– Я сам – смерть, – пообещал я. – Магия. Бабах.
– Вижу, тебе удалось найти с ними общий язык, красавчик, – промурлыкала Карин за моей спиной.
Гоблины попятились. Гмык, как самый храбрый, остался на месте, но по его лицу… морде… было видно, что ему тоже не по себе.
– Гномы смерть, – сказал Гмык. – Ты смерть. Здесь.
Понятно. Ни за какие коврижки он меня к гномам не поведет. Если там смерть и здесь смерть, то он предпочтет умереть здесь.
Мне не хотелось устраивать геноцид среди пещерных гоблинов. Они мне ничего плохого не сделали. Пока.
Если вы хотите, чтобы кто-то оставался хорошим, не давайте им возможности совершать плохие поступки.
– Куда мне надо идти, чтобы попасть к гномам? – спросил я.
Гмык махнул рукой в том направлении, откуда мы пришли.
– Долго идти?
– Долго? – они что, и о времени никакого понятия не имеют?
– Спроси, надо ли куда-нибудь сворачивать, – сказала Карин.
Я спросил.
– Надо, – сказал Гмык.
– Куда? – терпеливо спросил я.
Гмык начал размахивать руками, объясняя дорогу.
– Это бесполезно, – сказал я Карин. – Я все равно ничего не запомню.
– Пусть они дадут нам проводника, – сказала Карин.
– Вы же слышали, они бояться гномов больше, чем меня, – сказал я. Неудивительно, я запугиваю их всего несколько минут, а гномы практикуются в этом веками. – К тому же, я не уверен, что они вообще знают дорогу к поселениям гномов. По-моему, он просто морочит мне голову, чтобы мы побыстрее ушли. Самое главное жизненное устремление гоблинов – это держаться от гномов как можно дальше.

– Отвратительные твари, – сказала Карин.
Мы покинули стойбище гоблинов два часа назад, и с тех пор блуждали по подземным проходам, стараясь идти в указанном Гмыком направлении. Это было не так-то просто сделать, поскольку системы пещер напоминали подземные ходы упившихся в сосиску кротов.
Когда туннели разветвлялись, мы выбирали направление наугад. Не самая умная из возможных моделей поведения, а что делать, если ничего другого просто не осталось?
– Гоблины не виноваты, в том, что кажутся нам отвратительными тварями, – сказал я. – Просто гоблинам не повезло. Их эволюция началась сравнительно недавно, и экологическая ниша, которую они могли бы занять в нашем мире, оказалась прочно оккупирована гномами.
– Люди, эльфы и орки умудряются уживаться вместе на поверхности, – заметила Карин.
– Все не так просто, – сказал я. – Изначально эти три народа занимали разные ареалы. Эльфы предпочитали селиться в лесах, люди – в степях и на равнинах, а орки – в холмах или болотах. Прежде чем развитие промышленности и сельского хозяйства столкнуло нас лбами, прошло много времени. И без крупных войн все равно не обошлось. Эльфы воевали с людьми, люди воевали с эльфами, и все вместе воевали с орками. Понадобилось много времени, прежде чем мы научились жить в мире. И без локальных стычек все равно не обходится и по сей день.
На самом деле все было еще сложнее.
Люди прибыли в Вестланд с другого континента, ныне покоящегося на океанском дне. В те времена Вестланд безраздельно принадлежал эльфам. Они проявили благородство, разрешив человечеству основать несколько городов на южном побережье. Но я полагаю, что если бы в то время люди предприняли попытку экспансии вглубь континента, эльфы бы просто задавили их силой и скинули обратно в море. Уже без кораблей.
У людей тогда не было перспектив развития, точно так же, как сейчас их не было у гоблинов. Экологическая ниша уже была занята эльфами, и человеческих сил не хватило бы, чтобы их оттуда выбить.
Но тысячу лет назад цивилизацию эльфов поразила эпидемия. Это был страшный, передающийся по воздуху вирус, который убил девяносто пять эльфов из каждой сотни.
Помимо высокой смертности, вирус имел осложнения, отразившееся на эльфийских женщинах. Во-первых, женщин умерло гораздо больше, чем мужчин, и соотношение сейчас составляет примерно один к пяти, а во-вторых теперь только одна из трех эльфиек может произвести потомство. При этом она способна родить за всю жизнь только одного ребенка, и существует пятидесятипроцентная вероятность, что при родах она сама умрет. На людей, орков и прочих обитателей Вестланда тот вирус не действовал.
Численность эльфов катастрофически сократилась, и они не смогли бы удержать континент. Впрочем, теперь он им был уже не нужен. Потерпев несколько поражений от человеческой армии, эльфы покинули Вестланд и переселились на Зеленые Острова, лежащие в нескольких тысячах километров от южного побережья континента.
Ситуация с деторождением у эльфов не улучшилась и по сей день, так что раса стоит на пороге умирания. Единственное, что может их спасти – это межрасовые браки. Мужчины эльфов могут иметь жизнеспособное потомство от человеческих женщин. Э… Проблема в том, что человеческие женщины в большинстве своем не привлекают эльфийских мужчин.
Кроме того, дети от смешанных браков все же уступают чистокровным эльфийским детям, особенно в плане долголетия и здоровья, и каждый эльфийский мужчина предпочитает жениться на эльфийской женщине в надежде, что им повезет завести ребенка, или не жениться вообще. В общем-то, это дорога в никуда.
Население эльфов сокращается медленно только потому, что эльфы долго живут. Если вдруг на Зеленые острова придет война, и погибнет хотя бы половина их населения, после такого удара эльфам будет уже не подняться.
Так что можно сказать, что человечество построило свою цивилизацию на костях эльфов. Некоторые сегодняшние человеческие города построены еще эльфами в давние времена, половина географических объектов на картах все еще носит эльфийские названия…
Ходили слухи, что эпидемия, сыгравшая на руку человечеству, была спровоцирована человеческими же чародеями, экспериментировавшими с обычным вирусом гриппа. Эльфийские чародеи провели собственное расследование, длившееся несколько сотен лет, и пришли к выводу, что это не так. Эпидемия была игрушкой природы, судьбы или Творца, решившего освободить занятое эльфами место для другого народа.
В общем, это довольно грустная история.
Среди эльфов еще живы старики, заставшие те времена, но они не любят распространяться на эту тему. Тем не менее, эльфы помнят о прошлом и не устают напоминать о нем людям. Совсем не для того, чтобы люди подспудно испытывали чувство вины. Эльфы на собственном опыте убедились, что самой страшной угрозой для цивилизации может быть вирус, и не хотят, чтобы такая же судьба постигла людей и другие разумные расы Вестланда.
Никто не заслуживает столь страшной участи, даже столь презираемые всеми остальными народами гоблины.
– Странный ты тип, красавчик, – заметила Карин. – Тебя послушать, так вообще никто ни в чем не виноват. Ты ведешь себя так, словно можешь понять и оправдать любой поступок. Граф Осмонд хочет подвергнуть тебя мучительной смерти – он печется о благе своих вассалов. Дракон хочет испепелить тебя – он мстит за племянника, искренне полагая, что ты виновен в его смерти. Гоблины пытались сожрать тебя – их развитие началось слишком поздно, и гномы не дают им спокойно жить.
– Но ведь так оно и есть, – возразил я. – В этом мире все взаимосвязано. Каждый осознанный поступок вызван и обусловлен какими-то причинами, которые кажутся совершающему его существу достаточно вескими и разумными. Если я могу понять причины, по которым кто-то хочет меня прикончить, это еще не значит, что я пойду ему навстречу.
– А по-моему, это просто следующий шаг, – сказала Карин. – Вспомни, как ты пытался сдаться сэру Ралло.
– Э… Не пытался я сдаваться. И вообще, для того, чтобы победить врага, надо его понять, – сказал я.
– Неправильно. Для того, чтобы победить врага, надо его убить. Ты не можешь одержать победу, пока жив кто-то желающий твоей смерти.
– Это варварство, – сказал я. – Убийство – это последнее средство убеждения.
– Убийство – это единственное средство, – сказала Карин. – Если ты на самом деле веришь в то, что говоришь, почему же бежал от графа Осмонда и не попытался убедить Гарлеона в своей невиновности?
– Они бы не стали слушать.
– Вот именно. Зачем слушать, если сила на твоей стороне?
– В данном случае, слушать надо было хотя бы затем, чтобы найти истинного виновника преступления.
– Сильные мира сего не ищут виновников, – сказала Карин. – Они их назначают.
Крыть мне было нечем, потому что со мной именно так и поступили.
– Это неправильно, – сказал я. – Так не должно быть.
– Посмотри вокруг. Так есть. Ты сам ведешь себя таким образом, предпочитая этого не замечать. Ты не пытался убедить ни в чем не виноватых и обиженных эволюцией гоблинов. Ты продемонстрировал им силу и разговаривал с ними с позиции сильного. Ты сделал бы то же самое и с графом Осмондом, если бы у тебя хватило могущества. Но его не хватило, и ты пустился в бега. Кроме того, ты непоследователен и совершаешь ошибки. Этих гоблинов следовало убить.
– Ничего подобного. Милосердие – вот истинная сила.
– Милосердие – это слабость, – отрезала Карин. – Проявляя милосердие, ты даришь врагу второй шанс, сам выпускаешь победу из своих рук.
– Гоблины слишком напуганы и побоятся за нами следовать, – сказал я. – Не говоря уже о том, чтобы на нас нападать.
– Возможно, – согласилась Карин. – Может быть, они на нас и не нападут. Скорее всего, не нападут. Но они могут это сделать. А если бы они были мертвы, такой возможности бы у них просто не было.
– Нельзя убивать всех, кто косо на нас посмотрел.
– Почему? – искренне удивилась Карин.
– Потому что тогда в мире будет очень много трупов.
– Зато оставшиеся в живых будут очень вежливые и обходительные.
Я понял, что мне не удастся ее переубедить. Жестокий мир порождает жестоких людей. Основные качества закладываются в нас в детстве, и я подозревал, что детство у Карин выдалось крайне тяжелым.
Интересно, что мой наставник Мигель и даже мой второй наставник Исидро, пусть и в меньшей степени, рассуждали примерно так же, а мои идеалы оказались так далеки от их собственных.
Я не сомневался, что Мигель в этой ситуации перебил бы всех гоблинов просто из осторожности. И почти не сомневался, что то же самое сделал бы и Исидро. Как поступил бы дон Диего, мой приемный отец, я не представлял.
Временами он тоже бывал жесток, но временами – спокоен и мудр.
Мое детство было вполне безоблачным. Меня учили многим вещам, но у меня оставалось свободное время, которое я предпочитал проводить в библиотеке. Наверное, я прочитал слишком много умных и добрых книг, чтобы нормально вписаться в безумие реальной жизни.
В глубине души я понимал, что благородные воители древности вовсе не могли быть такими уж благородными, как об этом пишут в книгах, потому что в таком случае их имена просто не остались бы в истории. Это наверняка были те еще мерзавцы, пролившие реки крови и плясавшие на курганах своих врагов. И эльфы оставили человечеству континент не по доброте душевной, а потому что физически не могли его удержать, противостоя молодой и бурно развивающейся расе.
Большинство исторических и философских трудов в нашем мире написаны именно эльфами, самой старой, и, возможно, самой мудрой расой. Именно эльфы говорят о понимании, милосердии и взаимосвязанности вещей в природе. Может быть, эта мудрость пришла к ним вместе с закатом расы. Может быть, это вообще не мудрость, а попытка оправдать собственное бессилие. Писателю не заглянешь в голову и не узнаешь, что он на самом деле имел в виду и какие цели преследовал при создании каждой книги.
История – это мутная вода, а истина находится где-то на дне, и разглядеть ее практически невозможно.

Исидро утверждает, моя главная проблема в том, что я думаю слишком мало.
Мигель утверждает, моя главная проблема в том, что я думаю слишком много.
Но в одном они достигли взаимопонимания – оба утверждают, что я начинаю думать не вовремя.
Исидро говорит, что я совсем не думаю, когда составляю заклинание, и не просчитываю всех его последствий. Мигель говорит, что я думаю о посторонних вещах во время тренировочной схватки, поэтому ему, однорукому старику, не составляет никакого труда меня побить.
Наверное, они оба правы.
Я слишком задумался об отвлеченных вещах и не заметил предостерегающего знака Карин. Поэтому свалившийся мне на голову гоблин стал для меня настоящим сюрпризом.

Гоблины устроили засаду на небольшом выступе над нами и теперь падали на нас сверху, как перезревшие яблоки на голову эльфийского мудреца Неотона Септабаира, открывшего закон всемирного тяготения.
Я стряхнул гоблина со своей головы, но следующий повис у меня на спине и принялся душить. Для такого тщедушного парня он был довольно силен. Я приложился спиной о каменную стену туннеля, стараясь стряхнуть гоблина с себя, но не удержал равновесия и рухнул на пол. Тотчас же на меня навалились еще трое.
Уже лежа на полу я наблюдал, как Карин крошит маленьких мерзавцев двумя своими клинками. Но нападавших было слишком много даже для нее. Гораздо больше двадцати пяти голов, о которых говорил Гмык. Наверное, мы наткнулись на другое, непуганое нами племя.
Несколько гоблинов бросились ей в ноги, стараясь повалить. Двоих она отшвырнула ударами сапог, но третий схватил ее ногу и укусил за лодыжку. Карин покачнулась, но сумела удержать равновесие и рубанула его мечом.
Я не успел досмотреть, чем кончится дело, потому что в этот момент кто-то в очередной раз приложил меня по многострадальному затылку, и я в очередной раз потерял сознание.

Глава тринадцатая,
в которой главный герой вынужден выслушивать упреки своей спутницы, не имея возможности сказать ничего в ответ, после чего узнает некоторые подробности о мировоззрении гоблинов и демонстрирует им превосходство своей магии над их шаманскими фокусами

Если меня будут продолжать бить по голове с такой же настойчивостью, то я точно стану идиотом. Если, конечно, до этого доживу, и очередной удар не окажется слишком сильным.
Даже не открывая глаз я понял, что сражение с гоблинами мы проиграли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37