– Какой приятный сюрприз!
Она села за столик между Хьюго и Эриком, перекинула пальто через спинку стула и стала непринужденно рассказывать о своем путешествии. Хьюго сидел с таким торжественно-серьезным лицом, что Эрик избегал на него смотреть. Ему казалось, будто он подглядывает в щелку за человеком, не подозревающим, что он разоблачает свою сокровеннейшую тайну. К своему удивлению, Эрик чувствовал себя виноватым, а ведь он, как муж, должен был только возмущаться Хьюго. Но это было не так-то просто, потому что он слишком любил Хьюго, слишком большую жалость испытывал к нему и слишком хорошо помнил, как его самого когда-то неудержимо влекло к Мэри. Ему хотелось быть сейчас сильным и уверенным, а он оказался слабым и все же знал, что безнадежно падет в собственных глазах, если сию же минуту как-то не загладит свою уловку.
Заказав для Сабины завтрак, он встал, ссылаясь на необходимость срочно позвонить по телефону. Пусть побудут немного наедине, хотя ему очень трудно отойти сейчас от столика. Эрик боролся с желанием остаться, зорко наблюдать за ними, заставить их следить за каждым своим словом. Но отступать от своего решения он ни за что не хотел. Его угнетала собственная жестокость – он знал, что поступает с ними жестоко.
Выйдя из ресторана, Эрик спустился по устланной ковром лестнице в холл, прошел в самый дальний угол и опустился в кресло. Он сидел, уставившись в одну точку, перед мысленным взором его неотступно стояла Сабина – такая, какой он до сих пор никогда ее не видел: бесконечно обаятельная, недоступная и оттого еще более прекрасная. Он видел ее глазами другого мужчины, любившего ее давно и безнадежно, глазами мужчины, который во мраке отчаяния сотни раз видел перед собой этот образ. Сидя один и думая о том, что Хьюго в это время, наверно, тихо говорит Сабине о своем чувстве, Эрик ясно представлял себе, что должен был испытывать Хьюго вдали от нее.

13

Хьюго не поднял глаз и не повернул головы, когда Эрик отошел от стола. Он не понимал, чем вызван этот жест, и даже рассердился на Эрика. Он переживал почти невыносимую неловкость, оставшись наедине с Сабиной. Она сидела молча, а Хьюго терзали противоречивые чувства. Из гордости ему хотелось наказать ее, продлить это напряженное молчание до возвращения Эрика, и вместе с тем он жаждал излить ей свою душу.
– Долго вы с Эриком тут пробудете? – спросил он наконец.
– Это зависит оттого, сколько его здесь задержат, – ответила она, не поднимая глаз.
Хьюго улыбнулся.
– Вот мы, наконец, и заговорили.
– Я не думала, что это будет так трудно, – с беспощадной откровенностью созналась она.
Грустно улыбаясь, он наклонился вперед.
– Что я могу вам сказать? – произнес он. – Я чувствую себя воскресшим Лазарем. Особенно с вами.
– Это лечение было очень мучительным?
Хьюго ласково взглянул на нее, но тут же нахмурился. Он забыл, как легко она может вызвать его на откровенность.
– Не столько мучительным, сколько бесполезным. Я уже никуда не гожусь. Я никому не нужен. И меньше всего – себе самому.
– Однако вы всем доставляете массу тревог. Со мной вы поступили безжалостно, Хьюго, я не могу представить себе более бессердечного поступка. Это жестоко.
Хьюго виновато опустил голову.
– Вы говорите о том письме?
– Нет, – тихо ответила Сабина, – совсем не о письме. Я говорю о том, что было после. Я получила письмо и… больше ничего. Вы ни разу не сообщили мне, как идет лечение. Чтобы хоть что-нибудь узнать, мне приходилось звонить Эдне.
– Но сколько же раз можно прощаться, не ставя себя в смешное положение? – И тоном мягкого упрека Хьюго добавил: – Зачем вы показали это письмо Эрику? Оно предназначалось только для вас. Это тоже было жестоко с вашей стороны.
– Я ему не показывала, – быстро возразила она.
– Но он все-таки его читал.
Она вопросительно взглянула ему в глаза. Сейчас она была на десять лет старше, чем тогда, когда они познакомились. Губы ее были по-прежнему нежны, но на лице появились морщинки, а в волосах – седина. Однако он любил ее, и, сколько бы ни было ей лет, он всегда будет считать, что это самый лучший для женщины возраст. Женщины помоложе казались ему недостаточно зрелыми, женщины постарше – чересчур пожилыми. Он не видел Сабину несколько лет и в душе надеялся, что, быть может, она так изменилась, что он, наконец, избавится от своего чувства. Однако если она и изменилась, то только к лучшему. Он видел, что она встревожена и в глазах ее сквозит сострадание не только к нему, но и к Эрику. «В лучшем случае, – грустно подумал он, – она в одинаковой степени огорчена за нас обоих».
– Он вам говорил об этом? – спросила она.
– Нет, ни слова, но я и так знаю. Я понял это сразу же, как только мы встретились. Он сердится на меня. Мы с ним сидим всего полчаса, и он уже несколько раз резко обрывал меня, хотя в нашем разговоре не было ничего такого, чем можно было бы объяснить такую резкость.
Сабина медленно покачала головой.
– Я уверена, что вам это только показалось. Я знаю Эрика. Если бы он прочел письмо, он тут же пришел бы ко мне. Он не стал бы таить это в себе.
– Оно все еще у вас? – мягко спросил Хьюго.
– Да, – почти беззвучно ответила Сабина. Ей пришлось чуточку помедлить, чтобы овладеть собой. – Я не уничтожила его. Разве может женщина уничтожить такое письмо? – добавила она. – Вы хотите, чтобы я его порвала?
– Можете порвать… Теперь это уже неправда, понимаете?
Тщательно согнав с лица всякое выражение, Хьюго поднял на нее спокойный взгляд, но в то же время ему хотелось, чтобы она не поверила этой лжи. И она, по-видимому, это поняла, хотя задумалась и некоторое время сидела молча. Потом, словно приняв какое-то решение, она откинулась на спинку стула и очень просто сказала:
– Я рада это слышать, Хьюго.
– Вы можете сказать об этом Эрику, когда будете объясняться с ним по поводу письма, – добавил он.
Она улыбнулась.
– Но ведь тут нечего объяснять.
– Кроме того, почему вы его сохранили.
– Да, пожалуй, – согласилась она.
– И больше вам нечего сказать?
– Нечего.
– Тем хуже, – сказал он. – Ну, пусть это будет эпитафией. – Он встал и слегка покраснел, словно стыдясь, что она заметит его поношенный костюм и старые ботинки. – Мне пора, я уже опаздываю. Передайте привет Эрику.
– Разве мы больше не увидимся? – спросила она.
– По-моему, лучше найти предлог, чтобы избежать встречи.
Хьюго обернулся и увидел подходившего Эрика. Оба бесстрастно посмотрели друг на друга.
– Желаю вам, чтобы завтрашнее свидание прошло удачно, – холодно произнес Эрик. Хьюго кивнул головой и ушел.
Эрик сел рядом с Сабиной; лакей убирал со стола тарелки. Сабина попросила только кофе, сладкого ей не хотелось. Она машинально вертела в пальцах спичечную коробку. Эрику бросилась в глаза ее задумчивость.
– Ты дозвонился? – спросила она.
Эрик покачал головой; он мог бы поклясться, что у нее на уме какой-то другой, гораздо более серьезный вопрос. Он даже догадывался, какой именно, и напряженно готовился к ответу.
– Значит, свидание у тебя назначено на завтра? – продолжала она.
– Оно назначено на завтра, но я уже разговаривал с сенатором Хольцером, Сабина. Мы виделись с ним вчера вечером. После завтрака я поеду к нашему старому другу Арни О'Хэйру.
– Арни! – тревожно воскликнула она. – Неужели он имеет к этому какое-нибудь отношение?
– Не знаю, – признался Эрик, и лицо его сразу стало суровым. – Но будь я проклят, если не выясню!
Он взглянул на нее, ожидая услышать все тот же невысказанный вопрос, но она, очевидно, решила отложить разговор до другого раза. Эрик не мог разобраться, рад он этому или нет. Он так и не знал, что же он ответит, когда она его, наконец, спросит.

14

Если не считать нескольких слов, сказанных утром по телефону, Эрик не встречался с Арни уже пять лет, но тот поздоровался с ним так небрежно, будто они виделись только вчера. Он сам открыл Эрику дверь и сейчас же торопливо вернулся к телефону заканчивать какой-то разговор. Даже без пиджака, в жилете, у него был безукоризненно вылощенный и прилизанный вид. На всей его одежде лежал отпечаток какого-то особого лоска – и на белом крахмальном воротничке, и на черных, до блеска начищенных ботинках, и на атласной спинке жилета, и даже на темно-синих шевиотовых брюках. Через несколько лет, подумал Эрик, он раздастся вширь и будет таким, как Тернбал.
Арни хлопнул телефонной трубкой по рычажку и быстро повернулся в обитом гобеленом кресле.
– Вы хорошо выглядите, Эрик, – сказал он и насмешливо потыкал пальцем себе в висок. – Седина тут мне нравится, но как насчет макушки?
Эрик улыбнулся.
– Я лысею только со лба.
– Ваше счастье. А я так всюду. Скоро придется зачесывать прядку через лысину. Не знаете случайно, что, рентгеновские лучи действительно помогают? Меня один врач уверяет, будто от них опять могут вырасти волосы. Врет, должно быть… Ну, так о чем же вы хотите поговорить со мной, сынок?
– О Хольцере.
– О сенаторе Хольцере? А почему он вас интересует?
– Расскажите мне о нем.
Арни уклончиво пожал плечами.
– Хольцер – сенатор Соединенных Штатов, лет ему примерно сорок пять, росту высокого, шатен, прошлое незапятнанное, относятся к нему хорошо. Чего вам еще?
– Что вам Гекуба, Арни?
– Мне?
– Вам.
Голубые глаза Арни смотрели на Эрика пристально и открыто.
– Да умри он завтра, я о нем и не вспомню.
– И очень жаль, Арни. Он к вам относится иначе. Он вас ценит. В его глазах вы очень умный и практичный человек. Он дорожит сведениями, которые вы ему даете. Не виляйте, Арни. Это вам не к лицу.
Арни подумал, потом растянул губы в лягушечью улыбку.
– Ладно, Эрик, я вам скажу. Но сначала ответьте на один вопрос. Почему вы пришли ко мне?
– Очень просто. Вчера вечером, как вам, вероятно, известно, мы с Хольцером пили коктейль. Я не понимал, в чем дело, пока он не упомянул о моем фрезерном станке. Откуда он мог о нем узнать? Это пустяки, конечно, но все-таки довольно странно. Только два человека могли ему об этом рассказать – вы и Тернбал. Сегодня утром я выяснил, что Тернбала он не знает.
– Вы правы, все это, конечно, сущие пустяки.
– Да, но к этому надо прибавить, что вы нисколько не удивились, когда я вам позвонил. Правда, вчера днем вы меня видели на улице, но все-таки следовало бы меня немножко расспросить. Вы этого не сделали, потому что вам чертовски хорошо известно, зачем я тут. И ко всему этому надо добавить то, что вы сказали не так давно.
– А что я сказал?
– Арни, не виляйте.
– Что вы хотите знать?
– Вы меня отлично понимаете. Я не знаю, о чем вас спрашивать, но я буду указывать вам, если вы солжете или что-нибудь пропустите.
О'Хэйр невесело засмеялся. Он встал с громоздкого кресла и подошел к окну.
– Какую работу вы хотите получить, Эрик? Что вас интересует?
– Физика.
– Ну, теперь вы начинаете вилять? Какая именно физика?
– Ядерная. Расщепление ядра, атомная энергия.
– Атомная энергия? Ладно. У вас есть возможность получить самую интересную работу в связи с атомной энергией.
– Вопрос номер первый: кто меня сосватал?
– А что если я, Эрик?
– Почему?
– Потому что, по-моему, вы подходите для этой работы.
– Для какой именно?
Арни засмеялся.
– Вы слишком торопитесь, Эрик. Раз уж вы начали этот разговор, то дайте мне сказать все по порядку. И я вам скажу все прямо и откровенно, потому что вы теперь важная персона. Хольцер не может рассказать вам столько, сколько я, его еле-еле хватает, чтобы быть сенатором, поэтому дальше своего носа он ничего не видит. Так вот, слушайте. В области атомной энергии непременно будут вестись большие работы, и весь вопрос в том, кто будет этим заниматься. Не когда, потому что несколько лет раньше или позже – это не играет никакой роли. Когда вы осенью выступали перед атомной комиссией, вы предложили международную программу исследовательской работы – вроде плана работ над бомбой, только в более широком масштабе. Вы говорили, что это ускорит возможность практического применения атомной энергии. Само собой, в нормальной обстановке это был бы самый быстрый способ. Но этого никогда не будет. И не потому, что так угодно мне. Так думают все. Зажмите мне рот, но факт останется фактом, как и то, что завтра утром взойдет солнце. Ну ладно, вернемся к главному вопросу – кто будет разрабатывать атомную энергию? Ответ один – частная промышленность. Необходимо добиться от правительства распределения этой работы между фирмами, которые имеют достаточно крупные лаборатории. В некоторых случаях правительство само должно построить им лаборатории.
Эрик перебил его:
– Но Хольцер говорил, что, согласно законопроекту, все патенты, связанные с этой работой, переходят к правительству.
– Ну и что? Тем лучше. Это только упрощает дело. Пусть это будет общественным достоянием. Кому принадлежат реки, дающие энергию частным электростанциям? Не частным же компаниям. Разве производство генераторов и турбин засекречено? Чем меньше тайны, тем доходнее предприятие – в этом случае, конечно. Сейчас мы стоим перед непреложным фактом: чтобы процветать, промышленность должна идти в ногу с развитием атомной энергии. Кто-то правильно сказал: самое главное – не допустить промышленной революции, чтобы все наши планы не полетели вверх тормашками. Что это значит? А то, что мы должны оказаться хозяевами положения и заранее подготовиться, чтобы дела наши шли без всяких перебоев. И вот тут-то вы и пригодитесь. Вы работали в промышленности, знаете, как делаются дела, как они должны делаться, и вас не собьют с толку все эти так называемые «либеральные» разговорчики.
– Позвольте, для чего же, собственно, я пригожусь? – спросил Эрик. – Есть для меня определенная работа или нет? И если есть, то в чем она заключается?
– Конечно, работа будет. Как мы назовем вашу официальную должность и в чем будут состоять ваши обязанности, – я пока не знаю точно. Над этим придется еще подумать. Но могу сказать, что одна из ваших обязанностей будет заключаться в распределении работы над атомной энергией. Часть заданий должна быть поручена частным предприятиям, часть – государственным лабораториям и часть – университетам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81