– осведомился Себастьян со своей обычной улыбкой.– Адальбертус Момильон! Как, мой друг, вы меня не знаете? – удивился карлик, протягивая руку к Себастьяну и пожирая глазами его костюм.Все присутствующие, начиная с герцогини, которая сидела рядом с Себастьяном, с тревогой следили за тем, как развиваются события. Раздалось несколько робких смешков, фальшивых, как и все остальное: кто-то пытался обернуть стычку в фарс.– Послушайте, друг мой, извольте уважать гостя курфюрста, – любезным, но достаточно твердым тоном ответил Себастьян.– Адальбертус, довольно, – вмешался герцог. – У нас праздник, а не полковой смотр.– И не сборище нечестивцев, – пробормотал Момильон, адресуя Себастьяну испепеляющий взгляд.Продолжая ворчать про себя, карлик удалился. Однако намек на тамплиеров был достаточно ясен: предупреждение Вольфеншютца оказалось не напрасным. Но каким образом этому шуту стало известно, что Себастьяна пригласили сюда масоны? Разумеется, у карлика были приятели в полиции, но все произошло уж слишком быстро. Какой-то священник, сидящий вместе со всеми в беседке, вне всякого сомнения, духовник курфюрста, похоже, не упустил ни слова из этой короткой перепалки.– Вы дали отпор Момильону, прекрасно, – прошептал один из приглашенных фон Гогенхеймом. – Это мерзкое, злобное существо.Себастьян пригубил пиво – оно оказалось вкусным, хотя и очень крепким – и, воспользовавшись тем, что внимание оказалось от него отвлечено, вылил добрые три четверти кружки в стоящий рядом горшок с пальмой. От самой кружки он решил не избавляться из опасения, что ему дадут новую. Не прошло и часа после начала праздника, а гости уже были навеселе. Какая-то женщина с багровой физиономией под гром аплодисментов стала расстегивать корсаж. Голоса становились все громче, а лица «крестьян» все краснее. Себастьян решил воспользоваться царящей вокруг суетой, чтобы улизнуть. Он хорошо знал эти немецкие праздники: такие же отвратительные, как и русские. Если бы в реке Неккар Неккар – река в Германии, правый приток Рейна. (Прим. перев.)

текло вино или пиво, этим людям пришло бы в голову ее осушить. Они не остановятся, пока не уснут, растянувшись прямо на полу.Оркестр из пяти скрипок заиграл деревенские мелодии. Какой-то гость спросил музыкантов, умеют ли они играть вальсы. Мода на этот танец пришла из Страсбурга, и, хотя никто его танцевать не умел, все очень хотели попробовать.– Да-да, вальсы! – потребовала герцогиня.Себастьян часто слышал в брюссельском трактире этот плавный, повторяющийся ритм и сразу его узнал, но сам он никогда не танцевал вальса. Оркестр заиграл с тактовым размером в четыре четверти. Многие тут же устремились на площадку, устроенную специально для шумных игр и танцев. Подхваченные пьянящим ритмом, они принялись кружиться под музыку, но их головы, отяжеленные алкоголем, тоже кружились, и вращение казалось довольно хаотичным. Пары влекло течением наугад, поскольку ноги мужчин-партнеров были почти неспособны держать равновесие.То там, то здесь слышался звон стекла: это подвыпившие гости били посуду, эдакий праздничный обычай, изобретенный немцами полвека назад и превратившийся теперь почти в ритуал.– Не хотите ли меня пригласить? – спросила Себастьяна герцогиня.Не без опасения он поклонился и подал руку этой пышнотелой ряженой «крестьянке» в шелковой блузе с красной вышивкой и широкими рукавами. Грудь «пейзанки» была украшена рубинами и бриллиантами. Себастьян осторожно начал вести партнершу, добросовестно соблюдая четырехтактовый размер, чтобы дать ей возможность поймать ритм. По прошествии трех тактов ему удалось нащупать самые правильные движения, он понял, как нужно ставить правую ногу, чтобы можно было изящно повернуть, держа партнершу за талию. Восхищенная герцогиня, сделав поначалу два-три неверных движения, тоже попала наконец в ритм. Внезапно Себастьян осознал, что они остались единственной парой, которая не упала; они кружились в центре площадки под восхищенными взглядами.Когда вальс закончился, курфюрст первым начал бурно аплодировать и кричать «браво!». Воодушевленные оркестранты тут же принялись играть второй танец. Прочие пары попытались подражать искусным танцорам. Уже на третьем вальсе сияющая, но изрядно запыхавшаяся герцогиня запросила пощады.Со всех сторон сыпались комплименты. На площадке топтались пары, которые еще не овладели искусством нового танца. Мужчины громко смеялись, а женщины, то и дело теряющие равновесие и громко визжащие, теперь, как никогда, своими манерами походили на крестьянок. Какая-то пара, раскрутившись, упала, женщина стала барахтаться и брыкаться, в то время как мужчина, еще не протрезвев, бормотал нечто невразумительное. Карлик Момильон один, без партнерши, скакал и прыгал на площадке, беспорядочно молотя в воздухе руками, и кричал:– Вальцер! Вальцер!Даже медведь, на которого, видимо, подействовал танцевальный ритм и зрелище вращающихся людей, тоже пустился вальсировать на своем помосте, неуклюже размахивая лапами.– Я же вам говорил, – вскричал герцог, – граф де Сен-Жермен все знает и все умеет, даже танцевать вальс! Дорогой друг, вам нужно будет дать мне уроки!– Какой пьянящий танец, – сказала герцогиня. – Я хочу пить!На этот раз августейший трактирщик принес им два бокала вина. Себастьян едва омочил губы. Гости толпились вокруг Сен-Жермена, бесцеремонно разглядывая его бриллианты и усыпанные драгоценными камнями часы, которые граф носил в жилетном кармане на золотой цепочке. Ах, именно так они оденутся на следующий праздник, а если не хватит денег на бриллианты, ну что ж – они, как все, заменят их рейнскими камнями.Себастьян, несомненно, был звездой праздника. Однако он старался не терять из виду Момильона. С особым вниманием Сен-Жермен стал следить за карликом, когда тот, о чем-то коротко переговорив с пастором, наполнил два стакана вином, отнес их в беседку, произвел там некие манипуляции, которые Себастьяну разглядеть не удалось, затем направился прямо к графу, неся стаканы в вытянутых руках.– Ваше здоровье, прекрасный танцовщик! – воскликнул он, протягивая Сен-Жермену один из стаканов.– Ваше здоровье, храбрый вальсор, – не остался в долгу Себастьян и принял стакан из рук карлика.– Так выпьем же! – предложил Момильон, опустошая свой стакан одним глотком.– Благодарю вас, я уже достаточно выпил.– Как, вы отказываетесь выпить за мое здоровье?Карлик побагровел от гнева.– Я уступаю свой стакан вам, – ответил Себастьян с самой любезной из своих улыбок, но в голосе его слышался вызов.Момильон смотрел на графа не отрываясь, и взгляд его полыхал ненавистью.– А я вам сказал: пейте! – настаивал Момильон.– Да выпейте же сами из стакана, который вы подали графу, – предложила герцогиня.– Он отказался выпить за мое здоровье! Он меня оскорбил! – вскричал карлик.– Вовсе нет, – счел необходимым вмешаться герцог. – Граф поднял свой стакан и предложил его вам.– Так выпейте же его, Адальбертус Момильон, ведь он не отравлен, – предложил Себастьян.– С какой стати ему быть отравленным? – нахмурился герцог.– Судя по реакции герцога Момильона, можно подумать, что дело обстоит именно так, – ответил Себастьян шутливым тоном.Эта сцена не осталась незамеченной присутствующими, и, несмотря на довольно громкую музыку, многие повернули головы в их сторону.– Пейте, теперь я вам приказываю, – велел карлику герцог, которого, казалось, одолели сомнения.После весьма длительного колебания Момильон все-таки поднес стакан к губам и внимательно посмотрел сначала на герцога, затем на Себастьяна. Его лицо, и без того напоминающее безобразную маску, скривилось. Под гневным взглядом хозяина карлик медленно отпил вино, наполнив им рот, явно стараясь не глотать. Но горло сжалось судорогой, уродец подавился и вынужден был проглотить содержимое. Подбежал пастор.Стакан так и не был выпит до конца. Мгновение спустя карлик злобно плюнул в сторону Себастьяна, ноги его подкосились, и он рухнул навзничь. Он задыхался. Герцогиня пронзительно завизжала. Музыканты перестали играть.Себастьян склонился над своим врагом. По синюшному оттенку губ он предположил, что в вине была сильная доза сока белладонны. А ведь Момильон выпил только один глоток, а не целый стакан.– Немедленно унесите! – закричал герцог сбежавшимся слугам, указывая на карлика, хрипевшего возле его ног.Похоже, смерть своего шута он счел обычной семейной неприятностью, чем-то вроде сломанного стула.– Этот негодяй становился уже невыносимым, – пробормотал курфюрст. – Ничего, карликов найти нетрудно, достаточно лишь назначить цену. Как вы догадались о его намерениях? – спросил он у Себастьяна.– Просто интуиция, монсеньор, цвет вина в его стакане был не таким, как в моем.Продолжая стонать и обмахиваться веером, герцогиня вдыхала нюхательную соль, которую ей поднесла придворная дама.– Друг мой, друг мой! – не мог прийти в себя курфюрст. – Поверьте, я так огорчен… Мое гостеприимство… Как заслужить прощение…– Ваше высочество, подобные инциденты случаются при всех королевских дворах.– Но отчего он вас так ненавидел?Среди присутствующих, теперь почти протрезвевших, пронесся встревоженный шепоток.– Я не знаю. Думаю, что это просто недоразумение.– Отныне и навсегда, граф, вы можете рассчитывать на мою защиту и покровительство! – заявил курфюрст, охваченный воодушевлением и явно находясь под алкогольными парами.– Покорно благодарю вас, ваше высочество.Сославшись на то, что происшествие его весьма огорчило, Себастьян откланялся и оставил гостей праздника переводить дух.Орден тамплиеров «Строгого устава» был спасен. А медведь все танцевал… 27. УВЕРЕННОСТЬ ИСМАЭЛЯ МЕЙАНОТТЕ Протрезвевшие тамплиеры сохраняли, однако, нездоровую бледность – следы недавнего кутежа. Два дня и две ночи непрерывной попойки и разврата, своего рода изгнание демона унылой повседневности. Ибо герцогство Баденское – по крайней мере, это касалось народа, в том числе преподавателей и студентов университета, – жило размеренно и скромно, как и прочие германские земли. Никакой охоты, никаких увеселений и празднеств, все ложились с курами и вставали с петухами. Развлечения дозволялись лишь три раза в году: на День святого Иоанна, на именины курфюрста и на Рождество.Сам Себастьян оказался не без греха. Тем памятным трагическим вечером, когда он в сопровождении Франца возвращался в университет, его остановила какая-то девица с нетвердой походкой. Лет шестнадцати-семнадцати, довольно миловидна, взгляд игривый и любопытный. Она была совсем не похожа на обычную бродяжку; конечно, не принцесса, но, по крайней мере, дочка торговца, в которую этим праздничным вечером, похоже, вселился бес. Обратилась девица к нему, конечно же, не по-французски:– Вы так же одиноки, как и я, красавчик?Себастьян хотел было как можно любезнее предложить ей идти своей дорогой, но, будучи по природе весьма учтив, все же остановился выслушать ее.– Неужели жених оставил вас? – спросил у девушки граф.Она рассмеялась. Это был смущенный смех девчонки, уличенной в чем-то неприличном.– Он валяется в ручье, красавчик. Крысы отгрызут ему стручок, впрочем, толку от него, как от телячьего хвостика.Услышав эти непристойности, Франц разразился смехом.– Я и не собираюсь его оплакивать, – продолжала девица. – Я решила прогуляться и получить удовольствие, потому что если не грешить, то и живешь, как унылая монашка.Пиво, а может, и бокал рейнского вина не свалили ее с ног, а просто привели в игривое настроение.– А чем могу я помочь в вашем несчастье? – поинтересовался Себастьян.– Я должна вам объяснять, красавчик? – жеманно спросила нахалка и расстегнула корсаж, демонстрируя крепкие маленькие груди.Каждый из молочно-белых холмиков венчала алая клубничка.Смерть Момильона подстегнула в Себастьяне его животные инстинкты. Но куда же отвести эту очаровательную колдунью? Уж конечно, не в университет.– Прямо и не знаю, где мне вам помочь, милая барышня, – ответил он.– Я вижу, вы нездешний, – заметила девица. – В это время самое милое место – кладбище.Заниматься любовью на кладбище? В конце концов, почему бы и нет? Если призраки их потревожат, покойникам будет что вспомнить. Себастьян попросил Франца следовать за ним, потому что никогда нельзя знать, откуда последует удар.Девица прекрасно знала кратчайший путь к потаенным местам – видать, не в первый раз. Минут через пять быстрой ходьбы Себастьян вошел в трухлявые ворота, а еще через мгновение оказался в сумрачной нише, образованной густыми деревьями. Но место оказалось отнюдь не пустым. Фантомы не стали дожидаться каприза графа де Сен-Жермена, чтобы развеяться. Настойчивые прикосновения под сенью самшитовых ветвей, нетерпеливые поцелуи и первая волна возбуждения, бархат юного тела, шелковистая кожа груди, островок волос под животом… Затем энергичный натиск, атака в ворота осажденной крепости, заминка, опять неистовый штурм, испарина, покрывшая все тело, прерывистое дыхание, приглушенные возгласы, судороги, вцепившиеся в плечо пальцы, последние ласки, изнеможение. Короткий смешок. Внезапный крик совы. Громкий смех.– Ну что, красавчик, похоже, вам было не особенно противно, – заметила бесстыдница.В темноте она не видела, как улыбается Себастьян. Поправив одежду, граф собирался уже было вернуться назад и вывести девицу из зарослей. Но она, растянувшись на траве, нежилась, как будто лежала на солнце.– Вы собираетесь здесь спать? – поинтересовался Себастьян.– Вовсе нет, сударь. Жду вашего приятеля. Я не привыкла скупиться, когда запасаюсь провизией.Себастьян с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Он отправился предупредить Франца о том, как ему повезло. Теперь настала очередь графа стоять на страже.Ему пришлось нести караул дольше, чем он рассчитывал. Но наконец Себастьян увидел, как молодой человек выбирается из зарослей при лунном свете, и, хорошенько всмотревшись, можно было заметить, что выглядел он как-то особенно беспечно и беззаботно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51