Он, разумеется, знал, что Шарлотта появится на сцене только во втором акте. Первый акт был сравнительно коротким, и это позволило жаждущему успеха Порано сосредоточить все внимание публики на собственной персоне.
На сцене появилась Сэди в роли Буды. Колин пристально вглядывался в нее, но расстояние было слишком велико, чтобы определить, нервничает она или целиком поглощена исполнением роли. Она безупречно вела свою партию в хоре, но у нее не было сольного певческого номера, только речитатив. Колин сегодня окончательно убедился, сколько бы француженка ни старалась, она никогда не поднимется до уровня таланта и мастерства его обожаемой Лотти.
Колин решил не покидать ложу во время первого антракта, продолжая разглядывать зрителей. Начался второй акт. Герцог подался вперед в ожидании выхода Шарлотты, глядя на сцену в театральный бинокль.
Занавес открылся, и зал разразился бурей восторженных аплодисментов, едва на сцене показалась несравненная Лотти Инглиш. Успех Порано при выходе в первом акте померк в сравнении с этим приемом. Шарлотта запела божественно, голос ее звучал великолепно, и герцог закрыл глаза, полностью отдавшись впечатлению.
Колин невероятно гордился тем, что его жена способна настолько увлечь слушателей: они восторгались ее искусством, видимо, не меньше, чем он сам, судя хотя бы по бурной реакции тех из них, кто, забыв обо всех правилах поведения в театре, вскакивал с мест, оглашая зал криками одобрения. Шарлотта блистала на сцене. Она была так хороша! Да, он женился на необыкновенной женщине, на смену гордости пришло чувство благоговения и нежной любви, граничащей с обожанием, когда он увидел, как Шарлотта посмотрела в сторону ложи, отыскивая его взглядом.
Герцог понял: до этого времени он не знал, что такое настоящая любовь. Он ухаживал за женщинами, соблазнял их, но ни одна из них не была ему столь дорога, как эта маленькая актриса с невероятным по красоте и силе сопрано. Теперь он понял, что значит обладать женщиной и одновременно принадлежать ей, и осознание этого делало его счастливым. Все чувства, испытываемые в прошлом к разным женщинам, поблекли и отлетели, как пожухлые осенние листья, уносимые ветром.
Колин теперь совсем иначе вслушивался в звучание прекрасного голоса Шарлотты, улавливая глубинный смысл в словах каждой исполняемой ею арии. Сегодня великим было все – музыка, написанная гениальным Балфом, само содержание оперы и, конечно же, исполнение.
Со сцены неслись божественные звуки голоса его несравненной, прекрасной и любимой жены, которая исполняла роль Арлины. Колин чувствовал, насколько образ Арлины близок Шарлотте, которая так же, как и ее героиня, хотела обрести свое место в жизни. Полностью подавленная и униженная собственным братом, который не желал ни понимать, ни признавать уровень ее таланта, Шарлотта сумела передать свои переживания в Арлине. Герцог Ньюарк почувствовал, что недалеко ушел от брата Шарлотты, ничего не сделав для того, чтобы воздать должное таланту Лотти Инглиш, ныне герцогини Ньюарк.
«Подарите мне мир, и я останусь…»
Теперь Колин окончательно понял, что она хотела от него, – его имя и его любовь. Он с радостью и наслаждением даст ей все, что она пожелает.
Глава 23
Второй акт близился к концу. Колин понял, что пора идти. Он встал и незаметно покинул ложу, Несколько месяцев назад он покидал ложу для встречи с Лотти Инглиш, а теперь шел на встречу с ее врагами. Он быстрым и уверенным шагом миновал коридор, открыл заднюю дверь и оказался за кулисами. На этот раз ему не потребовалось рекомендоваться охраннику, который дружелюбно кивнул, узнав статную фигуру герцога, Колина теперь все в театре считали своим человеком. Без труда ориентируясь в полумраке, Колин продвигался к гримерной Сэди.
Он был спокоен и сосредоточен. Колин отсчитывал время, оставшееся до встречи, слушая пение хора на сцене: он помнил продолжительность каждой музыкальной фразы и точно знал, сколько музыкальных тактов осталось до второго антракта. С удовлетворением отметил про себя, что за кулисами его появление осталось незамеченным, все были поглощены премьерой, и никому не было дела до знатного любовника Лотти Инглиш, слоняющегося за сценой. Это придало ему еще больше уверенности в успехе.
Миновав закрытую гримерную Шарлотты, он снова огляделся и убедился, что и теперь никто не обращает на него внимания. Еще десяток шагов, и он оказался у двери в гримерную Сэди, повернул ручку и скрылся в комнате.
На туалетном столике тускло горела масляная лампа. В гримерной никого не было. Быстро закрыв за собой дверь, Колин спокойно оглядел комнату.
Гримерная у Сэди была значительно меньше, чем у Шарлотты. В глубине, у стеньг, стоял туалетный столик с зеркалом, а перед ним – обыкновенный деревянный стул. В маленькой комнатенке не было окон. В ней не нашлось места даже для платяного шкафа. Колин подивился, что никто не прислал француженке цветов.
Да, подумал Колин, у Сэди есть все основания завидовать Лотти, причем, судя по всему, это старательно скрываемое чувство было значительно сильнее, чем можно предположить. Злополучная француженка должна ненавидеть подругу, которая затмевала ее талантом и личным обаянием. Публика боготворила Лотти, а француженка вечно оставалась в тени.
Из зала донеслись аплодисменты и возгласы одобрения Колин подошел к двери и встал сбоку от нее так, чтобы его не сразу можно было увидеть. Он хотел застать вошедшего врасплох.
Не прошло и минуты, как ручка двери повернулась и в комнату вошла Сэди. Следом за ней появился Чарлз Хьюз, граф Бриксхем.
Колин чуть не упал от удивления. Посреди комнаты рядом с французской певичкой стоял его шурин, одетый в парадный мундир офицера флота ее величества. Колин замер на месте. Граф повернул голову и увидел герцога. Он вытаращил глаза и остолбенел, явно не зная, что сказать. Вся кровь отхлынула от его лица.
– Вот уж не думал встретить вас здесь, Бриксхем, – с ядовитой любезностью произнес Колин, нарушив тягостное молчание. Лицо его побагровело от едва сдерживаемого возмущения. Герцог закрыл дверь и встал перед ней так, что никто не мог бы выйти из комнаты, не оттолкнув его. – Увидеть вас в гримерной наедине с актрисой! Мне и в голову бы не пришло, что вы любитель общества подобных дам.
Чарлз, слегка опомнившись, с шумом втянул в себя воздух; ноздри у него задергались, а физиономия превратилась из бледной в пунцово-красную. Сэди, сощурив глаза, молча переводила подозрительный взгляд с одного на другого. Колин полностью овладел собой и теперь стоял у двери в самой непринужденной позе, скрестив руки на груди.
– Ваша милость, – с сарказмом заговорила Сэди, подчеркивая свой французский акцент, – признаться, я ни за что бы не подумала, что вы такой коварный лжец.
– Я обожаю хорошую музыку, – пожав плечами, бросил Колин, глядя при этом не на нее, а на графа.
– И где же рукопись? – с вызовом спросила Сэди. – О какой сделке вы писали, вынудив нас прийти сюда, ведь вы с успехом могли бы продать партитуру и без нашей помощи?
– Довольно болтать, – грубо оборвал ее Бриксхем. – Дело не в музыке.
Сэди кинула на него быстрый взгляд, скорчила недовольную мину, а затем повернулась к Бриксхему спиной, давая понять, что не намерена отвечать на его замечания.
– Зачем вы зазвали нас сюда, Колин? – спросила Сэди, медленно подходя к нему. – Где партитура?
– Для начала я хотел бы получить кое-какие ответы вот от него. – Колин движением подбородка указал на графа, не без усилия справляясь со своей яростью. – Зачем вы сюда пришли, Бриксхем?
– Откуда вы знаете друг друга? – с возрастающим подозрением спросила Сэди.
Неожиданный стук в дверь прервал их едва начавшийся разговор. Колин протянул руку за спину и повернул дверную ручку, не сводя при этом глаз со своего шурина.
– Какая удача для всех нас! – воскликнул он с напускной веселостью. – Полиция прибыла весьма кстати.
Сэди и граф в панике шарахнулись подальше от двери, когда в комнату вошел сэр Томас, невозмутимо поправляя манжеты.
– Ваша светлость, – слегка наклонив голову, приветствован он герцога, а затем всем своим грузным корпусом повернулся к Бриксхему: – Милорд, вы чем-то обеспокоены?
Граф Бриксхем выглядел в эту минуту весьма непрезентабельно. Лицо у него вновь побагровело, зато губы побелели оттого, что он крепко закусил их.
– Ему не о чем беспокоиться, сэр Томас, – вместо графа ответил Колин, закрывая дверь. – Мне кажется, что ему не слишком нравится опера, к тому же он бы не хотел, чтобы кто-нибудь обратил внимание на большое сходство черт его лица с чертами лица примадонны.
Сэди быстро овладела собой и сочла наиболее приемлемым для себя улизнуть из комнаты под любым предлогом.
– Простите, но я больше не могу задерживаться, мне надо идти на сцену…
– Не стоит так спешить, мисс, – с улыбкой перебил ее сэр Томас. – Я здесь по просьбе его светлости, герцога Ньюарка, и уверен, что он хотел бы продолжить объяснение. – Сэр Томас вопросительно посмотрел на Колина: – Я не ошибся, ваша светлость?
– Вы, как всегда, правы, – согласился с ним Колин, после чего обратился к Сэди: – Если не ошибаюсь, вы заняты только в хоре, я полагаю, что никто не заметит вашего отсутствия на сцене в последнем акте.
Сэди растерянно смотрела на герцога. Возразить было нечего.
Колин, более не обращая внимания на француженку, смотрел на графа Бриксхема. Отбросив светские условности, Колин жестко обратился к шурину:
– Последний раз спрашиваю, с какой целью вы здесь, Бриксхем?
Бриксхем не успел ответить. За дверью послышался громкий голос Лотти Инглиш, которая, видимо, намеревалась войти в комнату Сэди. Услышав голос сестры, граф побледнел, на лбу у него выступили крупные капли пота, Бриксхем ухватился за высокий воротник мундира, словно тот душил его.
– Сэр Томас не из полиции, – прохрипел граф. – А. этот импровизированный допрос – просто позор, и ничто иное. Я пришел сюда исключительно для того, чтобы защитить благосостояние моей сестры, так как узнал, что кто-то пытается украсть принадлежащий ей бесценный манускрипт.
Сэди ахнула:
– Он лжет, Лотти вовсе не его сестра!
– Заткнись, бестолковая дура! – рявкнул Бриксхем.
От ярости глаза его превратились в щелочки.
– Что вы себе позволяете? – попыталась защититься француженка, возмущение которой пересилило страх.
Колин невозмутимо пожал плечами и предложил:
– Давайте спросим об этом Лотти.
В соответствии с планом герцог распахнул дверь, и его жена переступила порог гримерной. Она ушла со сцены всего несколько минут назад, глаза ее сверкали, щеки пылали румянцем от возбуждения. Но выражение ее лица мгновенно переменилось, едва она увидела, что возле Сэди стоит ее брат Чарлз.
Шарлотта остановилась рядом с Колином и бросила быстрый взгляд на всех, кто находился в комнате. Даже толстый слой грима не мог скрыть, как побледнело ее лицо, едва она поняла, кто именно собирался ее ограбить. Она пошатнулась, и Колин крепко взял ее под руку.
– Вы что-то пытались нам объяснить, Бриксхем? – сказал Колин. – Не сочтите за труд, повторите вашей сестре, почему вы это сделали.
– Я ничего не сделал, – сдавленным от злобы голосом произнес граф.
Сэди отступила на два шага и почти упала на стул у туалетного столика, глядя на присутствующих выпученными глазами.
– Милорд, но ведь она вовсе не леди, – забормотала она, кажется, стараясь убедить не всех других, а саму себя в истинности этих слов.
Колин глубоко вздохнул и решил просветить ошеломленную француженку.
– Она не только леди, мисс Пьяже, она еще и моя жена, герцогиня Ньюарк. Думаю, для вас настало время выразить ей соответствующее уважение, чего с вашей стороны до сих пор не наблюдалось.
Глаза у француженки почти достигли размеров чайного блюдца, казалось, что она вот-вот хлопнется в обморок.
Бриксхем вдруг выпрямился, одернул мундир и решительно направился к двери. Сэр Томас с неожиданной для его возраста и плотного сложения ловкостью преградил ему путь. Выражение его лица стало при этом не только недружелюбным, но и самым решительным.
– Вам придется сначала объясниться, милорд, – холодно заявил он. – Согласны ли вы с утверждением, что, пытаясь завладеть ценной партитурой, принадлежащей вашей сестре, вы готовы были на все, даже на то, чтобы причинить ей телесные повреждения?
Бриксхем попятился, со страхом глядя на старого джентльмена.
– Разумеется, нет!
– Он не тронул бы меня, – заговорила наконец Шарлотта дрожащим от потрясения голосом. – Но ты хотел украсть рукопись Генделя, не так ли, Чарлз? Ты надеялся выгодно продать ее и заплатить свои долги?
Тыльной стороной ладони Бриксхем отер пот со лба.
– Здесь не место обсуждать наши семейные дела…
– О нет, это и есть то самое место, где следует все обсудить, – наставительно возразила Шарлотта, на лицо которой уже вернулись живые краски.
– Здесь присутствуют все, кого это может касаться, – язвительно добавил Колин. – У вас есть пять минут, чтобы сделать заявление до того, как вашей сестре нужно будет вернуться на сцену.
Шарлотта отпустила руку мужа и подошла к брату:
– Как ты узнал, что у меня есть партитура Генделя, Чарлз?
– Он случайно увидел ее, – ответила вместо графа Сэди, к которой уже вернулась обычная самоуверенность. – Так по крайней мере он говорил мне.
– Заткнись! – прошипел Бриксхем.
– И не подумаю! – выпалила та, вскочив со стула и останавливаясь перед графом в воинственной позе. – Ты сам говорил мне, что однажды случайно увидел эту драгоценность, но не сообщил подробностей. Интересно почему? Потому что Лотти Инглиш твоя сестра?
Граф Бриксхем едва сдержался, чтобы не взорваться. Колин скрестил руки на груди и медленно подошел вплотную к шурину.
– Откуда вы узнали о партитуре, написанной рукой великого Генделя? Шарлотта надежно спрятала ее и уверяет, что никому о ней не рассказывала.
Граф Бриксхем упорно отказывался отвечать до тех пор, пока сэр Томас не откашлялся и не вступил в разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37