– Если оно вам не нравится, вы можете подобрать себе другое, – пожал плечами Шерлок.
– Нет, я его оставлю. Хотя бы потому, чтобы в будущем не иметь возможности упрекнуть себя в проявлении болезненного самолюбия.
– Я чувствую, вы о чем-то хотите меня попросить…
– Да… Помните великого волшебника Гудвина?
– Гудвина?.. Припоминаю.
– Он вставил в голову простачка Страшилы мозги из отрубей, смешанных с иголками и булавками, и тот стал интеллектуалом. Потом он вставил в грудь Железного Дровосека красивое шелковое сердце, набитое опилками. Льву же дал выпить…
– Понимаю. Вы хотите, чтобы я…
– Да, хочу.
– Минуточку… Мне надо подумать… Погодите, погодите, да вы же действительно гений, Пиллоу-сан!
Шерлок бросился в переднюю, к встроенному шкафу. Раскрыл его, вытащил снизу коробку с радиодеталями и узлами, когда-то притащенную Жегловым из подвала, стал в ней копаться. Нашел довольно громоздкий «жучок», приемник к нему. Аккумуляторы в них были. Покопавшись еще, нашел зарядное устройство. Расцвел, вернулся в комнату, поставил аккумуляторы на зарядку. Перед Ватсоном он восстал, пощелкивая ножницами.
– Вы собираетесь меня оперировать? – догадался тот. – Без наркоза?!
– Да, мой друг. Я, Гудвин Премудрый, вставлю в ваше тело свои уши.
– Не понял?
– Я вставлю в вас микрофон, и вы сможете оперативно передавать мне добытую вами информацию.
– Микрофон? Значит, я не смогу с вами переговариваться?
– Только телепатически, мой друг. Как сейчас.
– А если меня прощупают?
– Агентурная работа опасна по определению. И поэтому она удел лишь отважных.
– Если отважных – вставляйте, – вздохнул Ватсон.
Спустя два часа Холмс у окна прощался с Пиллоу-саном.
– Надеюсь в скором времени увидеть вас живым и здоровым, – сказал он, крепко пожимая кукле руку.
– Вы думаете, профессор Перен сможет меня оживить? – попытался шутить Пиллоу-сан.
– А почему нет? Если вы себя проявите, я думаю, это может придти ему в голову.
После того, как Пиллоу-сан взмыл в воздух, Холмс, снял с плеча перышко, из того вылезшее, и долго стоял у окна, глядя на дубовую рощу. Ему стало одиноко.
12. Никакой фантастики
Луи де Маар прочитал послание мистера Стоуна и теперь размышлял, поглядывая на Пиллоу-сана, сидевшего напротив. Тот еще не привык к тяжести в области желудка, и потому выглядел, как человек, снедаемый изнутри острым гастритом. Бывший дипломат не думал, что имеет дело с психически больным человеком, он, разумеется, знал это. Но насколько психически больной Холмс вменяем? – вот что его интересовало. Положим, он невменяем. Однако невменяемый человек не мог послать ему это вполне конкретное, с ожидаемым заданием, письмо. А эта кукла, сделанная из подушки?.. Почему он ее прислал?
Маар встал, взял Пиллоу-сана в руки, стал рассматривать. Увидел торчащие из головы иголки. Вспомнил Страшилу-мудрого. Пощупал тело. Почувствовал внутри что-то твердое… Шелковое сердце, набитое опилками! А вокруг рта коричневые пятна. Холмс поил куклу храбростью, как Гудвин Льва! Ну, теперь понятно. Он послал ее, желая дать понять, что мне придется быть храбрым, мудрым и пропускать все через сердце!
– Ну что, напарник, давайте познакомимся? – оживил Маара вывод. – Меня зовут доктор Ватсон. А вас, как я понял из записки, зовут Пиллоу-сан? Очень приятно. Вас, вероятно, интересует, кто я? Нет? А, вас интересует, как я остался в живых? Это странная история, Человек, расстреливавший обитателей Эльсинора, намеренно промахнулся. Промахнулся дважды. Нет, он ранил меня в голову, и в грудь, но так, что я не только остался жив, но и смог передвигаться. Почему он не убил меня? Не знаю. Что? Да, они убили Мари Лиз…
Луи де Маар обмяк, заплакал, слезы потекли по его щекам.
– Простите, – очувствовавшись тут же, сказал кукле. – Придя в себя, я стал искать Лиз-Мари, но не нашел. Никого не нашел – все убитые исчезли, осталась лишь кровь на траве. Погоревав, стал тушить то, что еще горело, и наткнулся на обгорелый труп Рабле. Старик спрятался в большом холодильнике и сгорел заживо. Я похоронил его на кладбище, в могиле, вырытой у могилы Пуаро. Когда копал, земля с ее стороны обвалилась, и стало видно, что ни гроба, ни останков в ней нет. Могильная плита покоилась на почвенно-растительном слое… Вижу, вы сыты сантиментами, простите. Сейчас мы с вами направимся в парк – в это время профессор Мориарти обычно прогуливается. Вот только куда я вас помещу? Коляски детской у меня нет, на руках нести неловко – люди засмеют. Вот ведь незадача…
Раздался стук в дверь. Маар открыл дверь и увидел высокого сутуловатого человека с худым лицом и седой, редеющей со лба шевелюрой, удивительно похожего на пресвитерианского проповедника. Это был профессор Мориарти.
– Извините за беспокойство, – сказал он, свойски улыбаясь. – Эта не ваша авторучка? – достал из кармана «Паркер». – Я нашел ее в парке, мне сказали, что она, по-видимому, ваша.
– Да, это моя авторучка, – ее забирая, злорадно соврал потомственный аристократ. – Весьма вам признателен. Проходите, пожалуйста.
Мориарти вошел, обвел комнату глазами, увидел куклу. Посмотрел пытливо на Маара. Тот, ответив не менее пытливым взглядом, предложил гостю занять свое кресло. Когда Мориарти сел, устроился в гостевом кресле, переместив куклу с него на свои колени.
– Я вижу, этот парень вам дорог? – спросил профессор, освоившись в кресле.
– Да. В Корее он выручил меня.
– Вы воевали в Корее?!
– Нет. Он воевал.
– И как же он вас выручил?
– Он отстоял там западную демократию.
– Понимаю, – покивал Мориарти. – Присвоив мою ручку и ответив так, вы позиционируете себя как ртуть, которая течет сквозь пальцы.
– Ртуть я не стал бы набирать в пригоршню. Она ядовита.
– Замечательно. Я хотел с вами познакомиться и вполне теперь доволен – вы, без всякого сомнения, интересный человек.
– Что вы от меня хотите? – спросил Маар, посмотрев на часы.
– Я хочу вам кое-что рассказать…
– Что?
– Вы ведь хотите узнать, что происходит в этом санатории, что происходило и произойдет, а также почему Абдулла сохранил вам жизнь? – посмотрел Мориарти на свои золотые часы.
– И не сохранил жизни Лиз-Мари? – чуть было не всхлипнул Маар.
– Если вам будет угодно.
– Рассказывайте.
– Позвольте начать с заключения: в этом сатанории совершается самое грандиозное преступление всех времен и народов. Мною неопровержимо доказано, что профессор Перен в течение многих лет превращает покойников в…
– В безгранично преданных ему деревянных солдат, – вставил Маар, вспомнив Урфина Джуса, завоевавшего Волшебную страну.
– Нет, не деревянных, – не изменился в лице Мориарти. – Он изготовляет садовников, поваров, инженеров, солдат, ученых и писателей с заданными характеристиками. Изготовляет и отправляет на Большую землю.
– И там сбывает?.. – Ватсон почувствовал во рту неприятный вкус червяка, извивающегося на крючке. Он знал: сейчас Мориарти скажет еще несколько слов, и крючок навсегда вонзится в его гортань.
– Можно сказать и так… – с удовольствием прочитал эту мысль злой гений. – Помимо похоронного агентства «Кристалл», Перен владеет агентством по трудоустройству, и за каждую трудоустроившуюся голову имеет от работодателя 10 % ее годового оклада.
– А что вы видите в этом плохого? Он оживляет мертвых и возвращает их в жизнь… Вас вот оживил…
– Ничего плохого я не вижу. Напротив, я с удовольствием вошел бы в долю, предложи мне ее Перен. И чувствовал бы себя человеком, творящим большое доброе дело. Вы Ронсара помните? Ну, того, который свои наручные часы переводил на пятьсот лет вперед?
– Помню. Так вот, профессор Перен сделал из него отличного зубного техника, отлично умеющего ладить с женщинами. Из Ксавье Аслена и Жозефа Жарри, мнивших себя великими сыщиками, он сделал прекрасных садовников, знающих толк в жизни и не знающих что такое внеурочная работа.
– Ну и замечательно. Они получили в свое распоряжение новые жизни и умение ими распоряжаться. Что в этом плохого?
– Я говорил, что не вижу в этом ничего плохого. Напротив, восторгаюсь. Это же здорово! Вот, к примеру, возьмет завтра профессор Пилат дипломата Луи де Маара, богатого, образованного аристократа, ничего не сумевшего извлечь ни из родового замка, ни из высокого общественно положения, ни из тонкого интеллекта, возьмет Луи де Маара, венцом жизни которого стала психиатрическая лечебница, и превратит его в коммивояжера, беззаботного и фартового.
– Я с удовольствием стану беззаботным и фартовым коммивояжером… – ломко улыбнулся Луи де Маар.
– Нет, вы не понимаете, мой друг. Видите ли, профессор превращает человека в нечто подобное посудомоечной машине последней модели, пылесосу завтрашнего дня, холодильнику-мечте. А холодильник, даже холодильник-мечта не имеет возможности выбора, он не может поработать пылесосом или соковыжималкой, даже ради интереса. Он холодильник – и все тут! Так и будущий коммивояжер Луи сможет быть лишь коммивояжером. У него так будут устроены мозги. И он не сможет как-то иначе относиться к женщинам, только так, как написано в его мозгах четким переновским почерком. Он не сможет стать членом социалистической партии, потому ему предписано быть республиканцем. Он не сможет есть мяса, если вегетарианство есть деталь его обновленного мозга.
– А почему профессор Перен так поступает со своими подопечными?
– Видите ли, он хорошо знает: человек может быть счастливым, лишь обладая строго определенным набором качеств, наклонностей, физиологических особенностей. Если все они не складываются вместе, как детали, скажем, двигателя внутреннего сгорания, то ничего хорошего у него в жизни не выйдет, автомобиль не поедет, а если и поедет, то медленно, рывками и не куда-нибудь, а в кювет или банановую лавку. А наш Перен делает отличные автомобили, соковыжималки, посудомоечные машины и холодильники. Слесари, зубные техники, депутаты, ученые получаются у него просто отличные.
– Мне кажется, это неправильно так с людьми поступать. У каждого человека должно быть право выбора.
– Ну да! У каждого человека обязано быть право выбора! Право выбора, право на ошибку и несчастье, – не правда ли мистер Пиллоу-сан? – обратился к смолчавшей кукле.
– А как же будущее? – сник Маар. – Как же Всечеловеческий кристалл?
– С ним все нормально. Когда все люди станут работать как отличные двигатели внутреннего сгорания, возникнет чрезвычайно организованное общество, общество, способное на все…
– Пелкастер говорил что он, этот Всечеловеческий кристалл, уже есть и функционирует, и остается лишь кое-что отладить.
– Он лгал вам, и продолжает лгать другим простакам.
– А как же экран видимости, который нас окружает?
– Он внушен. Каждому жителю Эльсинора внушается, что, удалившись от Эльсинора, он все потеряет, потому что вне него – лишь неминуемая смерть. После того, как человек переправляется на Большую землю в мир, ограниченный смертностью, это чувство трансформируется у него в твердую веру в чудесный потусторонний мир, во Всечеловеческий Кристалл, в который всегда можно вернуться.
– Через похоронное агентство «Кристалл»?
– Они о нем не помнят, но у каждого из них заключен с ним договор на погребение.
– Ну, хорошо. Вы сказали, что экран видимости внушен каждому пациенту клиники. Но мы с господином Жегловым, извините, полковником Епифановым, исследовали его и установили, что он представляет собой цилиндрическую поверхность, окружающую Эльсинор…
– В самом деле?.. Надо будет как-нибудь к нему сходить, посмотреть… Хотя зачем? Я хорошо знаю, что мне, закоренелому материалисту, придет в голову, если я действительно обнаружу этот так называемый экран. Мне, читавшему «Обитаемый остров» братьев Стругацких, придет в голову, что эта антенна, которая продолжает в небо центральную башню Эльсинора, есть излучатель неких волн, действующих на организм человека не отрицательно, как в упомянутом романе, но позитивно. Удалившись от него на какое-то расстояние, мы начинаем испытывать дискомфорт, даже страх. Эти чувства набатом будят внушенное табу.
– Какое табу?
– Запрету под страхом смерти покидать Эльсинор самостоятельно.
– Мне над всем этим надо подумать, – сказал Луи де Маар.
– Подумайте, конечно. А завтра мы с вами встретимся и продолжим наш разговор.
– Хорошо. А сейчас скажите мне, чего вы добиваетесь?
– А вы еще не поняли?
– Вашим именем детей пугают.
– Детей преклонного возраста, заметьте. Детей преклонного возраста, то есть маразматиков.
– Пусть так. Ответьте на мой вопрос – это поможет мне размышлять.
– Хорошо, отвечу. Видите ли, мне нравится быть профессором Мориарти. И потому я не хочу вернуться на Большую Землю ни жизнерадостным крысоловом, ни прощелыгой дантистом.
– Но ведь можно поговорить с профессором и он может пойти вам навстречу…
– Он пойдет навстречу и предложит мне рекламный проспект, чтобы я подобрал себе подходящие мозги?
– А что в этом такого? Я бы выбрал себе мозги счастливого деревенского учителя…
– К сожалению, в буклете, который профессор Пикар мог бы предложить мне с моими природными особенностями, содержится всего два типа мозгов. Мозги профессионального крысолова и мозги зубодера.
– Да не может этого быть! Я не вижу в вас крысолова! Стоматолога тем более!
– Может. Сегодня ночью я тайно познакомился со своей историей болезни, – вынув из кармана отмычки, позвенел ими. – Там черным по белому написано, что лишь профессии специалиста-крысолова и дантиста, максимальным образом соответствуют моей сущности, и только эти два занятия могут сделать меня счастливым. Так что думайте, Ватсон, думайте, а завтра после обеда приходите ко мне на чашечку чая, покалякаем.
13. Ее восстановили вчера
Мориарти ушел. Луи де Маар, этого не заметивший, сидел некоторое время в прострации. Придя в себя, обнаружил, что Пиллоу-сана в номере нет. Профессор увел его с собой! Увел напарника, увел талисман, присланный самим Шерлоком Холмсом.
Маар сник. Со дня смерти Мари Лиз все выходило не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53