..>); она - живое воплощение
мировоззрения и мироощущения, прямо противопо-
ложного тому, в которое он был погружен. Сближе-
ние с Соней - это начало вхождения в новый для
Раскольникова мир, о чем он два раза получает
эмоциональное <предуказание> - сначала он испы-
тал чувство возрождения после упоминавшегося уже
акта милосердия по отношению к семье Сони, а за-
тем, сразу после признания ей, когда Соня <обняла
его и крепко сжала руками>, <давно уже незнакомое
ему чувство волной нахлынуло в его душу и разом
размягчило ее>. Это блаженное ощущение принадле-
жит уже новой структуре сознания. Другими слова-
ми, хотя данный . схематизм <вина - покаяние -
искупление - блаженство> растянут в содержатель-
но-временной ряд, это не значит, что последующие
элементы ряда появляются в сознании только Ьосле
прохождения предшествующих этапов. Они психоло-
гически перекликаются и присутствуют в сознании все
.вместе, как гештальт, правда, с разной степенью
выраженности в различных фазах прохождения ря-
да. Блаженство дается уже в начале искупительного
. пути как бы эмоционально-смысловым авансом, не-
обходимым для его преодоления.
В любви Сони Раскольников получает надежную
точку опоры, с которой можно, так сказать, произво-
дить работы по ценностной перестройке своего соз-
нания. Ему необходимо было прежде всего пере-
осмыслить с позиции новой ценностной системы свое
преступление. Признание в преступлении - это
только первый, внешний шаг такого переосмысления.
За ним следует покаяние, психологический смысл
которого заключается в проникновении в .мотивы
своего поступка, в отыскании его корней и истоков.
Осуществляемый индивидуально, этот процесс может
быть сколь угодно глубоким, но внутри себя он не
содержит никаких критериев истинности, не знает,
на какой из возможных трактовок остановиться, гро-
зит уйти в дурную бесконечность непрерывных реф-
лексивных обращений, и только в диалогической
форме исповеди он может быть позитивно завершен.
Раскольников предлагает на суд Сони несколько
вполне психологически достоверных объяснений свое-
го преступления, которые она (да и сам он) тем не
менее отвергает, пока дело не доходит до осознания
героем, что он <только осмелиться захотел>:
<Не для того, чтобы матери помочь, я убил -
вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства
и власть, сделаться благодетелем человечества...
И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, <огда
я убил... Мне надо было узнать тогда, и поскорей
узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я
переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и
взять или нет? Тварь ли я дрожащая или, право
имею...>
Но почему именно это <осмелиться захотел>
вскриком Сони (<О, молчите, молчите... От бога вы
отошли, и вас бог поразил, дьяволу предал!...>)
признается подлинным и последним - объяснением?
Потому, что <дальше некуда>, потому что в этом
объяснении самое страшное с точки зрения христи-
анского сознания - <гордыня> - начало и источник
всякого греха.
В итоге исповеди герой принимает (хотя и не
окончательно) Сонино отношение к преступлению,
тем самым входя в схематизм уже не со стороны бла-
женства, а со стороны вины и одновременно отделяя
себя от преступления, разотождествляясь с ним
(<...старушенку эту черт убил, а не я>).
Не только само убийство, но и его истоки и след-
ствия - стремление <быть над и вне людей>, преоб-
ладающее ощущение смерти, разложение личности,
замкнутость и скрытность - все это имплицитно
содержится в религиозном представлении о грехов-
ности. Каково значение осознания <греховности> с
психологической точки зрения? Сам факт убийства
был для Раскольникова бессмысленным, от него не
было никакого пути. От осознания его как преступле-
ния был путь к признанию в преступлении и приня-
тию социального наказания. Осознание его как <гре-
ховного> привело к ценностному осуждению поступ-
ка и открыло осмысленную для героя перспективу
преодоления его истоков и следствий.
Поскольку психологической почвой <теории> . и
преступления Раскольникова была установка <быть
над людьми> (= <гордыня>), необходимо было в це-
лях восстановления личности разрушить эту установ-
ку. Отсюда становится понятной вертикальная ориен-
тированность начала искупительного пути Раскольни-
кова от имевшей такие, пагубные последствия возне-
сенности в <над> - <вниз>, символически выразив-
шаяся в трех поцелуях: сначала ноги Сонечки, этого
самого <приниженного существа>, потом ног матери
и, наконец, земли по совету Сони: <Поди.., стань на
перекрестке, поклонись [сверху - вниз. - Ф. В.},
поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а по-
том поклонись всему свету, на все четыре стороны, и
скажи всем, вслух: <Я убил!> Тогда бог опять тебе
жизнь пошлет>. Это одновременно предельное размы-
-кание психологического пространства-тайна должна
быть <опубликована> на <площади>, только отсюда,
из стихии народного низа и возможно подлинное
возрождение к жизни [24].
В результате всех этих действий сознанию Рас-
кольникова удается время от времени подключаться
к <схематизму>, каждый раз все глубже и глубже
проникая в него. Субъективно это проникновение
выражается в <размягчающем душу> чувстве, .в пред-
чувствии радикальных перемен в себе, в ясности,
просветленйости сознания.
Однако старое строение сознания сопротивляется
этим переменам. Происходит борьба двух систем
сознания, старой и новой, за право определять миро-
восприятие и мироощущение героя. В некоторые мо-
менты наблюдается своеобразная диффузия этих
систем, когда в одной мысли, высказывании, настрое-
нии Раскольникова соприсутствуют и идеологически
противостоят друг другу идеи а ощущения обеих
систем. Иногда происходят резкие скачки из одной
системы в другую (ощутив <едкую ненависть> к
Соне, Раскольников в следующий же момент пони-
мает, что это была любовь и он просто принял одно
чувство за другое). Дажена каторге, которая в но-
вой структуре должна была осмысляться как иску-
пление вины через страдание, борьба двух структур
ослабевает очень медленно. И только в самом конце
романа, когда Раскольников действительно полюбил
Соню, происходит перелом в этой борьбе, и только
тогда кончается предыстория и начинается <история
постепенного обновления человека, история постепен-
ного перерождения его, постепенного перехода из
одного мира в другой...>
Стоит ли говорить, что пример переживания Рас-
кольникова и в силу литературной условности, и в
силу нетипичности для современной действительно-
сти его содержания не может быть основой широких
обобщений. Однако общеизвестность материала и
психологическая проницательность Достоевского де-
лают-этот пример очень удобной иллюстрацией мно-
гих механизмов переживания. Поэтому мы сочли
возможным завершить исследование развернутым
анализом этого единичного случая, стремясь, с одной
стороны, оставить в сознании читателя живое впечат-
ление всей сложности внутренней динамики деятель-
ности переживания, не сводимой к автоматическому
срабатыванию <защитных механизмов>, и, с другой
стороны, продемонстрировать, что введенные теоре-
тические средства позволяют даже такую сложную
для объективно-психологического подхода вещь, как
религиозное переживание, включить в сферу Строго
научного психологического объяснения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Завершая книгу, попытаемся дать себе
отчет в том, что удалось в ней сделать
и какие, поднятые ходом исследования
проблемы и вопросы, остались без от-
, вета. ,.
Основной результат работы, как он
видится автору, состоит во введении и
разработке категориального комплекса
<критическая ситуация- переживание>.
Введение категории критической ситуа-
ции позволило разрозненные психологи-
ческие представления о стрессе, фру-
страции, конфликте и кризисе синтези-
ровать в целостную, внутренне диффе-
ренцированную конструкцию, различаю-
щую эти экстремальные ситуации не
как эмпирические <вещи>, а как теоре-
тические типы. Различаются они глав-
ным образом по тем внутренним необ-
ходимостям жизни, реализация которых
в данных условиях психологически не-
возможна.
Переживание не ведет непосред-
ственно к реализации этих необходимо-
стей, оно направлено на восстановле-
ние психологической возможности дея-
тельности по их реализации. Если упо-
добить критическую ситуацию падению
бегущего человека, то переживанию бу-
дут соответствовать усилия, потрачен-
ные им для того, чтобы встать на ноги
и получить тем сймым возможность сно-
ва продолжить бег. Этот образ кажется
лодходящим лишь дл-я внешней деятельности, но он
применим и по. отношению к деятельности внутрен-
ней. Например, переживание конфликта, делающего
невозможной внутреннюю деятельность выбора, не
производит этот выбор, а лишь перестраивает созна-
ние до тех пор, пока он не станет субъективно воз-
можен .
В реальном жизненном процессе эти две активно-
сти - переживание и деятельность - могут перете-
кать друг в друга и даже реализовываться в одном
и том же акте, но задача психологической теории
как раз в том и состоит, чтобы расчленять эту не-
Наша пациентка Н. Л., направленная врачом отделения
неврозов на психокоррекционную беседу, жаловалась на .неспо-
собность решить свои семейные проблемы. Муж запрещал Н. Л.
видеться с матерью. Больная тем не менее продолжала тайно
встречаться с нею, испытывая из-за необходимости скрываться
чувство вины перед матерью, а из-за возможности разоблачения-
чувства страха перед мужем. Анализ жизненной ситуации боль-
ной показал, что Н. Л. пыталась действовять так, как если бы
ее жизненный мир был прост: она вела себя по отношению к
матери так, будто бы не существовало запрета мужа, а по от-
ношению к мужу так, будто бы не существовало Ее .тайных сви-
даний с матерью. Другими словами, Н. Л. избегала внутрен-
него конфликта как такового, боялась ответственно столкнуть в
своем сознании эти два жизненных отношения, пытаясь заменить
одно внутреннее, ценностное, надситуативное решение проблемы
множеством чисто внешних, ситуативных уверток, умалчиваний,
компромиссов. Объективно ей, разумеется, не удавалось пол-
ностью скрыть от обоих родственников сложившуюся ситуацию,
что приводило к обидам, ссорам, угрызениям совести вследствие
<необходимости лгать. Психокоррекция была направлена в. пер-
вую очередь на осознание не внешнего, а внутреннего характе-
ра ее проблематики, которая возникла из-за недостатков и сла-
бости ценностной позиции больной, не сумевшей-отстоять перед
мужем ценности (а не просто важности) для нее матери, ценно-
сти, предавая которую, она чувствовала, что разлагается как
личность (и разлагает, по ее признанию, детей, заставляя их лгать
отцу). Психокоррекционная работа закончилась тем, что Н. Л.,
остро осознав, эту ценность, поняла необходимость отстаивать и
воплощать ее в реальном поведении и развила в себе готовность
ради этого пожертвовать (<если потребуется!>) семейным благо-
получием, несмотря на то что очень им дорожила.
В этом примере для нас важно то, что переживание, сос-
тоявшее в ценностном развитии сознания, не решило само по
себе жизненных проблем больной, но превратило мучительный из-
за своей неразрешимости конфликт в жизненную сложность, ко-
нечно же, тоже нелегкую, но потенциально разрешимую и пото-
му переставшую быть психотравматизирующей. Переживание не
осуществило выбор, оно сделало его субъективно возможным.
посредственную реальность, устанавливая <чистые>
закономерности, переплетенные в едином процессе
жизнедеятельности.
Этой же задаче установления <чистых> закономер-
ностей, но уже не для отделения друг от друга дея-
тельности и переживания, а для анализа самого про-
цесса переживания служит построение типологии
жизненных миров, приведшее к выделению четырех
принципов -(удовольствия, реальности, ценности и
творчества), регулирующих протекание пережива-
ния. .
Хотелось бы подчеркнуть мировоззренческий смысл
выделения двух последних принципов в качестве
самостоятельных закономерностей: он состоит в де-
монстрации принципиальной, философско-методоло-
гической ограниченности психоаналитической теории
защитных процессов, знающей только принципы удо-
вольствия и реальности и сводящей к ним высшие,
духовные закономерности психической жизни.
Итак, основной результат исследования - введе-
ние и типологизация категорий критической ситуации
и переживания-деятельности. Подведение итогов бы-
ло бы неполным, если бы мы ограничились конста-
тацией позитивных результатов и обошли молчанием
вопросы и проблемы, актуализираяйнные ходом ис-
следования, но не нашедшие отражения в книге. Не-
возможно обсудить все эти вопросы, формулировкой
. которых мы обязаны коллегам, взявшим на себя
труд ознакомиться с книгой в рукописи. Однако по
трем наиболее частым и важным из них нам хоте-
лось бы дать хотя бы самые краткие разъяснения.
Первый вопрос таков: можно ли говорить о пере-
живании положительных экстремальных событий?
Заданный в таком виде, он неявно предполагает,
будто бы в книге речь шла о переживании отрица-
тельных событий. Большинство наших иллюстраций
в самом деле наталкивает на такое понимание, но,
строго говоря, оценочная- точка зрения на события,
создающие критическую ситуацию, в тексте не прово-
дилась. Если включить в анализ такую точку зрения,
то сразу же возникает вопрос о критерии оценки
события. Ясно, что этот критерий, во-первых, субъек-
тивен - (даже смерть близкого родственника, как по-
казывает, скажем, пример пушкинского <молодого
повесы>, событие отнюдь не всегда отрицательное),
во-вторых, изменчив (такое радостное событие, как
вступление в брак, увы, слишком часто меняет в соз-
нании супругов свой знак ни противоположный), но
главное, что этот критерий неоднозначен в силу мно-
жественности источников оценки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31