, если она попросит жениться на ней? Что будет тогда с их отношениями? К своим пятидесяти годам ему не приходилось проводить с какой-либо женщиной дольше нескольких часов, и он спрашивал себя, а способен ли он на такое вообще, опасаясь сделок с совестью, неизбежных при близких отношениях.Кроме того, Себастьян не был глуп и прекрасно осознавал, что баронесса использует его в своих интересах. Она пригласила его в Россию с далеко идущими целями: подготовить свержение царя, когда тот окажется на троне. Каким образом? Это было уже совсем другое дело. Неизбежна война.Иными словами, Себастьян чувствовал раздражение оттого, что так много думает о баронессе, между тем как ему надлежало размышлять о куда более важных вещах. Эти самые «важные вещи» скрывались в деревянном, обитом свинцом ларчике, который он не выпускал из рук. Там находилась иоахимштальская земля; с прошлого раза, когда он исследовал ее в Гааге, с ней произошли некоторые изменения.Так Сен-Жермен добрался до Петербурга и стал дожидаться датского корабля, который должен был отправиться на континент. В самом деле, для датчан война между Францией и Англией оказалась делом весьма прибыльным: держа нейтралитет, они могли заниматься торговлей пряностями, что с некоторых пор всем прочим было запрещено, а поскольку у них имелись собственные владения на Антильских островах, они не отказывали себе в этом удовольствии. Датские корабли бороздили Балтийское и Северное моря, перевозя перец, гвоздику, мускат и прочие специи, дабы несколько разнообразить пресное питание населения прибрежных государств.Куда он ехал? Себастьян и сам этого не знал. В Париже министр Шуазель и братья Пари-Дювернье, эти бешеные сторожевые псы, следили за тем, чтобы и близко не подпустить Сен-Жермена к Версалю. В Лондоне из-за провала в Гааге он был обречен скрывать свое имя, как какой-нибудь слуга. Оставались только северные страны, немецкие княжества и Дания. Себастьян вспомнил, что один из членов Общества друзей в Вене признался ему, что король датский Фридрих V мечтает вступить в их ложу.Ожидание в Санкт-Петербурге стало своего рода чистилищем. Ледяной ветер, дующий, казалось, из самого загробного мира, бушевал над бескрайними площадями и итальянскими дворцами, которые Петр Великий вопреки всем законам природы воздвиг на бывших северных болотах. Преждевременно наступившая суровая зима лишь усилила желание Себастьяна уехать из России куда подальше. Начиная со второго дня своего пребывания в Петербурге граф практически не покидал постоялого двора, где он остановился лишь для того, чтобы справиться о дне прибытия долгожданного корабля. Сен-Жермен все время сидел в комнате, пил чай и читал.И только шесть дней спустя Себастьян ступил на корабль, который возвращался домой, избавившись от груза стручкового перца. Парусник скользил по свинцовому морю, под низким стальным небом, – это была Балтика. По пути корабль должен был зайти в порты Хельсинки, Стокгольм, Копенгаген. У Себастьяна оказалось время подумать, глядя на чаек, которые скользили над судном, как серые льдинки.Если существовала в этом мире какая-то высшая тайна, в чем она состояла? Может, ему посоветовали бы вообще не заходить в «Балтийские моря» жизни или, напротив, преодолевать их спокойно и безмятежно? И мог ли вообще какой-либо смертный получить доступ к такой тайне? А он сам? Себастьян проштудировал все учебники алхимии: нигде не было упоминания об иоахимштальской земле. Стало быть, он первый в мире открыл ее. Оставалось найти путь к этой высшей тайне.Себастьян часто прибегал к законам алхимии. Он достиг уже второй половины жизни и, следовательно, находился под знаком Весов, когда человеку открываются утонченные стороны его грубой от природы сущности и он обретает способность распознавать свои внутренние ритмы.Быть может, в этом была одна из причин его двойственного отношения к баронессе Вестерхоф. Влечение, которое Себастьян к ней испытывал, распространялось как на его телесный верх, так и на телесный низ. Если бы баронесса уступила ему, он бы не стал брать ее со звериным пылом, какой он проявил однажды вечером в дни своей юности в саду Констанцы с Данаей, матерью своего сына.Путешествие длилось двенадцать дней и двенадцать ночей; граф посвятил их тому, что сам именовал научным выражением «определение местонахождения». Осведомившись заблаговременно о некоторых интересующих его датах рождения, например императрицы и великого князя Петра, он составил для них двоих гороскопы и нашел предсказания звезд весьма неблагоприятными: обоим оставалось жить несколько месяцев. А это означало, что самому Сен-Жермену судьба дарила лишь несколько спокойных дней.Себастьян еще сам не установил для себя причин, по которым ему надлежало протянуть руку помощи противникам ненавистного великого князя. Но все его размышления сводились к одному: выбора у него нет. Пан или пропал. Если Себастьян откажется принять участие в назревающем заговоре, то потеряет в России весь свой авторитет. В ином случае, если проявить немного храбрости и понадеяться на толику удачи, у заговора имелись все шансы окончиться победой, а ведь Россия была единственной страной, которая его в действительности поддержала.Какой же мужчина откажется сражаться в стане победителей?Себастьян радовался, что отыскал ответ на волнующие его вопросы. Вдруг, увидев, как в октябрьском тумане проступают очертания берега, он внезапно осознал, что оказался привязан к России глубоко и навсегда. «Почему?» – громко вскричал Себастьян. Да потому, что она была единственной страной, которая воплощала само человеческое достоинство. Его достоинство. Самая мрачная нищета и блистательная слава, о которой трубят архангелы. Самая дикая жестокость и неизменная память о высоком человеческом предназначении.Эта простая мысль потрясла Себастьяна. Помимо жалких людских амбиций на жизненном пути существовали потребности более насущные, чем все остальное, чем голод, жажда, желание. Это потребность человечности.В таком вот растревоженном состоянии Себастьян сошел на берег в Копенгагене. Город дышал благополучием и суровостью, как большинство протестантских городов, например Лондон или Гаага. Граф даже усмехнулся: суровое благополучие. Почему, не мог не спросить себя Себастьян, протестантизм так преуспел на севере? Не потому ли, что климат принуждает людей к более долгому одиночеству, а оно, в свою очередь, способствует общению с Богом без посредников и ходатаев? Но к какому именно богу обращались протестанты, коль скоро они никогда его не видели? Как и католики, они могли общаться лишь с выдуманным богом. С тем, к кому несколько десятков лет назад отчаянно взывал отец Исмаэля Мейанотте, задыхаясь в пламени костра инквизиции. Иудеи тоже разговаривали с выдуманным богом. Как и магометане. И всегда это был бородатый старик.Находясь в таком меланхоличном расположении духа, Себастьян остановился на постоялом дворе «Веселая рыба», который держала улыбчивая пожилая женщина. К несчастью, у нее было явно не все в порядке с головой. «Ваша жена скоро к вам присоединится», – доброжелательно пообещала несчастная Себастьяну. Граф попросил бумагу, перо и чернила, но получить все это оказалось совсем не просто: похоже, магазин, где все это продавалось, находился довольно далеко. Наконец Себастьян смог сесть за стол и набросать следующее послание:
«Ваше величество!От господина Иоганна-Франца фон Курштейна мне стало известно, что вы соизволили проявить интерес к Обществу друзей, которое я основал. Если вашему величеству будет угодно получить информацию об этом кружке, вдохновляемом стремлением к миру и благу, я, во время своего пребывания в вашей столице, нахожусь всецело в вашем распоряжении.Граф де Сен-Жермен, постоялый двор "Веселая рыба"». Нидерландская «Ла газетт» от 12 января 1761 г. сообщает как о практически достоверном факте, что граф де Сен-Жермен, будучи проездом во Фрисландии, в 1760 г. заключил тайное соглашение с королем Дании. (Прим. автора.)

Себастьян, разумеется, не говорил по-датски, а датчане плохо понимали немецкий. С немалым трудом ему удалось разузнать адрес королевского дворца Кристианборг, и он отправился туда пешком. Благодаря костюму стража пропустила его тотчас же, а мажордом поспешил предупредить дворецкого, важного господина в белом парике, который засеменил навстречу графу на своих тонких ножках, обтянутых шелковыми чулками. Осведомившись о личности посетителя, он любезно попросил подождать в гостиной и велел подать ему кофе, между тем как сам понес записку хозяину дома.К немалому удивлению Себастьяна, всего лишь несколькими минутами спустя в гостиную вошел властный господин, за которым семенил дворецкий в белом парике: это был сам король Фридрих V собственной персоной.– Граф де Сен-Жермен! – воскликнул он на правильном французском, протягивая руку посетителю, склонившемуся в почтительном поклоне. – Какая приятная встреча!– Ваше величество слишком добры к своему слуге. Честь, которую вы мне оказываете, приводит меня в смущение.– Полноте! Давайте сядем. Карл-Петер, велите мне тоже принести кофе. Потом пойдете на постоялый двор «Веселая рыба» за вещами графа. Вы ничего не имеете против синего цвета?– Вовсе нет, ваше величество.– Прекрасно, в таком случае устройте графа в Синей гостиной. Скажите, граф, вы сейчас откуда?– Из Москвы, ваше величество.Выражение монаршего лица мгновенно омрачилось.– Из Москвы? Вы были у Гольштейн-Готторпов?Себастьян быстро оценил ситуацию: герцоги Гольштейн-Готторпские находились на ножах с Данией, которая недавно отобрала у них Шлезвиг; они якобы отстаивали свое священное право на эти земли.– Отнюдь, ваше величество. Я гостил у людей, которые, как мне показалось, не испытывают к ним никакого почтения.Лицо Фридриха V прояснилось.– Ах, вы меня напугали. Этот мерзавец Петр, как вам должно быть известно, не принадлежит к числу моих друзей. Как подумаю о том, что он станет российским царем!– Долго он им не пробудет, ваше величество.Король в изумлении посмотрел на своего гостя:– Что вы имеете в виду?– Только то, что он не пробудет на троне долго. Его гороскоп подтвержден химическими и физическими законами.Фридрих V насторожился. Он отпустил слуг и попросил, чтобы его оставили с графом наедине.– Вы в этом уверены?– Я не позволил бы себе высказывать при его величестве соображения, в которых не уверен.– Так что же утверждают химические законы?– Что инородное тело враждебной природы разрушается телом большего объема. Если вы бросите кусок древесного угля в раствор серной кислоты, он мгновенно растворится. Великий князь Петр чужероден России, он ее отвергает. Он отзывается о ней с большим презрением. Это весьма неумно, поскольку эта страна, в свою очередь, тоже отвергнет его. Мало того, он только и думает что об альянсе с королем Пруссии, который, как мне представляется, в свою очередь, мечтает о том, как бы увеличить свою страну за счет России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51