Все, что есть, – это кофе для педиков. Или никакого. Не нравится – пей воду.Он скрестил руки на груди и не произнес больше ни слова, пока я не поставил перед ним тарелку с завтраком. Не мог удержаться, чтобы не лягнуть еще разок.– Я тебе положил немного фоонтаджиджи. У него напряглись плечи.– Фоонта…– что?– Фоонтаджиджи. Приправа из Марокко. Она очень… м-м-м…– Я игриво подбоченился и сложил губы бантиком.– Ядрреная,– жеманно раскатил я звуки «р».Он оттолкнул от себя тарелку и вытер руки о джинсы.– Вот сам это и ешь. А я не собираюсь. Фоонтаджиджи. Дерьмо собачье.– Да лопай ты, черт возьми, что дают! Уж и пошутить нельзя. Это омлет с беконом, какой я всегда готовлю.Он недоверчиво покачал головой и, вооружившись вилкой, стал осторожно тыкать омлет, как будто искал противопехотную мину. За еду взялся только после того, как обнюхал свою порцию, низко склонившись над тарелкой. Ел он молча, не дав никакому фоонтаджиджи ни малейшего шанса против своего зверского аппетита. Он чуть не уткнулся носом в тарелку, чтобы быстрее забрасывать в рот куски. Я хотел было сказать ему что-нибудь на сей счет, но вспомнил, что ведь он был мной, а я в его возрасте ел именно так, прости господи.– Привет, Фрэнни. А это кто?В дверях кухни стояла Паулина в зеленой ночной рубашке из тонкой ткани, которая мало что скрывала. Судя по утренней газете у нее в руке, она спускалась к почтовому ящику. На младшего она смотрела с явным интересом.Вместо того чтобы ей ответить, я схватил мальчишку за локоть и притянул к себе.– Она что же, видит тебя? А говорил, что только я могу тебя здесь видеть.– Отпусти мою руку, ты! Не видишь, что ли, – я ем! И потом, я ведь тебе уже говорил, сегодня все с ног на голову перевернулось. Вот выйдешь из дому – сам увидишь. Потому я и вернулся. Тебе нужен кто-то, кто бы прикрыл твой зад.– Но это же просто идиотизм какой-то! Откуда я могу знать, что делать, если правила все время меняются?– Да нет никаких правил, приятель. Привыкай к этому. Иначе б я не угощался тут твоим завтраком.– Фрэнни! – Обычно застенчивая Паулина говорила резковато, требовательно и при этом глаз не сводила с мальчишки.– Ах да, Паулина, это сын моего троюродного брата, Джи-Джи. Вообще-то он Гари, м-м-м, Грэм, но мы всегда его называли Джи-Джи.Меня так потрясло, что она теперь могла его видеть, что в голове почему-то не осталось ничего, кроме дурацкого фоонта… джиджи, вот как он получил имя. Он так на меня взглянул, словно я только что помочился ему на голову.– Привет, Джи-Джи. Я Паулина.Он ответил на это патентованной маккейбовской улыбкой на миллион долларов, очень мне знакомой. Когда Паулина, испытав на себе ее сногсшибательное действие, отвела глаза, он прошипел достаточно громко, чтобы я мог слышать:– Джи-Джи?!– Фрэнни нам никогда о вас не говорил. Я даже не знала, что у него есть троюродный брат.Новонареченный Джи-Джи крутанул между пальцами вилку, которая описала полный круг. Этому впечатляющему фокусу обучил меня мой друг Сэм Байер, когда нам было по тринадцать.– Ну, вы же знаете дядю Фрэнни…– Дядю? Вы его зовете дядей? А откуда вы?– Лос-Анджелес, Калифорния.– Да знаю я, где Лос-Анджелес, – пожурила она его, но сопроводила свои слова кокетливой улыбкой, так что счет оказался в его пользу.Не забывайте, это была та самая девица, которую я прозвал Тенью, потому что она всегда старалась быть как можно незаметней. Но теперь она говорила с Джи-Джи голосом, которого я у нее прежде никогда не слышал. Да я даже и подумать не мог, что Паулина способна на такой голос – жеманный и сексуальный. Более того, она говорила знающим голосом – и это было хуже всего. Паулина? Эта скромница, компьютерный гений, флиртует на моих глазах, как разбитная блондинка из какого-нибудь дурацкого сериала. И даже не врубается, с кем она флиртует-то! Я на минуту задумался, понравилась ли бы мне Паулина, когда я был в его возрасте? Нет, нисколько.Но Джи-Джи, казалось, ею явно заинтересовался. Он похлопал ладонью по соседней табуретке и спросил:– Не хочешь позавтракать с нами, Паулина?– Я не завтракаю, а вот от кофе не отказалась бы.– Ты почему так рано, Паулина? Обычно в это время ты еще спишь.– Обычно да, но сегодня услышала голоса внизу и решила спуститься. И потом, у меня татуировка болит, наверно, поэтому я и проснулась.На Джи-Джи это произвело огромное впечатление. Он восхищенно присвистнул.– Вот это да! Ты татуировку сделала? Я, пожалуй, ни одной девчонки не знаю, которая бы решилась!Я его поправил:– У Пии Хаммер была татуировка.– Да, но Пия чокнутая, – помотал он головой. – Эта жопа считает свои дыхания. А я говорю о нормальных девчонках.Паулина медленно перевела свой взгляд соблазнительницы с меня на Джи-Джи. Я глазам своим не верил. Неужели это она? Выдержав для вящего эффекта паузу подольше, она сразила его важной подробностью. Но сказано это было нарочито небрежно:– Мне сделали татуировку на попе. Вернее, немного выше. Ну знаешь, на пояснице? – Замолчав, она посмотрела на меня – как я отреагирую на это сообщение. К счастью, я уже наблюдал ее ягодичную живопись и потому остался невозмутим. Убедившись, что я не вскочу как ужаленный и не надаю ей по заднице, она продолжила: – Иногда там еще побаливает. Я, пожалуй, пойду оденусь и потом спущусь. Сваришь мне эспрессо, Джи-Джи?– Нет проблем.– Он встал и подошел к машине. – Ух ты, у вас «Гаджиа»! Лучше машины для эспрессо нет.Паулина кивнула в мою сторону и закатила глаза.– Это Фрэнни купил. Он самый первый во всем мире кофейный сноб. Лично для меня и обыкновенный кофе хорош, но у него на этот счет просто какая-то мания.– Но это и понятно: один раз попробуешь хороший эспрессо, и никакое растворимое дерьмо больше в рот не лезет, – заявил Джи-Джи, колдуя над машиной с видом знатока.Я подавил смешок, наблюдая, как он стремится произвести впечатление на мою обычно застенчивую как улитка падчерицу.– Да уж, – сказала Паулина и вышла из кухни, оглянувшись напоследок и бросив через плечо взгляд – угадайте, на кого?Когда дверь за ней закрылась, я сцепил ладони на шее, закинул ногу на ногу и пропел:– Посмотрим, как Джи-Джи сладит с этой Гаджи.– Пошел ты в жопу со своим Джи-Джи! Как тебе такое в голову пришло?– Сокращение от фоонтаджиджи. Даже он не смог удержаться от смеха.– Ясно, первое, что на ум пришло. Похоже на французский фильм «Жижи» с Морисом Шевалье Похоже на французский фильм «Жижи» с Морисом Шевалье. – Сомневаюсь, что кто-то тебя примет за Лесли Кэрон.– «Жижи» (1958) – музыкальная комедия Винсенте Минелли и Чарльза Уолтерса, вторая, уже американская, экранизация одноименного романа Колетт (1945);
первую, французскую, выпустила в 1948 г. Жаклин Одри. «Жижи» (1958) – это был следующий мюзикл Фредерика Лоуи и Алана Джея Лернера после «Моей прекрасной леди»; Морис Шевалье (1888-1972) играет усталого бонвивана, Лесли Кэрон (р. 1931) – молодую племянницу известной куртизанки, действие происходит в Париже в 1900 г.

.– Сомневаюсь, что кто-то тебя примет за Лесли Кэрон. Так показать тебе, как с этой штукой обходиться?– Валяй. Неохота, чтобы Паулина меня приняла за умственно отсталого.Я не мог удержаться, чтобы не спросить, с явным сомнением в голосе:– Она тебе правда нравится?А чтобы скрыть смущение, поспешно распахнул дверцу шкафа и стал доставать кофе и кофемолку. Открыл пакетик с кофе, потянул носом. Кайф!– Да, нравится. У нее правда на заднице татуировка? Вот никогда бы не стал это делать. А если через пару лет захочешь от нее избавиться? Или картинка разонравится? Но раз она на такое пошла, уж точно не трусиха. Да и собою она ничего. Ты не согласен?Я себя чувствовал неловко и смущенно. Как объяснить себе, мальчишке, что Паулина казалась мне жутко бесцветной, что я никогда бы ею не увлекся, с татуировкой или без? Но он был мною, а я был им, так почему же я не разделял его симпатии к Паулине?– Ну покажи мне наконец, как управиться с этим твоим агрегатом. Быстрей – она может вот-вот вернуться.Смотрел он на меня скептически, но я думаю, втайне не мог не впечатляться всеми сложными манипуляциями, которые необходимы для приготовления одной-единственной чашки кофе. Пока я так священнодействовал, мы трижды поспорили. Почему я не покупаю молотый кофе, чтобы сэкономить время? Зачем нужна машина, которая варит за один прием только одну чашку кофе? Когда я ему сказал, сколько «Гаджиа» стоит, его чуть удар не хватил. Не забывайте – парень привык к ценам шестидесятых годов. Последний раунд наших словесных баталий начался, когда он спросил, зачем мне надо заниматься такой вот херней. Я отвечал спокойно, думал, ему и вправду интересно. Но он меня и не слушал – ему нужно было только подтвердить свое мнение обо всех глупостях, что я делаю. Когда я посмел не согласиться, он разозлился и настроился на воинственный лад. Настоящий головорез, к тому же с характером, да и язык под стать. Я очень хорошо помнил эти свои качества, которые изживал в течение долгих лет. И как только мои родители меня выносили? «Поганец моего сердца» – так назвал меня однажды отец. «Геморрой» – так бы я назвал этого нахала.Я все же закончил колдовать с кофеваркой, и над белой чашечкой поплыл божественный аромат свеже-заваренного кофе. Джи-Джи пригубил напиток.– Вкусно, только хлопотно. Дай-ка я сам приготовлю следующую порцию.Я побрел в ванную, а он стал молоть зерна. На пороге кухни я оглянулся и увидел: он поднес к носу горсть зерен и улыбался, закрыв глаза, – милая картинка. Я вспомнил! Я вспомнил, что в его возрасте никогда не признавал, что есть вещи, которые мне сильно нравятся, потому что любое проявление эмоций с большой буквы было признаком слабости. В те времена первой и важнейшей заповедью настоящего мужчины было: Всегда Оставайся Невозмутимым. Выражай одобрение всего лишь пожатием плеч, в крайнем случае – двухдюймовой улыбкой. Держи все в себе, а особенно свои эмоции. Пусть инициативу проявляют девчонки, пусть они демонстрируют свою любовь, а ты делай вид, что тебе это по барабану. И если ты сделаешь девчонке что-нибудь хорошее, не признавайся в этом или дай понять, что это мелочь. Заповедь номер два гласила: никому и никогда не показывай, будто тебя в этой жизни что-то очень волнует.Но эта тайная улыбка, осветившая лицо Джи-Джи, когда он был уверен, что его никто не видит, была ключом к тому, что его впоследствии спасло, точнее, что спасло меня. Много лет он считал, что цель жизни – невозмутимость. Но в один прекрасный день он понял: дружеский интерес гораздо лучше.Обо всем этом я размышлял, когда, повернув по коридору, снова увидел голую задницу Паулины – на сей раз в зеркале ванной. Точнее, увидел я часть ее задницы – одной рукой Паулина приподнимала рубашку, а другой оттягивала вниз трусы. Поднявшись на цыпочки и переступая с ноги на ногу, она выгибала спину и пыталась рассмотреть через плечо свой зад в зеркале.Она увидела в зеркале меня.– Фрэнни, иди сюда! Скорей! Я вперил глаза в пол. – Паулина, опусти рубашку.– Нет, ты должен это видеть. Ты должен посмотреть. Ты должен мне сказать, что все так и есть и я не сошла с ума.Я шагнул вперед, не поднимая глаз.– Что увидеть?– Моя татуировка. Она исчезла. Все исчезло, даже повязка. Как такое возможно? Я ничего не трогала. Только немного сдвинула повязку, чтобы посмотреть, а потом вернула ее на место. А теперь все исчезло. Все!– Дай-ка взгляну.Так оно и было. Той ночью, когда я увидел ее голой, там, на пояснице, было вытатуировано это перо – яркое, рельефное, многоцветное. А теперь – ничего: идеально чистая молодая кожа.– Оно было точно здесь,– она прикоснулась к этому месту, и на ее коже появилась ямочка.– Вот тут, а теперь его нет. Как такое возможно, Фрэнни?Я прикоснулся к ней – не почувствуют ли чего-нибудь мои пальцы, раз глаза не видят. Провел подушечками по ее коже, надеясь нащупать шероховатость, царапину, хоть какую-нибудь неровность, по которым можно было бы понять, куда исчезло столько разноцветных чернил, введенных под девичью кожу меньше трех дней назад.Ничего. Я не стал объяснять Паулине то, что все равно не мог объяснить, а вытолкнул ее в коридор, облегчился и вернулся на кухню. Джи-Джи еще раньше сказал, что снаружи все изменилось. Теперь я, кажется, начал понимать, что он имел в виду. Мне требовались ответы, а он был единственным, кто мог хоть что-то знать.Когда я вошел на кухню, Паулина тыкала пальцем сквозь свою ночную рубаху в то место на спине, где должна была находиться беглая татуировка.– Так покажи,– предложил Джи-Джи самым своим невинным голосом.Я слегка двинул ему по затылку:– Прекрати. Пошли выйдем, шалопай ты этакий. Паулина, мы через пять минут вернемся.Проходя мимо Паулины, он тронул ее за плечо:– Не вздумай уйти. Я скоро вернусь, и мне надо посмотреть, где она была, эта твоя картинка.– Хорошо, Джи-Джи,– прощебетала она.– Если ты хоть пальцем прикоснешься к Паулине.,.– Отстань! Тоже мне блюститель нравственности! И что это ты лупишь меня перед ней? Я ничего такого себе не позволял!– Пока нет, но собираешься. «Мне надо посмотреть, где она была, эта твоя картинка». Тоже мне соблазнитель. Ты, поди, прошел полный курс в Школе обольстителей Фреда Флинтстоуна Ты, поди, прошел полный курс в Школе обольстителей Фреда Флинтстоуна. – Фред Флинтстоун – одно из главных действующих лиц популярного мультсериала «Флинтстоуны» (1960-1966) о семье пещерных людей; его любимая реплика звучит так: «Ябба-дабба-ду-у-у». В 1972– 1973 гг. сериал получил продолжение; также было снято в общей сложности девять телефильмов, два видеофильма и два кинофильма.

. Тонко. Очень тонко!Он пихнул меня.– Куда пойдем?– Ты сказал, что сегодня все переменилось. Что ты имел в виду? – Открои парадную дверь и сам увидишь, тупица.Тип, который живет напротив нас через улицу, ездит на белом «сатурне». Он всегда оставляет машину у своего дома и звереет, если кто другой займет это место. Открыв парадную дверь, я увидел черный «ягуар» модель VII – как раз там, где должен был стоять «Сатурн». Этот «ягуар» был достаточно дорогой и редкой моделью даже в шестидесятые, когда выпускали такие машины, теперь же это и вовсе раритет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39