И все в таком духе.
На следующий день Джерри снимал установленную систему и встречал представителей другой фирмы, а спустя шесть дней, ознакомившись с пятью системами, собрал вещи и вернулся домой. Когда хозяин особняка и те компании, которые устанавливали в нем сигнализацию, забеспокоились и стали звонить, чтобы узнать, почему он не оплачивает счета, Джерри уже и след простыл. Исчезли и борода, и краска с его волос, которые этот профессионал использовал для маскировки.
Изменение внешности, разработка планов, вымышленные имена – вот, черт возьми, как надо работать!
Провернув эту операцию, Джерри посчитал, что достиг лишь малой толики того, чего хотел (весьма умное решение), и устроился на работу в одну из подобных фирм в качестве ученика установщика сигнализаций. Не знаю, как это ему удалось, возможно, он наврал, что обладает какими-то навыками, но его приняли, снабдили всем необходимым – лестницей и прочими причиндалами квалифицированного установщика – и даже определили какой-то мизерный недельный оклад. Джерри размер оклада не смутил, ведь в эту контору он устроился не для того, чтобы заработать денег, а чтобы получить необходимые знания.
Ученик из него вышел отменный: этот хитрюга как губка впитывал в себя каждую мелочь профессии установщика и уже спустя пару месяцев мог потягаться с настоящими доками в этой области. Когда он засобирался увольняться, его даже стали упрашивать остаться, но у Джерри, естественно, нашлись супервеские причины для ухода.
Теперь, если у меня возникает какой-то вопрос по поводу сигнализаций, я знаю, к кому обращаться.
Джерри не раз пытался поделиться со мной тем, что смог изучить, но для меня его слова – все равно что нумизматика: сколько бы он ни разжевывал мне ту или иную деталь, я ничего не запоминаю. У меня в голове никак не укладывается, какой провод я должен перерезать – зеленый, красный или же весь чертов пучок. Джерри постоянно повторяет: если в чем-то сомневаешься, лучше обесточь целую улицу. Но я ненавижу игры с электричеством, так как убежден, что подобные игры – короткая дорога к быстрой смерти.
Теперь Джерри поговаривает об устройстве на работу учеником к специалисту по замкам. Блестящая идея, верно? Такие приходят на ум лишь ребятам в кино. Заготовки ключей, дорогостоящие инструменты, бутылочки с кислотой. Потрясающе!
И я бы не отказался от знаний изготовителей замков, честное слово.

19
Ганов никогда нет дома

Каждый вор всю свою жизнь мечтает сходить однажды на то или иное дело. И не важно, взломщик ли это, или вооруженный грабитель, или кто-то еще, у всех у нас есть определенный план, к разработке которого мы постоянно возвращаемся мыслями по субботним вечерам, когда приходим в кабак.
Я в своих фантазиях постоянно забирался в тот здоровый дом на Бичбрук-авеню. Он принадлежал мистеру и миссис Ган.
Фамилия этих людей стала мне известна, потому что как-то раз ранним субботним утром я стащил у них газету. Этот огромный старый дом был удален от дороги на приличное расстояние, и в нем хранилась куча всего, что я с удовольствием украл бы.
Понимаете, Ганы занимались каким-то своим бизнесом, не знаю, каким конкретно – кому-то что-то рассылали по факсу, что ли, – и их хатка была нашпигована компьютерами, принтерами, мобильными телефонами, факсовыми аппаратами и прочей ерундой. А еще, разумеется, множеством суперсовременных видеомагнитофонов, телевизоров и всем, чем угодно. По всей вероятности, дела Ганов шли неплохо, так как помимо всего прочего их дом был обставлен еще и обтянутой кожей мебелью, которую даже я подумывал украсть, и оба они разъезжали на одинаковых «рэнджроверах».
Что еще меня привлекало, так это отсутствие у Ганов детей, то есть почти каждый вечер они спокойно куда-нибудь уезжали. Масса приглашений на ужин, вечная занятость и желание сменить обстановку, расслабиться, ну, вы знаете, как оно бывает. Мне кажется, все люди, работающие, не выходя из дома, строят свое расписание примерно таким образом. Для них остаться в своих хоромах на вечер – все равно что человеку, целую неделю копающему дренажную канаву, засесть в этой канаве на целый уик-энд.
Мимо дома Ганов я обычно проезжал на машине, возвращаясь из кабака. Иногда я останавливался напротив, вылезал из фургона и просто на протяжении некоторого времени смотрел на особняк, стараясь запомнить расположение каждого окна, каждого кирпичика, каждой водосточной трубы. И сматывался, как только в каком-нибудь из соседних домов загорался свет.
Об ограблении этого дома я мечтал целых восемь или девять лет, а потом, в октябре прошлого года, неожиданно увидел на его ограде табличку «ПРОДАЕТСЯ».
– Я сделаю это, – говорю я Олли. – Я это сделаю, черт возьми!
– Еще пинту? – спрашивает Олли.
Кстати говоря, происходит все это в субботу вечером.
– Да, я говорил то же самое несколько лет подряд, но сегодня это не просто пустые слова, сегодня я всерьез собираюсь пойти на это дело. С трепом покончено!
– Закажу-ка я себе орехов. А ты будешь?
– Нет. Во вторник вечером. Я сделаю это во вторник вечером.
Я обмозговываю свой план, а Олли идет за пивом. Я осознаю, что раскусить столь крепкий орешек весьма затруднительно, но твердо знаю, ради чего должен приложить столько усилий.
Усилий. Усилий...
А в усилиях ли дело? Если бы все обстояло так просто, давным-давно обчистил бы это гнездышко и уже присматривался бы к другому. Наверное, не об усилиях следует задуматься, а о риске. Стоит ли рисковать?
Олли ставит передо мной кружки с пивом и тут же, садясь на место и задевая стол, проливает по чуть-чуть из каждой.
– Собственно, все, что от нас требуется, так это проникнуть в дом таким образом, чтобы не сработала сигнализация. – Я прекрасно знаю, что ни мне, ни Олли сия задача не по силам. – Можно привлечь к этому делу Джерри.
Олли пьет пиво, ест орехи и не произносит ни слова.
Все, что я ему говорю, он слышал сотню раз на протяжении всех последних девяти или десяти лет и своим молчанием насмехается надо мной подобно людям, выслушивающим россказни Терри. Или, быть может, он сегодня просто не обедал.
– Что ты думаешь по этому поводу? – спрашиваю я.
– М-м-м? А... да, проникнуть в дом, – говорит Олли, прежде чем отправить в рот очередную пригоршню орехов.
Я понимаю, что он действительно насмехается надо мной.
– На сей раз я говорю вполне серьезно. Давай обчистим этот дом во вторник.
– Сыграем в дартс?
– Да иди ты со своим дартсом! Я спрашиваю, что ты думаешь насчет того, чтобы пойти на дело во вторник?
– Не знаю, – отвечает Олли. – Если ты и в самом деле говоришь серьезно...
– Еще как серьезно, черт побери!
– Тогда я думаю, что ты полнейший идиот. – Олли делает большой глоток пива. – Только представь себе, что нас ловят за этой работой.
– Никто нас не поймает, если сделаем все по уму.
До меня внезапно доходит, что Олли насмехался надо мной все девять или даже десять лет. И я произношу длинную речь о том, что игра стоит свеч, что мы заработаем на ней кучу бабок, что чаще всего сожалеешь в жизни не о сделанном, а о несделанном, о неиспользованных возможностях и так далее. Олли, хоть и остается при своем мнении, под напором моего пыла соглашается пойти вместе со мной на дело.
Только бы нас не сцапали за это ограбление, думаю я. Тогда старина Олли никогда не простит меня.
* * *
Джерри смотрит на дом сквозь окно с заднего пассажирского сиденья.
– Олли, сделай одолжение, сходи во двор, надо вырубить этот чертов фонарь.
Олли вылезает через заднюю дверцу фургона, направляется к дому и проходит через ворота во двор. В этот момент загорается фонарь, Джерри высовывает в окно дуло пневматического ружья, прицеливается и стреляет. Потом еще, и еще, и еще раз до тех пор, пока на подъездную аллею дома не падают осколки.
Олли возвращается.
– Поехали, – говорит Джерри. – Устроим перекур. Вернемся где-нибудь через полчасика.
Я завожу мотор, и мы едем в «Красный лев», располагающийся за углом.
Первый этап операции завершен.
Выпив по полторы пинты пива, мы возвращаемся к дому Ганов. Тишина.
– Только будьте поосторожнее, – говорит Джерри, выходя из фургона и направляясь через дорогу к подъездной аллее.
Фонарь не горит, но наша вторая помеха в полной боевой готовности. Понятия не имею, как ее зовут, но если она не закроет пасть, то скоро всполошит своим лаем всех соседей.
Проклятые собаки вечно мешают. Поднимают, когда пытаешься пробраться в дом, страшный шум. Причем далеко не только зверюги типа доберманов, но и разная тявкающая мелочь вроде этой вот. Когда сталкиваешься с такой проблемой, лучше не доводить дело до конца, смыться, пока не поздно. Но сегодняшней возможности я ждал слишком долго и не могу позволить какой-то шавке все испортить.
Джерри кидает собаке два куска говядины и бежит обратно.
– Жвачку будете? – спрашивает он, забираясь назад в фургон и протягивая нам пачку.
Мы берем по подушечке жвачки.
Джерри заверяет нас, что снотворные таблетки в мясе усыпят собаку на целую ночь. По его словам, он уже испробовал это лекарство на Лабрадоре из соседнего двора, эксперимент прошел отлично. Я спрашиваю, не подсунуть ли мне эти таблетки Мэл, когда она в следующий раз затеет скандал или заявится ко мне во время передачи о футболе.
Джерри одобряет мою идею, но советует не частить, чтобы у Мэл не возникло никаких подозрений. Я соглашаюсь с ним. Даже собака, наверное, почует неладное, если каждый раз, получая кусок свежего мяса, будет тут же засыпать на целых восемь часов, а просыпаться со страшной головной болью.
– Обычно девчонка в состоянии простить нам большинство грехов, – говорит Джерри, – но сомневаюсь, что к списку этих грехов относится и ее усыпление с целью заполучить немного тишины и спокойствия.
Наверное, он прав. Однако если я накормлю Мэл этой гадостью всего один-два раза, думаю, не произойдет ничего страшного.
– Минут через пятнадцать друг будет готов, – сообщает Джерри.
– Может, пока еще раз съездим в кабак? – предлагаю я.
– Нет уж, давайте справимся с этим делом трезвыми, – отвечает Джерри с весьма отчетливо уловимой долей сарказма в голосе, но я никак не выражаю своего недовольства.
– В прошлый раз, когда мы столкнулись с собакой, это был здоровенный волкодав, – говорит Олли. – Помнишь, Бекс?
– Ага, чертова тварь.
Олли рассказывает Джерри о том, как эта восточноевропейская овчарка в течение целых пяти минут заставляла нас прижиматься к стенам в малюсенькой спаленке на втором этаже и как для освобождения нам пришлось разбить торшер и долбануть по собаке электрическим током.
– Мы не убили эту заразу, просто привели ее в состояние шока, – говорит Олли.
О том, что в тот момент этот придурок сказал мне, он умалчивает. А я отлично помню его слова: «Вот как надо с ними обращаться: со своей собакой и со своей подружкой».
Теперь-то я знаю, что на самом деле он не имел ни малейшего понятия, о чем толкует. Очевидно, эту фразу произнес при нем в кабаке кто-то из парней, и вот, не вполне понимая ее истинного значения, Олли просто ее воспроизвел.
Джерри смотрит на часы и говорит: пора начинать. Я выхожу из машины, а Олли пересаживается на сиденье водителя. Джерри отдает ему свой уоки-токи и велит в случае чего подавать нам сигнал.
Умно, черт возьми, не находите? Оружие, рация – нынче у нас имеется все, что нужно. Уоки-токи, конечно, не внушает особого доверия, это детская игрушка из игрушечного магазина, но Джерри клянется, что работает она исправно.
Я достаю из задней дверцы лестницу Джерри, и мы устремляемся к подъездной аллее. Фонарь по-прежнему не горит, и Джерри, бросив на него выразительный взгляд, криво улыбается. Мы приближаемся к дому. Он окружен высокими могучими елями, и, кроме Олли в фургоне, нас никто не может видеть. В стену рядом с коробкой сигнализационной системы я упираю верхнюю часть лестницы.
– Все в порядке, Олли? – спрашивает Джерри в рацию.
– Роджер, – отвечает Олли.
Мы с Джерри переглядываемся, он качает головой.
– И так всегда. Стоит дать человеку уоки-токи, и тот сразу начинает воображать себя Старски и Хучем.
Он отдает мне рацию, забирается вверх по лестнице к коробке сигнализации, достает из кармана маленькую ручную дрель и уже намеревается приступить к работе, как вдруг вскрикивает, роняет дрель и невероятно быстро спускается вниз до середины лестницы.
– Господи! Вот ведь черт! Черт! Черт! – бормочет он в панике.
– В чем дело? – интересуюсь я.
– Паук.
– Что?
– Паук. Только что пробежал по моей руке.
Я смотрю на него в ожидании пояснений.
– И?
– Я ненавижу пауков. Премерзкие твари.
– Премерзкие твари? И что ты предлагаешь мне сделать? Сбегать в соседний дом за мухобойкой?
– Нет, конечно, просто я...
– Давай скорее, черт побери, а то нас кто-нибудь увидит!
Я поднимаю дрель, подаю ее Джерри, он в явном волнении снова поднимается по лестнице наверх и начинает сверлить красную пластмассовую поверхность коробочки.
– Браво-ноль, я Альфа-один. Что у вас десять к четырем? Конец связи, – раздается из рации голос Олли.
– Заткнись, кретин. Твое дело – следить за обстановкой, – отвечаю я, надеясь, что исчерпывающе ответил на его идиотский вопрос.
Джерри убирает дрель обратно в карман, достает какую-то баночку с распылителем и на протяжении минуты вбрызгивает в коробку сквозь просверленную дыру какую-то дрянь. Потом достает другую банку-распылитель и закрашивает расположенную рядом сигнальную лампочку в черный цвет.
– Готово? Сигнализация отключена? – спрашиваю я, когда он спускается вниз.
– Наверное. Давай проберемся в дом, тогда и узнаем.
Мы складываем лестницу, прячем ее в кустах у ограды, чтобы позднее забрать, идем к задней части дома и сталкиваемся с третьим препятствием – двойными стеклами в окнах.
Я терпеть не могу эти двойные стекла и стараюсь не иметь с ними дела. Они обычно вставлены в алюминиевые рамы, и пробраться сквозь такие окна в дом чертовски сложно. Двойное остекление – нечто вроде пояса невинности, применяемого для разного рода сооружений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29