– Давай лучше думать, что совершаем свадебное путешествие.. Я вот, например, вообще мало путешествовала и всегда об этом мечтала. Ты часто бывал за границей?
– Никогда, – отозвался я гордо. – Знаешь, в чём мы с тобой безусловно похожи?
– В чём? Оба ненормальные?
– Мягко сказано. Мы для Патиссончика самые перспективные пациенты.
– Ох, не вспоминай о нём.
– Свадебное путешествие! Надо же такое придумать. С таким же успехом приговорённый к повешению может расценивать виселицу как спортивный снаряд для разминки.
– Брр, Витя! Какие стыдно!..
Самое удивительное, что, несмотря на качку и всё прочее, мы вдруг одновременно сладко задремали. По-настоящему очнулись уже на земле. Степан Степанович помог нам спуститься (высадились на бетонной площадке, огороженной забором) и самолично на неприметной «газели» доставил к зданию аэропорта. Здесь распрощались.
Дальше бразды правления забрала в свои руки Лиза. В зале ожидания, в меру переполненном, уселись на скамье неподалёку от окошек регистрации, прямо напротив светового табло с расписанием маршрутов. Наш рейс – через два часа, и ещё пятнадцать минут до встречи с человеком, который передаст документы. Мы ни о чём не разговаривали, просто сидели рядышком и глазели по сторонам. Я давненько не бывал в международных аэропортах (приходилось иногда провожать или встречать кого то), и мне всё было интересно, в первую очередь – публика. Случайных людей здесь не было, а лишь те, кто так или иначе преуспевал в жизни, плюс аэропортовская обслуга, плюс многочисленные искатели приключений, ворьё, бандиты, женщины смежных профессий и ещё всякая шушера помельче, которую, впрочем, трудно отличить от обычных пассажиров. Полюбовавшись этим разноголосым и многоликим букетом, я сказал, вздохнув:
– Пойду, что ли, позвоню. Сколько можно откладывать?
– Конечно, – поддержала Лиза. – Всё равно это надо сделать.
Дала жетон, и из ближайшего автомата я с первой попытки дозвонился до родителей.
Мамин голос зазвучал так близко, как будто из комнаты в комнату. Ей же, вероятно, напротив, пбказалось, что звоню с того света, она несколько раз, не веря ушам своим, переспрашивала и окликала:
– Витя, Витя, это ты? Правда ты?!
Потом сразу передала трубку отцу, и по его суровому голосу и по её заполошности я догадался, что старики успели похмелиться и, значит, у них не так всё плохо. Во всяком случае, они пока ведут привычный образ жизни.
– Если бы у тебя, сын, были свои дети, хотя до этого, судя по всему, не дойдёт, ты сумел бы оценить своё поведение по достоинству.
По затейливости фразы я легко определил, на какой он стадии – стакан беленькой, не больше.
– Папа, сейчас у меня, к сожалению, нет времени, но…
– Ты хоть знаешь, что нас с матерью чуть не убили? И это при её гипертонии.
Об этом я знал, но предпочёл бы не знать. И не собирался расспрашивать. Всё равно что сентиментальный преступник допытывается у своей жертвы о нюансах её страданий.
– Как вы сейчас, папа? Здоровы более или менее?
– Здоровы? Странный вопрос. С каких пор это тебя интересует?
Я увидел, как мимо Лизы продефилировал импозантный господин в светлом летнем костюме, загорелый, с пузцом, – типичный бизнесмен или чиновник среднего звена. Лицо невыразительное, но дающее понять, что его владелец не промах и сумеет отличить фальшивый доллар от настоящего. В руке – опять входящий в моду коричневый министерский портфель. Чуть помешкав, господин словно нехотя развернулся и присел на скамью рядом с Лизой. Они о чём-то заговорили. Лиза улыбалась рассеянно.
– Папа, вы меня простите… Я действительно веду себя как свинья, но есть причины, поверь… При встрече всё объясню.
– Зачем? Кто мы такие, чтобы объяснять? Старая рухлядь. На свалку обоих, на свалку. Так держать, сынок.
– Папа, я уезжаю в командировку… Может быть, длительную… Звоню с вокзала…
– Напрасно затруднялся. Большому кораблю большое плавание.
– Дам знать о себе буквально через несколько дней…
– Мать бы пожалел. У неё вчера за двести зашкалило. Еле коньяком отпоил.
– Господи, надо было вызвать «скорую».
В трубке возник мамин голос, чуть пьяненький.
– Витя, Витя, ты где? Приехал бы хоть ненадолго. Мы так ждём, так ждём. Отец места себе не находит… У него бок сильно болит.
Ещё секунда, подумалось, и я всё брошу и помчусь к ним. Но это будет акт отчаяния и ничего больше.
– Мама, мама, подожди, послушай!.. Я вас очень люблю, очень. Слышишь меня?
– Слышу, заинька, слышу… Приезжай скорее. Пирожков с капустой настряпаю, какие ты любишь…
– Мама, здесь очередь… До свидания, до встречи. Берегите себя…
Я повесил трубку и почувствовал себя так, будто спрыгнул в пропасть, в чернильную мглу. Почки опять затрепыхались, как рыбки в аквариуме. Но длилось это недолго.
Господин уже раскланивался с Лизой, оставив портфель на скамье. Я подождал, пока он уйдёт, плюхнулся на его место. Нас разделял коричневый портфель. Никто на нас вроде не смотрел.
– Всё в порядке? – спросил я.
– Да. А у тебя?
– Нормально… Если паспорта и билеты в портфеле, наверное, надо достать их оттуда?
– Ты очень умный, Витенька. Я всегда рядом с тобой робею.
Ещё могла подшучивать!
Мы нашли укромный уголок в мраморном переходе возле туалетов. Устроились за большой кадкой с фикусом и, открыв портфель, быстро, в четыре руки исследовали содержимое. Паспорта с визами, водительские удостоверения на меня и на Лизу, несколько пластиковых карточек на предъявителя и на Лизу, но не на меня, авиабилеты – всё это упаковано в пластиковый пакет с пуговичными застёжками. Там же две пачки денег, одна толстенная, с купюрами достоинством в десять и двадцать долларов, вторая потоньше, с сотенными. Ещё компьютерная распечатка с какими-то адресами, телефонами и именами. Кроме того, туалетные принадлежности, среди которых я обнаружил новенькую электробритву «Жиллетт», о какой прежде мог только мечтать, и бирюзовый фен для сушки волос японского производства – истинное произведение искусства. Заботливая, предусмотрительная рука собрала нас в путешествие. Конечно, следовало узнать, кто нас опекает, но это не к спеху.
– Пора делать очередной бросок, – сказал я бодро. – Рейс уже регистрируют.
Бросок прошёл без сучка и задоринки. Как нормальные туристы (папа с дочкой или новый русский с эскортницей?), заполнили таможенные декларации, потоптались в отстойнике и через час очутились в салоне аэрофлотовского «боинга», в первом классе, где тоже было много для меня нового: кожаные сиденья, в которых можно развалиться, как в гамаке, ковёр на полу, чистый прохладный воздух, живые цветы в вазах, внушительный экран телевизора прямо перед глазами и много ещё всяких мелочей, составляющих усладу богатой жизни, не обременённой заботами о хлебе насущном.
В самодовольных лицах, в неспешных движениях немногочисленных пассажиров абсолютная уверенность в том, что все они имеют полное право здесь находиться. Чего я не мог сказать о себе. Я бы не удивился, если бы кто-то из этих господ возмущённо поднялся со своего кресла, ткнул в меня пальцем и потребовал выкинуть самозванца, переселить куда-нибудь поближе к параше. Ощущение для меня отнюдь не новое, да и каждому нормальному руссиянину, у которого не сломана психика, оно хорошо знакомо. Он всегда будет чувствовать себя неприкаянным на чумовом пиру эпохи. Не с того ли денно и нощно бьются в истерике на экране творческие интеллигенты, убеждая друг дружку, как им хорошо, вольготно живётся на крысином рынке, ибо они имеют теперь счастливую возможность даже среди ночи выскочить на улицу и раздобыть себе водки и девку…
В отличие от меня Лиза чувствовала себя совершенно естественно, блаженная улыбка не сходила с её губ.
Едва набрали высоту, худенькая стюардесса, не сказать чтобы хорошенькая, скорее скромных достоинств, но чем-то неуловимо совпадающая с общей атмосферой салона, мило шепелявя, поинтересовалась, не желаем ли мы что-нибудь выпить. Говорила, разумеется, по-английски. Я попросил коньяку, Лиза – минеральной воды. Напитки явились мгновенно: коньяк в хрустальной плошке и вода с ледяными пузырьками в высоком бокале с золотой фирменной нашлёпкой. На закуску – нарезанный лимон на фарфоровом блюдце и коробка шоколадных конфет в виде пурпурного сердца, с тем же вензелем, что на стакане. Конфеты – сувенир авиакомпании, пояснила стюардесса. Я тут же её открыл и съел три штуки, давясь от сладости. Про коньяк скажу: пивали и получше, но сразу поднялось настроение.
– Не пора ли, дитя моё, – важно начал я, затянувшись «Парламентом» – тоже дар компании, – определить конечную цель нашего турне?
Лиза фыркнула, прижалась бедром.
– Что ж, если господину угодно… Сперва отправимся в уютный пансион на улице Пикадилли…
– Знаю, – перебил я. – Там жила Лайма Вайкуле.
– Ваша осведомлённость, сударь, поражает девичье воображение.
– А дальше? Поселимся в пансионате – и что? Будем ждать, пока папочка пришлёт Абдуллу?
– Ни в коем случае. В Лондоне пробудем не больше трёх дней… Чтобы папочка не застукал, придётся первое время довольно часто переезжать с места на место, из страны в страну. Беглецы всегда так делают, разве вы не читали в романах?
– Я-то, допустим, читал, но всё это несерьёзно.
– Почему, сударь?
Господи, подумал я, заглядевшись, какие бездонные, сумасшедшие глаза!
– Да потому, что в романах правды нет. Я ведь сам ими балуюсь, не забыла?.. Кстати, кто оплачивает наши маленькие шалости? Ведь всё это, думаю, стоит кучу денег.
Чуть покраснела, потупилась.
– Конечно, ты должен знать… Витенька, боюсь, будешь меня презирать…
– Ничего, говори.
– Когда я родилась, отец положил на мой счёт миллион долларов. Таково было мамино условие, и он его выполнил.
– Миллион? Не верю… Наверное, такой же миллион, как тот, что я спёр у Гарика Наумовича.
– Не такой, настоящий.
Лиза вдруг загрустила, отодвинула шторку иллюминатора. Серо-голубая пена облаков ударила в глаза, и я зажмурился. Допил коньяк. Лиза повернулась ко мне. Лицо строгое, как у монахини.
– Но ты правильно делаешь, что не веришь. По условиям контракта, я должна получить эти деньги только после замужества.
– Иными словами, никогда.
– Скорее всего так… Но я поняла это только недавно… Когда ты… Один человек помог. Теперь деньги принадлежат мне. Они в Женевском банке… Правда, не все. За эту услугу он взял с меня двести тысяч.
– Что за человек?
– Банковский служащий… Один из папиных сотрудников…
– Погоди, хочешь сказать… ты сама, одна провернула такое дельце?
– Да, я сделала это, – подтвердила она отрешённо и с мечтательностью во взоре.
Сказать, что я был поражён, значит лишь поверхностно определить мои ощущения. Воображая себя писателем, я, как положено, полагал, что разбираюсь в людях, знаю, чего от них можно ожидать, но Лиза в который раз ставила меня в тупик. Интересно, на что ещё она способна, если её хорошенько растормошить?
– Что ж, милая, если так, значит, при всём желании я не могу на тебе жениться. Хоть одной проблемой меньше.
– Почему?
– Есть целых две причины, одна физиологическая, другая моральная. Обе непреодолимые.
– Физиологическую я знаю. – Лиза подмигнула ободряюще. – Доктор вколол вакцину. Не горюй, Витенька, с этим мы как-нибудь справимся. А если не справимся, тоже не беда. Разве это главное? Может, так даже лучше?
– Намного, – согласился я. – Во всяком случае, спокойнее.
– А моральная какая причина?
– Очень важная. Решат, что я женился из-за денег. Погнался за длинным рублём. Миллион – шутка ли! Подумай сама. Юная миллионерша и непризнанный гений-импотент. Фу, какая пошлятина.
– Не расстраивайся. – Лиза прильнула к моему плечу. – Мы с тобой денежки быстро промотаем.
– Ну, разве что так…
Внезапно – от коньяка ли, от мерного покачивания, от ровного урчания двигателей – накатила неодолимая дрёма, как недавно в машине. Веки натурально запорошило песком. Последнее, что я почувствовал, – свою уродски отвисшую нижнюю губу, и попытался закрыть рот…
Пробуждение было таким же мгновенным и неожиданным. Будто кто-то толкнул. Лиза дремала, склонив головку на моё плечо. Стюардесса двигалась по проходу с подносом. Ага, вот оно! Через два ряда от нас в одном из кресел расположился плотный, коротко остриженный господин средних лет. Он читал «Коммерсанть», держа в руке бокал с шампанским. Ничего угрожающего в нём не было, ни в позе, ни в широкоскулом загорелом лице, которое показалось знакомым. Я не мог вспомнить, где его видел и видел ли вообще, возможно, «узнавание» всего лишь плод больной фантазии.
Господин оторвался от чтения и мельком поверх газеты коснулся меня взглядом. Тут же спохватился, прихлебнул из бокала и опять погрузился в газету. У меня осталось ощущение, что на лоб прыгнул тарантул. Я невольно провёл ладонью по лицу.
Нет, друг мой Лизонька, никуда мы с тобой не убежим, подумалось с тоской…

Глава 32 Год 2024. Эра Водолея

Из аналитической статьи «Рано успокаиваться», опубликованной в газете «Московские ведомости»: «… В очередной раз цивилизованный мир увидел подлое мурло руссиянина и убедился, что гуманные меры умиротворения не годятся для этой публики. Неслыханный по своей наглости террористический акт в Москве, когда погиб прославленный генерал-миротворец Анупряк-оглы, послужил, вероятно, неким детонатором, давшим импульс целой серии бандитских вылазок в региональных резервациях. Как нам стало известно из надёжных источников, особенно щекотливое положение сложилось на северных территориях, как раз в тех местах, где, по уверениям записных умников из Евросовета, располагалась зона спокойствия и где якобы под заботливым присмотром бургомистров и спецназа проходило успешное вызревание гомо практикуса, то есть человека реального, вполне довольного той нишей, в которой он очутился. Ныне мы стали свидетелями того, как в одночасье развеялся один из самых похабных (не побоимся этого слова) политических мифов. Именно оттуда, из непроходимых чащоб и болот, попёрли полудикие племена, вооружённые новейшим плазменным и лучевым оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53