Мы оставили его слуге совсем немного времени, чтобы тот собрал сундук с самыми необходимыми вещами.Франц подал легкую закуску и графин вина. Он поставил поднос на складной столик перед Барбере. Прежде чем тот продолжил свой рассказ, Себастьян дал ему время подкрепиться. Франц убрал пустую тарелку, затем вновь наполнил бокал шевалье.– Еще Алексей и Григорий, похоже, боялись, что будет недовольство в гвардейских полках.– Царь ничего не сказал?– Вы прекрасно понимаете, что он мог сказать. Он называл нас преступниками. Но когда Григорий направил на него свой пистолет и велел ему следовать за нами, уверяя, что стоящие вокруг войска быстро его урезонят, Петру ничего не оставалось, как повиноваться. Он не знал, что в замке стоит один-единственный полк, а именно Измайловский, тот, который был к нему особенно враждебен. К тому же солдаты были убеждены, что царя везут в Санкт-Петербург. Мы велели ему подняться в карету вместе со слугой и тем же вечером доставили в Ропшу.– Как он вел себя в пути? – спросил Сен-Жермен.– Алексей и Григорий прихватили с собой еду. Царь едва дотронулся до этих блюд, которые в России очень популярны: капустный суп и еще какое-то варево из крупы, они называют это кашей.– За всю дорогу Петр ничего не сказал?– Он только спросил, где Воронцов и графиня Елизавета. Алексей ему ответил, что канцлер смещен с должности и арестован, а его дочь отправлена в крепость. Но мне переводили не все, что он говорил.Барбере быстро выпил большой стакан вина и продолжил свой рассказ все тем же тихим, почти монотонным голосом:– Еще когда мы только прибыли в Ораниенбаум, Григорий меня предупредил, чтобы по возвращении в Санкт-Петербург мы всем говорили: Петр Третий сам выбрал Ропшу. Но чтобы поверить в это, надо совсем не знать тех мест: это укрепленный замок, где Григорий заранее позаботился разместить четыре десятка людей, которым безраздельно доверял. Они должны были стоять на посту днем и ночью. И только там я понял, что Алексей просил меня присоединиться к ним, чтобы было кому составить царю компанию во время обедов и ужинов. Я являлся чуть ли не единственным его сотрапезником. Это было весьма тягостно. Царь спрашивал меня, как я согласился ввязаться в столь постыдное предприятие и кто мне за это платит. Тогда мне никто еще не платил. Я ему ответил, что меня насильно заставили составить ему компанию в его изгнании и что его смещение было требованием народа. Мой ответ исторг из него бурю ругательств в адрес непорядочных людей, которые нагло присваивают себе право говорить от имени народа.Как Барбере и заявил в самом начале, едва только вошел, он был измучен не столько физически, сколько духовно. По мере того как продолжался рассказ, замешательство Себастьяна возрастало.– В первое утро нашего пребывания в Ропше, когда я завтракал с царем, пришел Григорий, держа в руках какой-то документ, который положил на стол. Царь спросил его по-немецки, что это такое. Я немного понимаю этот язык. Григорий ответил, что это акт об отречении от престола. Петр Третий побледнел как полотно. Он спросил: «И кто же станет моим наследником?» Григорий ответил ему, что это, несомненно, будет его жена. Царь смахнул документ со стола и удалился в свою комнату.Из рассказа гостя Себастьян узнавал о жесткости, даже грубости Григория Орлова, и замешательство Сен-Жермена сменялось разочарованием и тоской.Барбере сделал большой глоток вина из бокала, который наполнил Франц, а Себастьян не мог не спросить себя, какое тайное намерение преследовал гость своим рассказом, если, конечно, предположить, что таковое имелось. Возможно, и здесь была какая-то интрига и Барбере хотел дать своему наставнику неверное представление о событиях.– В шесть часов вечера Григорий постучал в комнату царя. Слуга открыл дверь, и Орлов заявил: «Этот документ рано или поздно будет подписан, и вам это хорошо известно. Лучше, если это случится как можно раньше». Царь ответил: «Я подпишу документ, если вы пообещаете отвезти Екатерине письмо, которое я напишу прямо сейчас». Григорий, конечно, согласился. Царь подписал отречение от престола и отдал письмо. Разумеется, Григорий его вскрыл. Он прочел его содержание Алексею и Федору. Так я узнал, что Петр Третий просил у своей супруги разрешения уехать в Германию в сопровождении Елизаветы Воронцовой, и подписал он письмо: «Ваш покорный слуга». Братья Орловы очень потешались.– Самое худшее, – продолжал Барбере, – это поведение Григория и Алексея. Они порой присаживались к нам за стол, пренебрегая знаками почтения, какие положено оказывать государю, хотя бы и низложенному; зачастую братья вели себя невыносимо дерзко и заносчиво. Когда пленник, ибо царь, конечно же, был пленником, которому дозволялся час прогулки в день под строгим присмотром, напоминал, что он единственный законный потомок Петра Великого, кто-либо из братьев непременно возражал, что тот, мол, дурно воспользовался своим родством и что Петр Третий, вероятнее всего, брат Фридриха Прусского. На седьмой вечер Алексей стал совершенно невыносим, позволил себе гнусное оскорбление, назвав пленника любовником Фридриха. Царь вскочил из-за стола и набросился на него. Алексей схватил столовый нож и всадил государю прямо в живот. Петр упал. Не прошло и часа, как он умер.Такова была правда про «геморроидальные колики, осложненные кровоизлиянием в мозг».– Но то, что вы мне рассказываете, – это же настоящее убийство, – возмутился Себастьян.– Именно. Тогда я уехал из Ропши в Санкт-Петербург, где оставался три дня. Я не знал, что и думать. Перед самым моим отъездом Григорий Орлов передал мне кошелек. Я принял его, поскольку прекрасно осознавал, что во всей этой отвратительной истории был всего-навсего обычным наемником.Как раз после этих горьких слов Франц подал шоколадное мороженое.Барбере недоверчиво попробовал ложечку.– Странный десерт, – горько улыбнувшись, произнес он. – Можно подумать, что это какое-то алхимическое соединение. Очень приятное на вкус.Некоторое время шевалье молчал.– В течение этой недели Воронцов подвергался тяжелым испытаниям. От него требовали, чтобы он признал ошибки царя. Канцлер отказался. Я не сомневаюсь, что его даже пытали, но он так и не уступил. Я понял это по лицам братьев Орловых. На их физиономиях было такое выражение, будто их обманули. Не знаю, кто из них двоих несет главную ответственность, но это такая бессмысленная жестокость.– Почему вы участвовали во всем этом спектакле? – спросил Себастьян.– Потому что я хотел сохранить верность вашей миссии, граф. Вы же поставили цель свергнуть Петра Третьего с престола. Я научился с уважением относиться к вашим рассуждениям. Я думаю, это и в самом деле был жалкий царь. Но конец его оказался ужасен. Не знаю, может, вы предчувствовали ужас его гибели. Я отныне убежден, что идеи бесчеловечны. Всякие идеи, граф.Поскольку шевалье ел скорее машинально и не контролируя себя, вскоре он стал жаловаться на несварение желудка. Себастьян собственноручно изготовил ему лекарство на основе жидкой глины и опиума. Вечером, хорошо выбритый и переодетый стараниями Франца в свежую одежду, Барбере выглядел уже не столь плачевно.– Ах, – с горькой усмешкой воскликнул он, – если бы можно было найти лекарство, которое бы столь же эффективно врачевало душу, что и тело! 20. КУСОЧЕК СОЛНЦА, УПАВШИЙ НА ЗЕМЛЮ Оправившись после всех выпавших на его долю испытаний, Барбере уехал во Францию. Себастьян погрузился в размышления.Вне всякого сомнения, шевалье был разочарован в своей миссии. Он согласился на нее бескорыстно, не ради наживы или славы, но в надежде проявить героизм. Вместо этого он стал инструментом, приблизившим жестокий конец безумного царя. Гуманизм француза подвергся тяжелым испытаниям. Поначалу Барбере безраздельно доверял Себастьяну. Теперь шевалье удалился, пребывая в убеждении, что любые идеи бесчеловечны. В этом последнем заявлении читался безмолвный упрек Себастьяну. Но действительно ли бесчеловечными являются сами идеи? Или, быть может, люди, использующие их для борьбы за власть?Неужели Александр также испытал разочарование? Вот уже месяц, как сын не давал о себе знать. Без сомнения, он уехал в Лондон и теперь напишет из Блю-Хедж-Холла.Себастьян собирался уже захлопнуть эту страницу своей жизни, когда его навестил нежданный гость, барон Засыпкин. Начальник тайной императорской полиции находился в Вене с целью установить и, если возможно, упрочить секретные отношения, что связывали его страну с Австрией до восшествия на престол Петра III и которые последний едва не разрушил своими неосторожными угрозами в адрес Венского двора. Ему, без сомнения, стало известно, что граф де Сен-Жермен находится в городе.– Вы как-то слишком неожиданно покинули Санкт-Петербург, – заметил Засыпкин после того, как они обменялись первыми любезностями.– Мне больше нечего было там делать, барон, и я счел более разумным позволить основным действующим лицам проводить свою политику и избавил себя от необходимости высказывать свое мнение, которое позже мне могло быть поставлено в вину. Я полагаю, что под предлогом последних событий в этом городе столкнулось множество амбиций. Они, право же, не входят в сферу моих интересов.Засыпкин покачал головой и с улыбкой продолжал:– Баронесса Вестерхоф очень удивлена, что вы с ней не простились…Себастьян сделал про себя вывод, что, выходит, это Александр не счел нужным с ней попрощаться.– Я полагал, что баронесса поглощена новыми заботами и делами императрицы. Смею надеяться, что все идет именно так, как вы хотели.Засыпкин удивленно приподнял брови.– Мне следовало бы более точно сформулировать моипожелания, – ответил он. – Они были только в интересах престола. Боюсь, как бы в один прекрасный день одно не стало другому противоречить. И та малость свободы совести, какая у меня еще осталась, может сделать из меня предателя.Это признание озадачило Себастьяна. Засыпкин между тем продолжал:– Служа верой и правдой новому российскому царю, я должен был бы арестовать вас, едва только вы прибыли в Россию по настоятельной просьбе баронессы Вестерхоф. Ее я должен был бы также разоблачить и предупредить царя, что князь Барятинский и братья Орловы замышляют против него заговор. Между тем я медлил. Я не был уверен. Я сомневался, что заговор уже созрел. Я оказался не готов к той стремительности, с какой вы принялись за дело, оформили его и взяли на себя организацию. Если бы в тот памятный вечер, когда царь ужинал в Зимнем дворце, вы не нашли способа – до сих пор не понимаю, как вам это удалось, – в ближайшие часы предупредить императрицу, а также сообщить заговорщикам, что царь по окончании ужина отправился в Ораниенбаум, я не уверен, что переворот удался бы. Как у вас это получилось?Себастьян улыбнулся, но от объяснений воздержался: иначе пришлось бы раскрыть роль Александра. Уклонившись от ответа, он сам задал вопрос:– А почему переворот мог провалиться?– Император сбежал бы в Кронштадт, а там сел бы на корабль. Он попросил бы о помощи Фридриха. И, без сомнения, получил бы ее. Фридрих послал бы свои войска. Русская армия оказалась бы без командования. Пруссаки одержали бы победу и восстановили Петра Третьего на престоле. С точки зрения политики это было бы катастрофой. Россия оказалась бы у Пруссии еще в большем подчинении, чем если бы царю удалось осуществить свои первоначальные планы. Ваше вмешательство предопределило исход событий. Вы помогли моей стране избежать двух бедствий: проведения в жизнь политики Петра Третьего и прусской интервенции.Себастьян оставался безучастным. Признательность казалась ему чрезмерной, но при этом никакого головокружения он не чувствовал. Он ждал совсем другой благодарности.– А что теперь? – спросил Себастьян.– Положение непонятное. Екатерине довольно трудно доказать законность своих притязаний. Ее советник, граф Панин, полагает, будто лучшим решением было бы сделать ее регентшей, пока на престол не взойдет ее сын Павел. Но наши законники не уступают. Они ссылаются на то, что царевич – это сын Салтыкова и, следовательно, не имеет никакого права на наследование. Мне известно, что Екатерина, если вывести ее из терпения, согласилась бы выйти замуж за единственного законного потомка Петра Великого – Ивана Шестого.Засыпкин вздохнул и отпил кофе, поданный ему Францем.– И что же?– Иван Шестой безумен. Или его лишили разума годы, проведенные в заточении. А Екатерина не станет делить власть.– А Григорий Орлов? – спросил Себастьян.Засыпкин невесело усмехнулся.– Граф спит и видит, что императрица сделает его своим супругом. Но и здесь то же самое: Екатерина откажется делить власть. Похоже, Орлов не понимает: постель и престол – разные вещи.На сей раз улыбнулся Себастьян.– Если я вас правильно понимаю, – сказал он, – партия сыграна лишь наполовину.– И вы понадобитесь нам снова, – кивнул Засыпкин.– Нам?– Мне, – ответил Засыпкин, глядя Себастьяну прямо в глаза. – Я один, и я подчиняюсь приказам. Мне нужен совет человека, подобного вам. Петр Третий был убогим, жалким человеком, к тому же пьяницей. Он явно оказался не на своем месте: его воспитывали в презрении к России. Но в целом идеи его не так уж и плохи. Наша страна нуждается в реформах, и в принципе прусская модель недурна. Когда мы преодолеем первое препятствие и Екатерина окажется на престоле, необходимо будет вплотную заняться реформированием.Помолчав немного, Себастьян заявил:– Вы сожалеете о том, что одиноки. Вы были бы менее одиноки, если бы вас поддерживали просвещенные друзья.– И где же я их возьму? – печально улыбнулся Засыпкин.– Существуют сообщества людей достаточно твердых, чтобы соблюдать свои принципы вне зависимости от политических пертурбаций.– Что это за принципы?– Есть, барон, некий разум, который правит миром. Он неизмеримо сильнее и значительнее, чем разум самого мудрого из мудрецов. Его законы суть порядок и гармония, которые достигаются путем преодоления противоречий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51