У пса открылся глаз и глядел прямо на меня. Не имеет значения, насколько вы владеете собой или привыкли иметь дело с трупами: очутиться под взглядом мертвеца – вовсе не подарочек. В этих глазах еще достаточно жизни, чтобы вам стало нехорошо и вы бы отвернулись, облизывая губы и надеясь, что в другой раз, когда вы туда посмотрите, они уже будут закрыты.– Я положу тебя в постель, Вертью. Там славно. Неплохое местечко для конечной остановки.Я просунул под него ладони и вытащил из багажника. Мне показалось, что он стал еще тяжелее, чем прежде, но я решил, что просто утомился, работая лопатой. Пока я его нес, у меня слегка подрагивали руки. Лучи солнца, проникавшие сквозь листву, прыгали по моим ботинкам. Осторожно спустившись в яму, я осторожно уложил его. Тело лежало, чуть скрючившись, и я его поправил. Глаза были все еще открыты, а кончик языка торчал из уголка рта. Несчастный старикан. Я вылез из ямы и взял лопату, чтобы забросать его землей. Но что-то все еще было не так. И тут меня осенило. Я вернулся к машине и вытащил длинное перо из-под солнечного козырька.Я засунул перо ему под ошейник. Как египетский фараон, отправляющийся в вечность в окружении своих земных сокровищ, Олд-вертью теперь владел замечательным пером. Время шло, а у меня еще дел было невпроворот. Я быстро засыпал могилу землей, а потом как мог ее утрамбовал, чтобы другое животное, почуяв запах, не разрыло ее.Вечером за ужином Магда поинтересовалась, где я его похоронил. Я подробно рассказал ей о моем приключении в лесу, и она вдруг удивила меня вопросом:– Ты хотел бы иметь собаку, Фрэнни?– Да нет, не особенно.– Но ты ведь так с ним носился. Знаешь, я бы ничего не имела против. Некоторые из них такие умненькие.– Но ты же ненавидишь собак, Магда.– Да. Но я люблю тебя.Паулина закатила глаза и демонстративно убежала на кухню, прихватив свою тарелку. Убедившись, что она закрыла за собой дверь и нас не слышит, я сказал:– Я был бы не прочь завести кошку.– Но она у тебя уже есть, – Магда заморгала и нахмурилась.– Ну, тогда я не возражал бы против маленькой киски.
Этой ночью, после посещения моей самой любимой на земле киски, я видел во сне перья, кости и Джонни Петанглса.
Следующий день выдался таким погожим, что я решил оставить машину, а на работу проехаться на мотоцикле. Город наслаждался последними летними деньками. Стояло мое любимое время года. Все особенности лета, все, что ему присуще, обостряется до предела, становится глубже, насыщеннее, потому что знаешь – скоро ему конец. Мать Магды любила повторять, что цветы пахнут лучше всего, когда начинают увядать. Конские каштаны уже начали сбрасывать на землю свои колючие желто-зеленые плоды. Они с легким стуком ударялись о тротуары и кузова автомобилей. Ветерок приносил густой запах созревших плодов и пыли. По утрам трава дольше, чем прежде, не просыхала от росы, потому что по утрам было прохладно.
Мотоцикл у меня был большой – «дукати монстр»; один только рев двигателя («Я вас всех в гробу видал!») в 900 «кубиков» чего стоит. Ничего нет на свете приятнее, чем медленно ехать на нем по Крейнс-Вью, штат Нью-Йорк, в такое вот утро. День еще толком не начался, на его витрине еще не повернута табличка «Открыто». На улицах в эту пору только самые несгибаемые. Улыбающаяся женщина подметает парадное крыльцо своего дома красной шваброй. Молодой веймаранер …лопата уперлась в первый из корней, оказавшийся огромным и крепким, как подземное чудовище из «Дрожи земли». – Фильм 1990 г. режиссера Рона Андервуда о гигантских подземных червях, терроризирующих маленький городок в пустыне.

, бешено размахивая обрубком хвоста, обнюхивает мусорные контейнеры у кромки тротуара. Старик в белой круглой панаме то ли медленно бежит трусцой, то ли идет во весь дух.При виде его спортивных усилий я тотчас же подумал о французских рогаликах и чашке кофе с густыми сливками. Надо будет сделать остановку, чтобы отдать должное тому и другому, но прежде мне нужно было заняться одним неотложным делом.После нескольких левых и правых поворотов я затормозил у дома Скьяво. Надо было поглядеть, нет ли там каких перемен. Автомобилей не оказалось ни на подъездной дорожке, ни возле дома. Я знал, что у них синий «меркьюри», но нигде синих машин не было видно. Я потянул за ручку парадной двери – по-прежнему не заперто. Надо будет этим заняться. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь воришка к ним забрался и стащил «Вид на Неаполитанский залив», намалеванный маслом на бархате. Пошлю к ним сегодня кого-нибудь, пусть навесят на двери замки, и оставлю записку неуловимым Дональду и Джери. По "правде говоря, мне было совершенно плевать на них самих и на их имущество. Я стоял у двери, засунув руки в карманы и полностью отдавая себе отчет в том, что утро сегодня выдалось слишком хорошее и не стоит забивать себе голову всякими таинственными происшествиями, тем более когда речь идет об этих двух придурках. Но работа есть работа, тут уж ничего не поделаешь.У меня в кармане заверещал мобильник. Звонила Магда, чтобы сообщить, что наша машина не заводится. Она всякую технику на дух не переносила и страшно этим гордилась. Эта женщина принципиально не желала осваивать компьютер, калькулятор и вообще все, что пикало и бикало. Она проверяла остаток на своей чековой книжке при помощи карандаша и бумаги, с большой неохотой пользовалась микроволновкой и считала любой автомобиль своим кровным врагом, если тот не заводился сразу же после поворота ключа зажигания. Забавно, что дочь ее оказалась компьютерным гением и собиралась после школы поступать в какой-нибудь крутой колледж, где готовят программистов. Магду этот ее талант приводил в изумление, она только плечами пожимала.– Я вчера целый день проездил на этой машине.– Да знаю я, но она у меня никак не заводится.– Ты случайно свечи не залила? Помнишь, в тот раз…Магда повысила голос:– Фрэнни, хватит уже об этом! Мне вызвать механика или ты сам посмотришь, в чем дело?– Вызывай механика. Ты уверена, что не…– Уверена. И вот еще что. В нашем гараже изумительный запах. Ты что, побрызгал там освежителем? Что ты там такое делал?– Ничего. Значит, машина, которая вчера была в полном порядке, не заводится, а в гараже благоухание?– Вот именно.Секунда. Другая…– Маг, мне ничего не остается, кроме как язык прикусить. Я много чего хотел бы тебе сказать, но воздержусь.– Вот и прекрасно. Воздержись. Я позвоню в автомастерскую. Увидимся.Щелк. Отключись она чуточку быстрее, я мог бы ее оштрафовать за превышение скорости. Я не сомневался, она что-нибудь вытворила с машиной, например перелила карбюратор. В очередной раз. Но семья – это сплошные компромиссы. Она – твоя долгота, а ты – ее широта. И если повезет, у вас получится карта вашего общего мира, который вы оба признаёте и в котором удобненько обитаете.
Работа в то утро была как обычно – ничего из ряда вон. Приходила мэр – поговорить об установке светофора на опасном перекрестке, где за последние несколько лет слишком уж часто происходили аварии. Звали ее Сьюзен Джиннети. В школе мы с ней были любовниками, и Сьюзен не могла мне этого простить. Тридцать лет назад я был самым отпетым хулиганом в нашем городе. По сей день у нас ходят слухи о том, каким я был чудовищем, и большинство из них – чистая правда. Если бы у меня были фотографии тех времен, то все в профиль и анфас и с полицейским идентификационным номером в руках.В отличие от меня, злодея, Сьюзен была хорошей девочкой, которой показалось, что она услышала зов дикой природы; и тогда Сьюзен решила попробовать, каково это – быть испорченной до мозга костей. И начала она таскаться повсюду со мной и моей компанией. Эта ошибка быстренько закончилась для нее катастрофой. В конце концов она во все лопатки бросилась удирать от дымящихся останков собственной невинности, поступила в колледж, где изучала политические науки, а я отправился во Вьетнам (в принудительном порядке), где изучал мертвецов.После колледжа Сьюзен жила в Бостоне, Сан-Диего и на Манхэттене. Однажды, приехав на уик-энд навестить родных, она вдруг решила, что лучше дома места нет. Она вышла замуж за подвизавшегося в шоу-бизнесе преуспевающего адвоката, которому пришлась по душе идея поселиться в маленьком городке на Гудзоне. Они купили дом на Виллард-Хилл, а год спустя Сьюзен стала баллотироваться на выборные должности.Занятно, что муж ее, Фредерик Морган,– черный. Крейнс-Вью – консервативный городишко, населенный преимущественно ирландскими и итальянскими семьями разных слоев среднего класса, и не так уж много поколений отделяет их от путешествия через океан в третьем классе парохода. Они унаследовали от своих предков незыблемые семейные устои, трудолюбие и подозрительное отношение ко всему непривычному. До появления четы Морган-Джиннети смешанных браков у нас не встречалось. Будь дело этак в начале шестидесятых, в годы моего детства, мы кричали бы ему вслед «ниггер!» и швыряли бы камни в окна их дома. Но, слава богу, жизнь меняется. В середине восьмидесятых чернокожий был избран мэром и очень хорошо себя проявил в этой должности. Жители городка с первых дней поняли, что Морганы – хорошая пара; нам повезло, что они здесь поселились.Когда после переезда в Крейнс-Вью Сьюзен узнала, что я – начальник полиции, она, наверно, обхватила голову руками и издала тяжкий стон. Когда мы встретились на улице – впервые после пятнадцати лет, она подошла ко мне и сердито заявила:– По тебе тюрьма плакала! А ты закончил колледж и стал начальником полиции? Я был сама любезность.– Привет, Сьюзен. Ты-то изменилась. Почему тебя удивляет, что я тоже стал другим?– Потому что ты чудовище, Маккейб.Когда ее избрали мэром, она мне сказала:– Нам с тобой придется много сотрудничать, и я хочу, чтобы все между нами было ясно. За всю историю, с тех самых пор, как люди начали трахаться, ты был худшим из любовников. Хороший ли ты полицейский?– Угу. Можешь пролистать мой послужной список. Не сомневаюсь, ты так или иначе в него заглянешь.– Непременно. Внимательно ознакомлюсь. Ты берешь взятки?– Зачем? У меня куча денег – досталось от первого брака.– Ты у нее их украл?– Нет. Подкинул ей идею для телешоу. Она была продюсером.– Что за шоу? – сощурилась Сьюзен.– «Человек за бортом».– Самая дурацкая передача на телевидении…– И самая популярная некоторое время.– Да. Так это была твоя идея? Наверное, я должна восхититься, но что-то не хочется. Ну что, будем работать?
Наша встреча тем утром по поводу установки светофора закончилась моим отчетом Сьюзен о происшествиях за последнюю неделю. Как всегда, она слушала меня, опустив голову и держа в руке маленький серебристый диктофон, на случай если понадобится что-то записать. Ничего сколько-нибудь примечательного не произошло. Биллу Пеггу пришлось напомнить мне, что надо ей рассказать об исчезновении Скьяво.– Что вы в связи с этим предприняли? – она поднесла было диктофон ко рту, но, внезапно передумав, снова опустила руку.– Расспросил соседей, кое-куда позвонил, распорядился, чтобы на двери навесили замки. Это свободная страна, госпожа мэр, люди могут передвигаться по ней без ограничений.– Но эти двое осуществили свое право на передвижение довольно странным образом.Я задумался.– Вообще-то да, но я этих Скьяво давно знаю, и ты тоже. Они оба психованные. Может статься, после очередного мордобоя они взяли да и разбежались в разные стороны. Оба небось думают: «Вот пересижу где-нибудь ночь, то-то их всех напугаю». Странно только, что они не озаботились запереть двери.– О, любовь! – встрял Билл, разворачивая свой полуденный сэндвич.– А с их родителями говорили?– Ага, – ответил Билл с набитым ртом. – Те понятия ни о чем не имеют.– Сколько времени человек должен отсутствовать, прежде чем объявляется розыск?– Двадцать четыре часа.– Фрэнни, если понадобится, займись этим.Я кивнул. Она взглянула на Билли и дрогнувшим голосом попросила его ненадолго оставить нас одних. Он, ужасно удивленный, молча встал и вышел. Сьюзен прежде никогда такого не делала. Она всегда была открытой и откровенной. Я знал, что Билл нравится ей за свое остроумие и искренность, и он отвечал ей взаимностью по той же причине. Если она попросила его выйти, значит, сейчас здесь произойдет что-то серьезное и, вероятно, сугубо личное. Когда дверь за Биллом закрылась, я выпрямился на своем стуле и вопросительно посмотрел на Сьюзен. Она неожиданно отвела взгляд.– В чем дело, мэр? – я старался говорить легко и дружески – этакая молочная пенка поверх капучино, в которую погружается язык, прежде чем добраться до кофе.Она глубоко и шумно втянула в себя воздух. Один из тех вздохов, прежде чем сказать такое, что навек все изменит: как только выдохнешь, мир вокруг тебя станет другим.– Мы с Фредом собираемся расстаться.– Это хорошо или плохо?Она засмеялась – резкие лающие звуки – и откинула назад волосы.– Это так на тебя похоже, Фрэнни. Все остальные, кому я об этом сообщила, говорили «вот черт», или «бедняжка», или что-нибудь в этом роде. Но только не Маккейб.Я перевернул руки ладонями вверх – что тут еще можно сказать?– Он собирается выращивать перец чили.– Что? – Так сказала моя первая жена, когда мы расставались. В Боливии есть одно полудикое племя. Когда кто-нибудь из его членов умирает, о нем говорят, что он отправился выращивать перец чили.– Фред терпеть не может перец чили. И любую острую пищу.Ясно было: после такого болезненного признания ей хочется сказать что-нибудь нейтральное, пустячное – этакий мягкий мат, на который приземляешься после прыжка. Поэтому я и попытался помочь ей, сказав «перец чили».– Ну и как ты к этому относишься?Она попыталась улыбнуться, но из этого ничего не вышло.– Будто выпала из окна небоскреба и мне до земли осталось пролететь еще несколько этажей.– Что ж, это вполне естественно. Когда я разошелся с женой, то купил енота и забывал его вовремя кормить. Как ты считаешь, это окончательно или так – тест-драйв?– Окончательно.– А чья в этом вина?Она медленно подняла голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39