Тусклый изжелта-серый зверь по спине и бокам был украшен узором цвета древесной коры, а сокращения его могучих мышц под кожей завораживали и вводили в оцепенение. Форт без раздумий перевёл лайтинг на предельную мощность.
Луч сверкнул, испаряя пролетающие капли. Брызги огня прошипели по морде выше глаз – и громада с пастью-могилой, неуверенно шагнув, повалилась и задёргала ногами. Когтистая стопа в судорогах лягнула дерево – ствол расщепился, лесина ахнула всей тяжестью, обрывал путаницу лиан; земля содрогнулась от падения, и долго не смолкали писк и шорох обитателей листвы.
Форту стало почти до тошноты противно от содеянного. Он никогда не охотился, а убивал только однажды, и тот давнишний случай тяготел над ним, как неоплатный долг. И вот опять… Да, и стражник в тюремном посёлке, и ящер могли искалечить его – но этих стычек можно было избежать! Купить не протезную, а настоящую программу перевода, не забираться в гилей… Виновны были другие – смастерившие уродскую программу, вынудившие сбежать с G-120. – а убийцей оказался он. Попробуй-ка поступи иначе… Ящер умирал, а Форту не хотелось видеть, как мутная поволока смерти затягивает глаза-линзы.
Когда агония лепидозавра стихла, Джифаренге выждал немного, чтобы его самого не разнесло последним ударом лапы, деловито рассёк ляжку ящера и вырезал кусок беловатого, как варёная курятина, мяса – кило на полтора.
– Вот и ужин задарма. Метко вы его, точно в лобец, – похвалил грузчик. – Устроим ночлег, я на палке зажарю.
Насчёт того, как оборудовать логово, Джифаренге был мастер – пока Форт караулил у корней, ловко взобравшийся наверх бинджи наделал зарубок, растянул шнур и соорудил навес из ветвей.
– Дайте руку, подтяну вас!
– Сам залезу.
– Вы шутили, что впервой в лесу, гу?
– Первый раз в жизни, честно.
– С ума срехнуться. Я-то по лесам на Хэйре прослужил… – задумался он, сгибая пальцы в сложном пересчёте длиннющих хэйранских лет в куцые года ПМ. Вышло одиннадцать с полтиной, а ведь Хэйра за его службу и полный оборот не описала вокруг красно-голубой звёздной пары. – Короче, шесть с небольшим по Единому. А вы – первую ходку ходите?..
– Я городской. Там, где я жил, леса нет. Потом летал, летал… вот, прилетел, – поглядел Форт с дерева вниз. Жар дня не остывал ночью, тепловидение путалось в душном мареве, где крались и точили зубы пойкилотермные животные. С растерянностью смотрел туда и сканер – ночь кишела сонмищами гадов, гадищ и гадюнчиков. Всё неплавучее сползалось на гряду и переливалось катышами липкого желе, захватывая в студенистые объятия и гниль, и живность. Смерклось дочерна, проливень заглушал звуки, лишь над кронами канонадой гремела гроза, и в щелях проглядывало небо, белое от молний.
Дико и непривычно было Форту видеть это кишение жадной, страстной, беспощадной жизни. Казалось, паукастые многолапые корни с хлюпаньем засасывают питательную грязь; кочевые грибы и миксомицеты-оболочники пожирали слякоть и тучнели на глазах, тут же отпочковывая мерзостные плодовые тела и бесстыдно делясь на новые комья слизи… в этом безостановочном круговороте смертей и рождений было нечто чарующее, как в телодвижениях ящера.
«Мы здесь посторонние, мы чужие, – подумал Форт. – Гилей переварит нас, если сможет – и будет по-своему прав. Люди пришли сюда без приглашения, чтоб насадить свои вонючие порядки. У нас сила, техника, гидратил… Что здесь будет лет через сто-двести? Какая-нибудь Буолиа – Сгоревшая Страна… Глиняная пустыня. Мы сведём гилей под корень, перебьём ящеров, разроем землю карьерами и шахтами. Расползаемся по Галактике, как хищные грибы…»
Враждебный и мрачный гилей стоял вокруг, нервно подрагивая листвой в потоках проливня.
– Что там, на руднике, сказали, от чего мы побежали? – бережно отлив в горсть из фляги чуток тёмно-ржавой пропитки для шпал, Джифаренге взялся ногами за сук и свесился ниже гнезда беглецов, чтобы обмазать ствол от насекомых. Свет горючей таблетки выхватывал из мрака крохотное место, и виделись одни полоски мяса, жарящиеся на заточенных лучинках.
– Облавы. Ты слышал про облавы здесь? в Купер-Порте, например?
– А то как же. Вы. капитан, в приличном месте жили вот и не в курсе, – подтянувшись на ногах, Джифаренге вернулся в гамак, сооружённый из дождевика. – В новостях про это не передают. Полиция… – под респиратором гримас не видно, но, судя по игре бровей, Джифаренге скорчился с презрением, – выявляет приезжих, не стоящих на трудовом учёте. Ведь как – кто работает, тот платит за кондиционер и глот-фильтры, а кто нигде не записан – дышит даром. Их штрафуют, высылают или верстают на общественно полезный труд, пока не взвоют и сами не пристроятся куда-то.
В самом деле, на ПМ стекалось много желающих зашибить деньгу. Пускать тут корни и плодить деток никто не собирался. ГенКом УППМ даже поощрял бесплодие приезжих – то есть бил налогом женщин, которые отказывались от прививки, блокирующей зачатие. Форт что-то слышал о дамах, искавших по всей планете акушера, отъехавшего в дебри поохотиться на монстров. Но заставлять работать, если разговор не о тюрьме – это в его федеральное свободное сознание не вписывалось.
– Неработающих на Планете Монстров нет! – бодро провозгласил Джифаренге, меняя над огнём лучины с мясом. – Зато начальников целая прорва. Много дышат – бумаги пишут. Так зачем мы в гилей понеслись?..
– Нам светили те общественно полезные работы, о которых ты упомянул. Причём без нашего желания.
– Я никогда! – Джифаренге оттянул респиратор и торопливо схватил ртом жаркое. – Фиг им! Я у вас на флаере записан, значит – фиг! Нет такого права.
– Там много чего нет. Мачты с маяком, к примеру. А вот пропускная система имеется.
– Военное ведомство? – невнятно прожевал бинджи из-под маски.
– Ни одного в мундире и в погонах, только форма горнопромышленного департамента. Ты заметил, как они настойчивы?
– Как пиявки. – Джифаренге уставился на разутую ногу, где по отмытой дождевой водой коже мокро расплывался потёк густо-синей крови. Уму непостижимо, как эти твари пробрались в плотно зашнурованные башмаки, иод пластиковые пакеты, надетые вместо носков, но кобальто-основная кровь биндэйю пришлась им не по вкусу – прокусили и отпали, оставив ранки. Даже из-под наклеек пластыря сочилось.
– Конечно, найти дурня, чтоб за шесть сотен пилотировал им проходческий комбайн в забое – задача не из лёгких. Мне стало неприятно, когда разговор пошёл по кругу – «наймись, наймись, иначе не уедешь». И тут эта беседа… если верно то, что я услышал, с G-120 отпускают только по увечью. Человек, сказавший это, попал на объект через облаву.
– Правильно убежали. А ваш флаер?
– Оставь эту головоломку мне, Джифаренге. Есть закон, есть суд – флаер у них недолго простоит, лишь бы нам до Купер-Порта добраться. Очень мне хочется поговорить с Мийо в присутствии адвоката. Не поскуплюсь взять юриста классом повыше. Мы ничего противозаконного не совершали; покинуть G-120 своим ходом не запрещено.
На другое утро и вылез лишай, словно поцелуй Мийо.
– Мне казалось, вас есть не будут, – сокрушался Джифаренге, сматывая шнуры. – Вы же квази, не настоящий.
Форт соскрёб плесенный нарост и пожалел, что нет зеркала. На ощупь кожа была цела… почти цела, если не считать какой-то необычной шероховатости. Сняв респиратор, он намочил в шпалопропиточнои жидкости кусок губки, которой обычно умывался, и натёр ржавью открытые части тела.
Вечером зуд заставил его раздеться в ночлежном гнезде. Так и есть, лицом и ладонями процесс не ограничился. Создатели покрытия то ли не знали о грибах ПМ, то ли не рассчитывали, что киборгам придётся здесь работать. Поганая грибница медленно, но явно въедалась в отмирающий верхний слой кожи, подбираясь к спрятанным под ней капсулам биопроцессоров. А дальше контракторы. Фляга со склада вмещала всего семь литров. Батарея лайтинга – двадцать три максимальных выстрела. Брикеты пищи – на двадцать суток ПМ. Если грибы прогрызут покрытие, начнёт вытекать питающий раствор; придётся прижигать дефект, пока не запечётся плотной коркой.
В рюкзаке Форту открылись новые огорчения. Судовые документы «Центуриона» выглядели так, будто пролежали век в сыром подвале; восстановить их могли бы одни криминалисты, скрепив раскисшие листы спецклеем. Как на смех, уцелел кошель с экю – похоже, его изготовили с оглядкой на грибы.
– Ничего! – бодрился Джифаренге. – Вторые сутки движемся – и живы! Нам, десантникам, не привыкать к болоту. И не такое гнилище видали. По десять дней где вброд, где вплавь… Пойдёмте, капитан!
4 плювиоза. Неровная терра фирма пока благоволила путникам, но проливни и её превращали в вязло, то текущее неглубокими ленивыми потоками, то киснущее месивом перегноя. Идти по бывшему летнему листопаду было одно удовольствие; казалось дивом, если попадалась гряда посуше, чтобы прошагать полкилометра не по колено, а хоть по щиколотку в жиже. Основательно сквашенный в брюмере, этот полужидкий силос уносился водой к неведомым лесным рекам.
Взгорье пошло под уклон, впереди открылся завал из нагромождённых трухлявых стволов, затопленный чёрной водой. Сканер поймал едва заметное движение, и Форт предостерегающе крикнул:
– Мортифера! берегись!
Джифаренге проворно отскочил назад, а здоровенная гадина рванулась из засады. Не в пример сородичу-лепидозавру, атакующему напролом во весь рост, эта хищница таилась, прижимаясь к пве или погрузившись до ноздрей в гнильё. Похожа в покое на заплесневелое бревно, по исчерна-бурой спине идут разводья, имитирующие грибы. Выждав, она поднималась на кривых коротких ножках и в броске настигала любую добычу; охотники клялись, что мортифера ловит летучих квакш, оттолкнувшись задними и встав дыбом с опорой на хвост.
Извиваясь на бегу, она метила схватить бинджи, но вскинулась с воплем и забилась, полосуя воздух серпами когтей; второй луч прорезал брюхо мортиферы, и вопль захлебнулся, забулькал хлынувшей кровью. Мортифера долго не сдавалась – даже обессилев, била хвостом, скребла лапами и клацала пастью, пытаясь доползти и ухватить добычу…
«Приучаюсь к убийству, – подавленно отметил Форт про себя. – Дрянная привычка. Не примут в Зелёную церковь… Учитель Кэн меня бы проклял».
– Товарная зверюга. – Джифаренге озирался, держа тесак наготове. – У города их всех повыбили. Знаете, сколько её щитовидная железа стоит?..
– В обход, – скомандовал Форт, из осторожности лишний раз проверяя завал на присутствие хищников. Заверещали в переплетениях лиан крылатки – свита мортиферы, пробавляющаяся объедками; самые голодные, отважившись, посыпались из лиственных укрытий прямиком на труп погибшей госпожи. Птицы? насекомые?.. веера суставчатых крыльев несли изогнутые тельца с подобранными к брюшку цепкими лапками. Они уже ссорились и толкались около раны на брюхе, и верещанье их товарок наверху сливалось с поспешным чавканьем десятков челюстей.
Обход вышел длинным; Джифаренге смело предложил форсировать заливную ложбину, ступая по стволам. Он вырубил пару надёжных палок для опоры.
– Капитан, если кто вцепится в ногу – бейте, как копьём, изо всей силы, и старайтесь не упасть.
Вместо ответа Форт пустил луч под острым углом к поверхности воды; пар забурлил, испуганная синяя лягва вынырнула и припала к прогнившему бревну.
«Вяло движемся». – Он сверил извилистый пройденный путь с воображаемой прямой, нацеленной на ближайшую трассу, идущую в Купер-Порт с востока. Кериленовая батарея и постоянно бодрствующий мозг позволяли ему идти без остановок все 60 часов в сутки. При непрерывной ходьбе он дней за пять-шесть добрался бы до трассы… если бы не два «но». Во-первых, Джифаренге живой; шагать неделю напролёт без сна и отдыха он не может. И второе – грибы! они-то работали без передышки, днём и ночью. Если их игнорировать, к дороге придёт один механический остов, оставляя на крючьях лиан клочья плоти. Надо что-то придумать, чтобы сдержать рост грибницы, проникающей в тело.
– Ничего, ничего! – твердил Джифаренге, выколупывая пиявок из-за голенищ. – Дальше будет легче! Если позволите, капитан, я спою нашу походную. С песней куда веселей!
Из-под респиратора голос звучал, как через подушку, но если бы рядом с двумя отчаянными шёл сородич Джифаренге, он мог бы ясно различить слова:
Вспомним, вспомним топи хэйранские,
Мутный Пачакиль, буйный Авенон!
Много, много ботфортами нашими
Втоптано в грязь непокорных племён!
– Эх, мама!.. – Джифаренге ухнул по пояс в водяную яму, скрытую слоем прокисшей листвы; Форт выволок его – и заодно полдюжины сиреневых бестиол, алчно вгрызшихся напарнику в штаны. Бинджи исполнил на краю ямы свирепый воинский танец, отрывая от себя двоякодышащих и швыряя их по сторонам.
– Пиявки в брюках, – строго напомнил Форт, пытаясь по коже Джифаренге определить его состояние.
– Вааа, я их уже чувствую!! – Грузчик плясал, вскидывая ногами ошмётки грязи.
Ранки от укусов маленьких вампиров слабо кровоточили. Джифаренге презирал ничтожные укусы, называл их царапинами, чепухой, но всё же кровь вытекала. Старые ранки затягивались, а новых прибавлялось. Насколько бинджи устойчивы к кровопотере? Форт решил внимательнее следить за Джифаренге. Если после отдыха тот начнёт шагать медленней… что тогда?
– На Хэйре было страшней, – мужественно обронил Джифаренге. – Тахагуэты! вот дрянь, так дрянь. Жало как шило. Ими всё кишело. В авангарде мы везли турбогорелку – как дохнёт, в лесу просека, и никаких тахагуэтов…
– Жаль, ты её с собой не захватил на память.
– Ого! Эту трубу с лафета вшестером снимали! или краном.
«Или инфекция. – Форт продумывал все возможные кошмары. – Столько ранок! если хоть в одну проникнет инфекция… Взвалить-то я его взвалю, но скорость резко снизится. И проходимость тоже».
В сиесту снова ладили гнездо на дереве. Джифаренге не показывал усталости, но Форт с тяжёлым чувством заметил, что движется его напарник как бы с ленцой. Замедление не бросалось в глаза – а мозг неумолимо просчитал, что темп однотипных действий бинджи упал на 8 процентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64