Но он решил ее переупрямить.
– Ну ладно, – наконец сказала она довольно резко. – Раз тебе этого хочется – пожалуйста.
– Вот как! – сказал Эрик, снова подходя к двери. – А помнишь, что ты говорила об этой работе несколько месяцев назад? Тогда ты считала, что это – дело огромной важности.
– Ну хорошо, я же сказала, что займусь ею.
– Только потому, что я к тебе пристаю. – Теперь, когда она была одета и стояла перед ним, строгая и привлекательная, теперь, когда она снова уходила из его жизни, когда он знал, что не любит ее, его опять, как прежде, неудержимо потянуло к ней. И она, видимо, поняла, что в нем происходит, потому что выражение ее лица смягчилось, а в глазах засветились жалость и раскаяние.
– Черт с ней, с этой работой, – отрывисто сказал он. – После обеда пойдем в кино.
– Эрик, – ласково сказала она, – не будем ссориться.
– Мне самому это очень неприятно, Мэри. Это… это так недостойно. Мэри, послушай, мне было очень хорошо. Я любил тебя, может быть, еще и сейчас люблю. Но мне не нравится то, что между нами происходит. Мне даже трудно разобраться, в чем дело.
– Что ж, все идет своим чередом, – сказала она. – Ну, я готова. Мы можем вернуться после кино.
– Нет. Тебе мой проект давно надоел. И раз так, то лучше не теряй на него времени.
– Эрик, пожалуйста, не обижайся. Это же так понятно. Я увлеклась собственной работой, и ты сам знаешь, как это бывает: все другие проблемы кажутся тогда гораздо менее важными.
– Да, конечно, – сказал он. – Конечно.
– Только не начинай опять сначала, Эрик.
– Не буду, даю слово. Простимся – и делу конец.
– Успеем проститься, у нас еще целая неделя.
Эрик молча улыбнулся. После обеда они не вернулись к ней и, как было условлено, пошли в кино. Ни тот, ни другой не настаивали на возвращении. Когда они вышли из кино, Мэри решила, что вернется домой одна. Они наспех поцеловались, условившись позвонить друг другу на следующий день. И как ни было им грустно, как ни терзали их сожаления о прошлом, оба разошлись по домам, испытывая большое облегчение.
Этот поцелуй был последним до самого ее отъезда. Эрик провожал ее на вокзал, и у входа на перрон они снова поцеловались. У нее в глазах стояли слезы, у Эрика спазма сжала горло, но они молча пожали друг другу руки, и она быстро пошла к вагону. Эрик долго смотрел ей вслед, потом медленно отвернулся, ощущая глубокую печаль.

7

В ноябре, когда Эрик убедился наконец, что его сверхскоростной резец отвечает всем требованиям, он не только понял, что все худшее уже позади, но ему казалось, будто гигантские качели, на которых он долго стоял в полной неподвижности, вдруг пришли в движение, увлекли его вверх, и теперь, стремительно рассекая воздух, он взлетает все выше и выше. Вся его прошлая жизнь со всеми разочарованиями, неудачами и страданиями осталась где-то далеко внизу.
Эрик начал с одной только идеи, подкрепил эту идею неоспоримо прочной математической теорией, проверил ее на опытах, облек эту теорию в плоть и мускулы, потом создал свое детище, успешно применив проверенную теорию для решения практической проблемы – и все это с помощью своего собственного мозга, своих собственных рук; он самостоятельно совершил весь этот творческий цикл. И сознание, что теперь он сможет довести дело до успешного конца, наполняло его такой радостью, какой он никогда в жизни еще не испытывал.
Поворотный момент в его работе наступил, когда станок выдержал пятиминутное испытание при полной нагрузке и резец ни разу не заело.
До тех пор самое продолжительное испытание длилось менее тридцати секунд. Эрик высчитал, что за пять минут его станок проделал часовую работу обычного фрезерного станка. Его резец имел еще одно преимущество: он не давал стружки. Он просто вырезал сплошной кусок стали, который можно было использовать для любой цели. Эрик был так взволнован, что в этот день уже не мог продолжать работу. Он надел шляпу, пальто и вышел, даже не пытаясь скрыть счастливую улыбку.
Согнувшись от ветра, он пересек Мэдисон-сквер-парк и вышел к Пятой авеню. Станок работал пять минут; от этого недалеко и до четырех часов; главное, трудный путь уже позади – огромный путь, приведший его от пустоты к этим тремстам секундам, которые решали все.
Эрика переполняла необычайная легкость, он готов был обнять весь мир, и ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Он решил отпраздновать этот день с Сабиной.
Он заехал на такси в банк, взял пятьдесят долларов, потом сел в другую машину и, с трудом пробравшись сквозь предпраздничную толпу (близился день Благодарения), купил два билета в партер на «Торг в Луизиане». Из театра он позвонил в ресторан Вуазэна и заказал столик на двоих к семи часам вечера. Затем он вернулся пешком на Мэдисон-сквер. Асфальтовый тротуар казался ему мягче пуха. Зайдя в цветочный магазин, Эрик выбрал крупную орхидею, потом передумал и купил целую связку мелких полураспустившихся орхидей. Блаженная радость разгоралась в нем все больше и больше. Его озарила еще одна мысль, которая заставила подпрыгнуть его сердце и быстрее бушевавшего на улице ветра помчала в игрушечный магазин Шварца.
Он попросил продавщицу показать ему хорошую игрушку для сынишки лет четырех-пяти. Продавщица удивленно поглядела на него – неужели он не знает точно, сколько лет его сыну? Эрик купил трехколесный велосипед и хотел непременно взять его с собой. Но оказалось, что сладить с ветром, велосипедом и коробкой, где лежали орхидеи, довольно мудрено. Вдруг Эрик сообразил, что денег не хватит, и снова помчался на такси в банк.
Когда он во второй раз получал деньги, они казались ему ненастоящими, похожими на те рекламки, которые кладут в коробки с сигарами. Он небрежно сунул их в бумажник – черт с ними, он не станет их пересчитывать и не будет отмечать взятую сумму в своей чековой книжке. Этим вздором он займется как-нибудь после – в светлом будущем, которое открылось перед ним час назад, в том будущем, которое начнется после первого же четырехчасового испытания станка – когда он, Эрик, станет главою фирмы «Фрезеры Горина – филиал Американской машиностроительной компании». «Однажды после бала…» – напевал он себе под нос, садясь в такси.
– Домой! – сказал он шоферу и, очертив рукой в воздухе какую-то замысловатую фигуру, добавил: – Прямо, через парк, приятель, и домой!
Он напевал «Однажды после бала» с таким чувством, что у него даже запершило в горле. В четверть четвертого он шумно ворвался в свою квартиру.
– Эй, хэлло! – закричал он еще с порога.

Через минуту появилась Сабина. Она была в пальто.
– Куда ты? – спросил ее Эрик.
Сабина удивленно оглядела его.
– За покупками. – Сначала она не заметила цветов, ей бросился в глаза новенький блестящий велосипед. – А разве там не было двухколесного самоката?
– Какого самоката? – спросил он. – Разве я должен был купить самокат?
– Да ты обещал Джоди еще в прошлом месяце, ты не помнишь? – сказала она. Он почувствовал в ее тоне скрытый упрек, но простил ей это. Простил от всей души.
– Знаешь, совсем выскочило из головы. А сегодня мой станок выдержал испытание, вот я и решил это отпраздновать и накупил всякой всячины. Мне казалось, что велосипед я придумал сам, но, по-видимому, эта мысль засела у меня где-то в подсознании. Что ж теперь делать? Вернуть в магазин?
Она увидела цветы, и выражение ее лица смягчилось.
– Это мне?
– Говорю же тебе, у нас сегодня праздник. – Он протянул ей коробку, и она медленно открыла крышку. – Я купил билеты в театр, а обедать мы пойдем к Вуазэну. Помнишь, как мы в первый раз были там с Тони и Дороти Хойл? – Имя Дороти не пробудило в нем никаких воспоминаний. – Я хочу, чтобы у нас с тобой все стало опять, как тогда. Мне хочется поговорить с тобой. Тебе обязательно нужно сейчас идти?
Она стояла перед ним под горевшей в передней лампой, и ее растерянность вызвала в нем острую жалость и злость на самого себя. Сколько же ей пришлось пережить, бедняжке! Он протянул к ней руки, она бросилась к нему и прильнула головой к его груди. Эрик почувствовал, как она глубоко вздохнула, как тело ее содрогнулось от подступивших рыданий, но она не заплакала. Она просто стояла, крепко прижавшись к нему, и медленно покачивала головой. Он стал целовать ее волосы и щеку. Потом она подняла голову, и губы их встретились.
– И ничего не надо больше говорить, – прошептала Сабина.
– Хорошо, ничего не скажу. Но мне все-таки хочется поговорить с тобой. Хочу рассказать тебе о том, что скоро произойдет в нашей жизни.
– Мне все равно, что бы ни произошло, – сказала она, – лишь бы у нас с тобой всегда было так, как сейчас.
Она высвободилась из его объятий, подошла к зеркалу и сняла шляпу. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели.
– Почему ты так долго сторонился меня? – мягко спросила она. – Ты меня так напугал. Какие только нелепости не приходили мне в голову.
– Ты просто глупенькая девочка. Сегодня ты все поймешь.
– Ну, давай одеваться, Эрик, и пусть сегодня все будет по-особенному. Пожалуй, я все-таки выйду и забегу к парикмахеру. – Она весело чмокнула его в щеку. – Позвони портному, пусть он выгладит твой костюм, а заодно и мое черное платье. Скажи Алисе, она знает какое. И поставь цветы в холодильник. Я скоро вернусь.
Эрик проводил ее до двери и постоял на пороге, пока она дожидалась лифта.
– Ты больше не сердишься на меня? – спросил он.
Она обернулась и ласково покачала головой. Он просто безнадежен!
– Нет, – ответила она, и за этим коротеньким словом скрывалось так много. – Больше не сержусь.
Эрик не думал о том, что это только временное перемирие, а не настоящий мир, что у каждого из них на душе осталось еще много невысказанного. Сегодня ему хотелось, чтобы все было так, как если бы их никогда и ничто не разделяло.


ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

1

С этого дня Эрик так глубоко проникся уверенностью в успехе, что она вошла в его плоть и кровь. Однако сейчас работа требовала еще большего напряжения сил. Эрик не сомневался, что сможет разрешить почти все проблемы, возникавшие в процессе работы, и одно только мучило его – он не имел возможности видеться с нужными людьми, которые могли бы помочь осуществлению его планов. На это решительно не хватало времени. Нельзя слишком подчеркивать новаторский принцип конструкции станка, иначе Тернбал найдет, что сейчас еще не время приступать к его производству. И вместе с тем, чтобы при получении патента не возникло никаких сомнений, изобретение должно быть совершенно оригинальным.
Во всем, что касалось патента, Арни О'Хэйр оказался чрезвычайно сведущим и полезным человеком; теперь они с Эриком завтракали вместе не реже раза в месяц.
Арни взял на себя роль разведчика. Его фирма была связана договором с Американской машиностроительной компанией, и поэтому один из клерков по его поручению специально занимался тем, что выискивал и представлял на рассмотрение Эрику все существующие патенты, которые в чем-либо совпадали с его изобретением и могли бы послужить Эрику препятствием. Какими бы побуждениями ни руководствовался Арни, он оказывал Эрику неоценимую помощь.

В конце весны разведка Арни раскопала старый патент, который, по-видимому, мог стать для Эрика непреодолимым препятствием. Оказалось, что несколько лет назад кто-то изобрел точно такой же фрезер. По крайней мере так показалось Арни, когда он пробежал глазами патент.
– Вы, конечно, разберетесь в этом лучше меня, – сказал Арни по телефону. – Могу прислать вам патент с посыльным, но так как сейчас самое время завтракать, то, может, мы встретимся, и я передам его вам лично?
– Кому же он выдан?
– Какому-то Зарицкому. Никогда не слыхал этой фамилии. Неизвестно, приобрел ли кто-нибудь этот патент, на нем нет никаких отметок, но я это проверю. Он датирован тысяча девятьсот двадцать восьмым годом, и очень возможно, что с тех пор никто им не интересовался. В всяком случае, на рынке таких станков не было. Но тут есть еще одно неприятное обстоятельство: дело в том, что через несколько лет срок патента истекает, и потом он уже становится общим достоянием.
– В чем же заключается изобретение? – нетерпеливо спросил Эрик.
– Понимаете, чертовски похоже на ваше. Просто удивительно. Конечно, может, вы сумеете найти в нем изъяны. Но, по-моему, нет смысла читать вам все это по телефону.
– Давайте встретимся в баре отеля «Принц Джордж», – сказал Эрик.
Он бросил трубку, охваченный самой бессильной яростью, какую может испытывать человек, – яростью, вызванной существованием равного ему интеллекта, и сознанием, что тут уж ничего нельзя изменить. И все же, несмотря ни на что, этот неведомый соперник вызывал в нем невольное уважение. Эрик лучше, чем кто бы то ни было, знал, что пришлось претерпеть этому человеку, пока он добился таких результатов. Эрик ждал Арни в унылом и мрачном настроении, думая о том, что весь его труд оказался бесполезным.
Подойдя к столику, Арни протянул ему патент.
– Даже в самом худшем случае положение все-таки не безнадежно, – сказал он. – Американская компания всегда может купить патент Зарицкого. Видимо, его никто не использовал – мне не удалось найти никаких следов.
– Купить? – переспросил Эрик, беря патент. – Но тогда зачем же я нужен Американской компании? Дайте-ка прочесть.
Эрик наскоро просмотрел данные о конструкции фрезера, приведенные в патенте. Арни был прав. Вот так же, слово в слово, он изложил бы заявку на собственное изобретение и составил бы описание в таких же замысловатых фразах, служивших как бы тугой и непроницаемой оболочкой для основной идеи.
Не обращая внимания на немой вопрос во взгляде Арни, он стал читать вступительную часть заявки, заключавшуюся в подробном объяснении принципов устройства станка. Эта часть была составлена хуже, чем первая, и изобиловала погрешностями. Чувствовалось, что это дело рук какого-нибудь второсортного юриста. Эрик уже привык к мысли, что Зарицкий полностью предвосхитил его идею, и не сразу даже понял, что теоретические рассуждения этого человека совсем не похожи на его собственные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81