, а с человеком во всей лолноте,
конкретности и напряженности его жизненных проб-
лем.-Это не значит, конечно, что психолог-профессио-
нал должен действовать, так сказать, чисто <по-
человечески>, главный вопрос как раз в том и состоит,
чтобы из этой жизненной проблематики выделить
собственно психологический аспект и очертить тем
самым зону компетенции психолога.
Принципиальное ограничение этой зоны задается
тем, что профессиональная деятельность психолога
не совпадает по своему направлению с прагматичес-
кой или этической устремленностью обратившегося за
помощью человека, с направленностью в мир его
эмоционально-волевой установки: поихолог не может
.прямо заимствовать свои профессиональные цеи из
набора актуальных целей и желаний пациента, и со-
ответственно его профессиональные действия и реак-
ции на события жизни пациента .не могут автомати-
йески определяться тем, чего хочет пациент.
Это не означает, разумеется, что психолог должеи
убить в себе сочувствие и сопереживание и раз и на-
всегда отказать себе в праве отреагировать на <крик
о помощи> [249] не как специалист, а просто как че-
ловек, т. е. этически: дать дружеский совет, утешить,
оказать практическое содействие. Эти действия лежат
в таком измерении жизни, где ни о каком профессио-
нальном долженствовании речи быть не может, как
не может быть речи о предписании или запрещении
врачу давать больному свою собственную кровь.
Что психолог действительно должен, если он хочет
быть полезен человеку как специалист, - это, сохра-
нив способность к состраданию, образующую эмоцио-
нально-мотивационную почву, которая питает его
практическую деятельность, научиться подчинять свои
непосредственные этические реакции, прямо вытекаю-
щие из сострадания, позитивно определенной про-
грамме психологической помощи, как это умеет в
своей области делать хирург во время операции ил,и
учитель, применяющий то или иное воспитательное
воздействие, отнюдь не всегда приятное для воспи-
танника.
Но почему, собственно, необходимо это умение
подчинять непосредственные этические реакции про-
фессионально-психологической установке? Потому,
во-первых, что утешение и жалость не совсем то
(а часто и совсем не то), что требуется пациенту для
преодоления кризиса. Во-вторых, потому, что житей-
ские советы, на которые падки многие пациенты,
большей частью просто бесполезны или даже вредны
для них, потакая их бессознательному стремлению
снять с себя ответственность за свою собственную
жизнь. Психолог вообще не специалист по житейским
советам, полученное им образование отнюдь не сов-
падает с обретением мудрости, и, стало быть, факт
наличия диплома не дает ему .морального права де-
лать конкретные рекомендации, как поступить в той
или иной жизненной ситуации. И еще: прежде чем
обратиться к психологу, пациент обычно обдумал все
возможные пути выхода из затруднительного поло-
жения и нашел их неудовлетворительными. Нет осно-
ваний полагать, что, обсуждая с пациентом в той же
плоскости его жизненную ситуацию, психологу удаст-
ся найти незамеченный им выход. Сам факт такого
обсуждения поддерживает в пациенте нереалистиче-
ские надежды на то, что психолог может решить за
него жизненные проблемы, а почти .неизбежная не-
удача ударяет по авторитету психолога, уменьшая
шансы на конечный успех его дела, не говоря уже
о том, что пациент зачастую испытывает нездоровое
удовлетворение от выигранной у психолога <игры>,
описанной Э. Берне [174] под названием <А Вы по-
пробуйте.-Да, но...> И наконец, третья из возмож-
ных непосредственных этических реакций на беду
другого человека - практическая помощь ему - не
может входить в арсенал профессионально-психологи-
ческих действий просто потому, что психолог при
всем желании не может улучшить его материальное
или социальное положение, исправить внешность или
вернуть утраченного близкого человека, т. е. не мо-
дкет воздействовать на внешний, бытийный аспект его
проблем.
Все эти моменты очень важны для формирования
трезвого отношения пациентов (да и самого психоло-
га) к возможностям и задачам психологической по-
мощи. Однако главная причина, которая заставляет
психолога выходить за пределы непосредственного
этического реагирования в поисках собственно психо-
логических средств помощи, заключается в том, что
человек всегда сам и только сам может пережить
события, обстоятельства и изменения своей жизни,
породившие кризис. Никто за него этого сделать не
может, как не может самый искушенный учитель
понять за своего ученика объясняемый материал.
Но процессом переживания можно в какой-то ме-
ре управлять - стимулировать его, организовать, на-
правлять, обеспечивать благоприятные для него ус-
ловия, стремясь к тому, чтобы этот процесс в идеале
вел к росту и совершенствованию личности или по
крайней мере не шел патологическим или социально
неприемлемым путем (алкоголизм, невротизация, пси-
хопатизация, самоубийство, преступление и т. д.).
Переживание, таким образом, составляет основной
предмет приложения усилий практического психоло-
га, помогающего личности в ситуации жизненного
Имеется русский перевод книги Э. Берне, выполненный во
Всесоюзном центре переводов научно-технической литературы и
документации (перевод № Ц-45434).
кризиса. А раз так, то для построения теоретического
фундамента этой практики вполне естественно про-
цесс переживания сделать центральным предметом
общепсихологического исследования проблемы Пре-
одоления критических ситуаций.
Читатель, вероятно, уже заметил, что термин <пе-
реживание> используется нами не в привычном для
научной психологии смысле, как непосредственная,
чаще всего эмоциональная, форма данности субъекту
содержаний его сознания, а для обозначения особой
внутренней деятельности, внутренней работы, с по-
мощью которой человеку удается перенести те или
иные (обычдо. тяжелые) жизненные события и поло-
жения, восстановить утраченное душевное равнове-
сие, словом, справиться с критической ситуацией.
Почему для обозначения предмета нашего иссле-
дования мы сочли возможнам воспользоваться уже
<занятым> термином, на этот вопрос мы ответим
позже, во Введении. Но почему вообще приходится
идти на терминологическое нововведение? Дело, ко-
нечно, не в том, что исследуемая .нам,и область пси-
хической реальности является для психологии terra
incognita и .должна быть впервые названа, а в том,
что существующие имена ее - психологическая за-
щита, компенсация, совпадающее поведение (coping
behavior) и пр. - нас не устраивают, поскольку вы-
ражаемые ими категории фиксируют лишь частные
аспекты видящейся нам здесь целостной проблемы,
и ни одна из них, значит, не может претендовать на
роль общей категории. С другой стороны, новый тер-
мин требуется потому, что мы хотим сразу же, с по-
рога, отмежеваться от теоретически ограниченной
методологии, доминирующей в изучении этой сферы
психической реальности, и вести анализ с позиций
определенной психологической концепции - теории
деятельности А. Н. Леонтьева [87; 89], а в ее арсенале
просто нет соответствующего понятия.
Последнее обстоятельство не случайно. Хотя мно-
гие исследования в рамках этой теории в той или
иной мере затрагивают интересующую нас тематику
[14; 15; 16; 36; 44; 86; 87; 89; 105; 108; 138; 142 и др.],
попытки отчетливо сформулировать эту проблему в
самом общем теоретическом плане пока еще пред-
принято не было. Вероятная причина того, что теория
деятельности до сих пор только мимоходом касалась
>той сферы психической реальности заключается в
той, что эта теория основное внимание уделяла изу-
чению предметно-практической деятельности и пси-
хического отражения, а яеобходимость в пережива-
ний возникает как раз в таких ситуациях, которые не
могут быть непосредственно разрешены практической
деятельностью, каким бы совершенным отражением
она ни была обеспечена. Это нельзя понять так, что
клбреживанию вообще нёприложима категория дея-
тельности и чТо оно, таким образом, <по природе>
выпадает из общей теоретико-деятельностной карти-
ны; наоборот, .переживание дополняет эту картину,
едставляя собой по сравнению с внешней практи-
ческой и познавательной деятельностями особый тип
деятельностных процессов, которые специфицируют-
ся- в первую очередь своим продуктом. Продукт ра-
бЬты переживания всегда нечто внутреннее и субъек-
тивное-душевное равновесие, осмысленность, уми-
ротворенность, новое ценностное сознание и т. д.,
81 отличие от внешнего продукта практической дея-
тельности и внутреннего, но объективного (не в смыс-
ле непременной истинности по содержанию, а в смыс-
ле отнесенности ко вяешнему по форме) продукта
познавательной деятельности (знания, образа).
- Итак, в проблеме переживания теория деятель-
ности обнаруживает новое для себя измерение. Этой
определило основную цель исследования - с позиций
деятельностного подхода разработать систему теоре-
тических представлений о закономерностях преодоле-
ния человеком критических жизненных ситуаций и
тем самым расширить границы общепсихологической
В этом ряду не упомянуты эмоциональные процессы не по-
Тому, что их здесь замещает переживание, это не так. Просто
они в этот ряд вообще не входят как равноправный его член,
тек как не являются процессами деятельности. Действительно,
специфически деятельностные проблемы <как?>, <с помощью ка-
ких средств?> и проч. могут стоять в практической плоскости, в
пйэнавательной и в плоскости переживания (<Нынче весной, -
рассказывает герой А. Н. Островского, - один закладчик пове-
сился: обокрали его на двадцать тысяч. Да и есть от чего. Как
это пережить? Как пережить?>), в эмоциональной же сфере они
неосмысленны: нет такой озадаченности - как, с помощью каких
средств ощутить радость, боль, тоску; не вызвать в себе, я
именно ощутить уже возникшее чувство?
теории деятельности, выделив в ней психологию- пере-
живания как особый предмет теоретических исследо-
ваний и методических разработок.
Понятно, что такая цель не может быть достиг-
нута эмпирическим путем, путем накопления и беа
того многочисленных фактов. Ее достижение предпо-
лагает применение теоретического метода. В качестве
такового мы использовали Марксов метод <вос-
хождения от абстрактного-к конкретному> i[l; 2; 56;
73; 162]. На конкретно-методическом уровне наше тео-
ретическое движение организовывалось методикой ка-
тегориально-типологического анализа, принципы и
приемы которого мы заимствовали из работ и устных
выступлений О. И. Генисаретского [55; 110?.
Сформулированная таким образом цель, избран-
ный метод ее достижения и наличные историко-науч-
ные условия определили следующую последова-
тельность задач, решавшихся в нашем исследовании.
Сначала необходимо было поставить проблему
переживания в контексте психологической теории дея-
тельности, систематически ввести категорию пережи-
вания в этот контекст. Слово <ввести>, может быть,
не совсем точно выражает внутреннюю суть этой за-
дачи, ибо категорию переживания мы не взяли в го-
товом виде за предела1ми теории деятельности из
какой-либо другой теории, а скорее пытались вне-
научную, интуитивно понятную идею переживания
<огранить> понятиями и категориями психологиче-
ской теории деятельности. Такое <огранение> сродни
процессу вспоминания, когда мы не можем точно на-
звать некое содержание, но постсепенно сужаем зону
поиска, определяя, к чему оно относится и чем оно
не является.
Только выкристаллизовав в теле <материнской>
общепсихологической теории идею интересующего нас
объекта и получив таким образом определенную точ-
ку опоры, можно было приступить к обзору имеющих-
ся в психологической литературе представлений о
нем, не рискуя потонуть в обилии материала, завяз-
нуть в деталях и упустить главное. Обзор почти
совсем лишен историчности, он строится строго си-
Пользуясь случаем, автор выражает признательность
О. И. Генисаретскому за необычайную щедрость, с которой он
делился своими знаниями и методологическим искусством.
стематически. Читатель, надеющийся ознакомиться
с оригинальными представлениями о стрессе, конф-
ликте, фрустрации и кризисе, о психологической за-
щите и компенсации, будет, видимо, разочарован
этим обзором. Он обнаружит в первой главе не га-
лерею самостоятельных теоретических позиций, а ско-
рее. строительную площадку, где готовятся отдельные
элементы и целые блоки будущей, кое-где уже уга-
дываемой конструкции.
Цель второй, конструктивной главы заключалась
в том, чтобы, взяв исходные абстракции психологиче-
ский теории деятельности и руководствуясь, с одной
стороны, общей идеей переживания, а с другой,
дойными аяалитического обзора, развернуть эти аб-
сакции в направледии интересующей нас эмпирии
сйелью ее теоретического воспроизведения в такого
р1да знании, которое фиксирует закономеряости про-
цйесов, а не их общие признаки.
Выделением этих закономерностей <восхождение
к конкретному>, разумеется, не заканчивается.
В третьей, заключительной, главе ставится проблема
культурно-исторической детерминации переживания,
- разработка которой должна, по нашему замыслу,
перебросить мост от общих закономерностей этого
процесса, т. е. от переживания вообще, переживания
некоего абстрактного индивида, к переживанию кон-
кретного человека, живущего среди людей в опреде-
ленную историческую эпоху. В этой главе содержится
гипотеза об опосредованности процесса переживания
определенными структурами общественного сознания,
а также подробный анализ конкретного случая пере-
живания, выполненный на материале художественной
литературы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31