– Кэм… можешь сделать кое-что для меня?
– Все, что хочешь.
– Ты можешь найти ту траву, которую Меррипен давал Уин и Лео, когда они болели скарлатиной?
– Ты имеешь в виду белладонну? Меррипену это не поможет.
– Но у него лихорадка.
– Причина его лихорадки – гнойная рана. Надо лечить причину высокой температуры. – Кэм Роан задумался, видимо, что-то вспоминая. – Пойдем и посмотрим на него.
– Вы думаете, что сможете помочь ему? – вскочила Поппи.
– Возможно, а может быть, мои усилия могут быстро его прикончить – против чего он в данный момент, наверное, не возражает.
Кэм осторожно поставил Амелию на пол, и они втроем пошли наверх.
Возле комнаты Меррипена Амелия остановилась, подумав, что Уин, возможно, все еще лежит рядом с ним.
– Подождите. Дайте мне войти первой.
Кэм остался ждать у двери.
Убедившись, что Меррипен один, Амелия открыла дверь и впустила Кэма и Поппи.
Услышав шум, Меррипен повернулся на бок и бросил взгляд на вошедших. Как только он увидел Кэма, его лицо исказила гримаса гнева.
– Убирайся, – прохрипел он.
Кэм улыбнулся:
– Ты и с доктором был так вежлив? А он, чудак, еще старался тебе помочь!
– Уходи.
– Ты, возможно, удивишься, но у меня целый список срочных дел, и мне абсолютно некогда заниматься твоей гниющей тушей. Но ради твоей семьи я готов пожертвовать временем. Перевернись.
Меррипен приподнялся и сказал что-то по-цыгански, очевидно, какую-то грубость.
– Тебе того же, – ответил Кэм, ничуть не смутившись.
Он приподнял рубашку со спины Меррипена, оттянул бинт с обожженного плеча и начал безо всякого выражения рассматривать страшную рану.
– Как часто вы ее промывали? – спросил он Амелию.
– Два раза в день.
– Будем промывать четыре раза и одновременно прикладывать примочку. – Он отвел Амелию в сторону и тихо сказал ей на ухо: – Мне надо отъехать, чтобы привезти кое-что. Пока меня не будет, дайте ему сильное снотворное. Иначе он не вытерпит.
– Чего не вытерпит? Из чего ты собираешься сделать примочку?
– Из смеси разных трав плюс apis mellifica.
– Что это такое?
– Пчелиный яд. Точнее говоря, экстракт из раздавленных пчел. Мы приготовим его на воде и спирте.
– А где ты достанешь… – Она осеклась и в ужасе посмотрела на Кэма: – Ты поедешь в Рамзи-Хаус, где этот пчелиный рой? Как ты соберешь этих пчел?
– Очень осторожно.
– Хочешь… чтобы я тебе помогла? – предложила она с дрожью в голосе.
Видя неподдельный ужас в глазах любимой, Кэм поцеловал ее.
– Я очень ценю твое предложение. Но лучше останься здесь и постарайся дать Меррипену морфия. И побольше.
– Он не станет пить его. Он ненавидит морфий. Он захочет стоически все выдержать.
– Поверь мне, лучше быть без сознания во время такой болезненной процедуры. Цыгане не зря называют это лечение «белой молнией». Вынести его стоически никому не под силу. Так что послушайся моего совета. Я скоро вернусь.
– Ты думаешь, что эта «белая молния» поможет?
– Не знаю. – Кэм бросил взгляд на страдающего Меррипена. – Но если не принять мер, он долго не протянет.
В отсутствие Кэма Амелия посовещалась с сестрами. Все пришли к выводу, что уговорить Меррипена принять морфий скорее всего удастся только Уин. А сама Уин заявила, что им придется обмануть Меррипена, потому что, даже если она будет умолять его, добровольно он морфий не примет.
– Если надо, я ему совру, – сказала Уин, и остальные сестры в шоке замолчали. – Меррипен мне доверяет. Он поверит всему, что бы я ни сказала.
За всю свою жизнь Уин ни разу не соврала, даже когда была ребенком.
– Ты правда думаешь, что сумеешь? – шепотом спросила Беатрикс, и в ее голосе слышался благоговейный ужас.
– Чтобы спасти его жизнь – да. – Она слегка нахмурила брови, а на высоких бледных скулах появились неровные розовые пятна. – Я думаю… грех, совершенный во имя благого дела, может быть прощен.
– Я согласна, – поддержала сестру Амелия.
– Он любит мятный чай, – сказала Уин. – Надо заварить покрепче и положить много сахара, тогда вкус лекарства станет почти неразличимым.
Еще никогда чай не готовили с таким усердием. Сестры Хатауэй колдовали над заваркой, словно сборище молодых ведьм. Наконец крепкое и подслащенное питье было перелито в фарфоровый чайник и поставлено на поднос рядом с чашкой и блюдцем.
Уин понесла его в комнату Меррипена. Открывая перед сестрой дверь, Амелия шепнула:
– Мне пойти с тобой?
– Нет. Я справлюсь. Закрой, пожалуйста, дверь и проследи, чтобы никто нам не помешал.
Уин выпрямила спину и шагнула через порог.
Услышав шаги, Меррипен открыл глаза. Боль от гниющей раны была постоянной, нестерпимой. Он всем телом ощущал, как яд проникает ему в кровь, отравляя каждый, даже мелкий, кровяной сосуд. Временами Меррипен впадал в какую-то непонятную эйфорию, и ему казалось, что душа покидает его угасающее тело. Когда вошла Уин, боль немного отступила. Меррипен напрягся в сладком ожидании, что скоро почувствует прикосновение ее руки, ее дыхания.
Уин была словно мираж. Ее кожа, казалось, светилась изнутри, а его – пылала жаром.
– Я тебе кое-что принесла.
– Я… ничего не хочу…
– Вот, – Уин присела на край кровати, – это поможет тебе поправиться… Давай, приподнимись немного, а я положу руку тебе за спину.
Меррипен почувствовал восхитительное движение женских рук и стиснул зубы от боли, когда послушно приподнялся. Под опущенными веками играли свет и тени, и он с трудом удерживался на грани сознания.
Одной рукой Уин обняла Меррипена, а другой прижала к его губам чашку.
Край чашки коснулся его зубов. Едкая жидкость обожгла спекшиеся губы, Меррипен отпрянул.
– Нет…
– Да. Пей. – Губы Уин коснулись его уха. – Ради меня.
Он был слишком болен, сомневался, что вообще сможет проглотить то, чем она его поила, но чтобы угодить ей, с трудом сделал несколько глотков. Кисловато-сладкий вкус заставил его вздрогнуть.
– Что это?
– Мятный чай. – Голубые глаза Уин смотрели на него, не мигая. – Ты должен выпить эту чашку, а может быть, и вторую. Ты почувствуешь себя лучше.
Меррипен сразу догадался, что Уин лжет. Ему уже ничего не поможет. Скрыть горьковатый привкус морфия было невозможно. Но Меррипен почувствовал в Уин какую-то странную нарочитость и понял, что она дает ему морфий с какой-то определенной целью. Его измученный мозг нашел ответ на вопрос, что это была за цель. Должно быть, Уин хочет избавить его от невыносимых страданий. Убить его с помощью морфия – это был последний акт доброты, который она может ему предложить.
Умереть на ее руках… в ее объятиях. Несравненная Уин будет последним земным существом, к которому он прикоснется, увидит, услышит… Если бы Меррипен умел плакать, он заплакал бы от благодарности.
Цыган стал медленно пить, с трудом делая глотки. Вторую чашку он осилил лишь наполовину, потому что силы оставили его. Он повернулся лицом к ее груди и содрогнулся.
Уин отставила чашку, погладила Меррипена по волосам и прижалась мокрой щекой к его лбу.
– Спой мне, – прошептал Меррипен, чувствуя, как его окутывает темнота.
Уин тихо запела колыбельную, не переставая гладить его. Пальцы Меррипена коснулись тонкой шеи и ощутили вибрацию ее голоса, а потом он замер, погрузившись во мрак.
Амелия села на пол возле двери. Она слышала ласковый голос Уин… какие-то слова, сказанные Меррипеном хриплым шепотом… А потом она услышала, как поет Уин, и от звуков ее нежного голоса в душе Амелии вдруг наступил хрупкий мир. Ангельский голосок становился все тише, а потом совсем замер.
Прошел уже целый час, и нервы Амелии начали сдавать. Она встала, чтобы размять затекшие ноги, и с большой осторожностью приоткрыла дверь.
Уин стояла возле кровати Меррипена и поправляла одеяло.
– Он выпил чай?
У Уин был усталый вид.
– Почти весь.
– Тебе пришлось ему солгать?
Уин кивнула:
– Это оказалось так легко. Видишь? Очевидно, я все же не такой уж ангел.
– Нет, ты ангел, – возразила Амелия и обняла сестру.
Даже вышколенные слуги лорда Уэстклиффа не сумели скрыть недовольства, когда Кэм вернулся с двумя банками живых пчел и принес их на кухню. Посудомойки с криками убежали в людскую, экономка ушла в свою комнату, чтобы сочинить возмущенное письмо хозяевам, а дворецкий заявил главному конюху, что если лорд Уэстклифф вынуждает своих людей прислуживать гостям, подобным мистеру Роану, то неплохо было бы поговорить о прибавке жалованья за вредность.
Беатрикс была единственной, кто осмелился остаться на кухне с Кэмом. Она помогала ему смешивать колдовское зелье, а позже сказала своим сестрам, что давить пчел было очень даже забавно, чем вызвала у них естественное отвращение.
Наконец Кэм принес в комнату Меррипена свое варево, действительно похожее на колдовское зелье. Амелия уже ждала его, разложив на столе чистые ножи, ножницы, щипчики, чашу с кипяченой водой и целую стопку стерильных бинтов.
Беатрикс и Поппи были выпровожены из комнаты. Несмотря на их бурные протесты, Уин твердо закрыла перед ними дверь. Она надела на Амелию передник и подошла к кровати Меррипена.
– Пульс слабый и замедленный, – сообщила она, приложив палец к горлу Меррипена.
– Пчелиный яд стимулирует работу сердца, – сказал Кэм, закатывая рукава. – Поверьте мне, через минуту сердце забьется гораздо быстрее.
– Повязку снять? – спросила Амелия.
– И рубашку тоже.
Пока Амелия и Уин снимали с Меррипена рубашку, Кэм вымыл руки.
Спина Меррипена все еще была мускулистой, хотя он сильно исхудал, ребра выпирали из-под смуглой кожи.
Амелия начала осторожно снимать повязку и вдруг заметила на другом плече Меррипена любопытный рисунок. Приглядевшись, она похолодела.
– Боже мой. – Все, что она могла вымолвить.
– Да, я заметила эту татуировку уже несколько дней тому назад, – сказала Уин. – Странно, что Меррипен никогда о ней не говорил, правда? Недаром он всегда рисовал злых духов и сочинял о них всякие истории, когда был совеем юным мальчиком. Очевидно, рисунок имеет какое-то значение…
– О чем это вы? – спросил Кэм.
– У Меррипена на плече татуировка пуки. – Уин посмотрела на Кэма вопросительно. – До сих пор мы о ней ничего не знали. Рисунок совершенно необычный, я ничего подобного еще никогда не видела. – Она широко открыла глаза, когда Кэм оголил свое предплечье.
На теле Кэма был вытатуирован точь-в-точь такой же черный крылатый конь с желтыми глазами.
Амелия подняла на Кэма вопросительный взгляд, но его лицо осталось непроницаемо.
– Что это значит?
Кэм побледнел, не в силах оторвать глаз от плеча Меррипена.
– Я не знаю.
– А ты знал кого-либо еще с такой же…
– Нет. – Кэм отступил на шаг. – Господи помилуй!
Он медленно обошел кровать, глядя на неподвижную фигуру Меррипена, словно это было какое-то незнакомое ему доселе экзотическое существо. Потом взял со стола ножницы.
Уин инстинктивно приблизилась к спящему, будто хотела его защитить. Заметив это, Кэм сказал:
– Все в порядке, сестренка. Я просто хочу срезать омертвевшую кожу.
Понаблюдав с минуту за действиями Кэма, обрабатывавшего рану, Уин отошла и устало опустилась на стул.
Амелия осталась стоять рядом с Кэмом, хотя тошнота подступала к горлу. Кэм же, напротив, был отстранен и сосредоточен, будто чинил какой-то сложный часовой механизм, а не обрабатывал гниющую человеческую плоть. По его просьбе Амелия принесла миску с примочкой, от которой шел едкий приторный запах.
– Смотри, чтобы жидкость не попала тебе в глаза, – предупредил Кэм, промывая рану Меррипена соленой водой.
– Пахнет, как какие-то фрукты.
– Так пахнет яд. – Кэм оторвал кусок тряпки и бросил его в миску. Потом выудил его и, не отжимая, положил на рану. Даже в глубоком сне Меррипен вздрогнул и застонал.
– Потерпи, chal. – Кэм положил ему руку на спину, чтобы успокоить, а потом крепко прибинтовал примочку. – Мы будем менять ее каждый раз, когда будем промывать рану. Не опрокинь миску. Мне страшно подумать, что придется снова ехать за пчелами.
– А как мы узнаем, что примочка действует? – спросила Амелия.
– Будет постепенно снижаться температура, и через сутки должен сформироваться прекрасный струп. – Он потрогал запястья Меррипена и сказал Уин: – Пульс уже стал более наполненным.
– Ему очень больно? – Уин сложила руки возле груди, словно молилась.
– Боль тоже должна скоро пройти, – сказал Кэм и процитировал латинскую поговорку: – Pro medicina est dolor, dolorem qui necat.
– Боль, убивающая боль, действует как лекарство, – перевела Уин.
– Это выражение имеет смысл только для цыгана, – сказала Амелия, и Кэм улыбнулся. Обняв ее за плечи, он ободряюще подмигнул:
– Теперь за все отвечаешь ты, колибри. Мне надо ненадолго уехать.
– Прямо сейчас? Но… куда ты собрался?
– Искать твоего брата.
– Может, тебе сначала немного отдохнуть? Ты ехал всю ночь. А поиски Лео могут занять много времени.
– Не думаю. – Во взгляде Кэма мелькнула ирония. – Твой брат не из тех, кто заметает следы.
Глава 20
Приблизительно через шесть часов бесполезных поисков Лео Кэм постучал в двери большого барского дома. Сплетня, услышанная в таверне, привела Роана к человеку, который видел Рамзи еще с кем-то, но они поехали куда-то еще, а там кто-то случайно подслушал их планы, пока наконец след не привел Кэма в этот дом.
Огромный дом в стиле Тюдор, на фронтоне которого значилась цифра 1620, был в десяти милях от Стоуни-Кросс-Парка. По информации, собранной Кэмом, ферма когда-то принадлежала благородной гемпширской семье, но в связи с неблагоприятными обстоятельствами была продана какому-то лондонскому торговцу. Сейчас дом служил убежищем для беспутных сыновей торговца и их дружков.
Неудивительно, что Лео попал в такую компанию.
Дверь открыли, и появился дворецкий. При виде Кэма он презрительно скривил губы.
– Таких, как ты, здесь не принимают.
– Для меня это удача, потому что я не собираюсь здесь задерживаться. Я приехал, чтобы забрать лорда Рамзи.
– Здесь нет никакого Рамзи. – Дворецкий начал закрывать дверь, но Кэм уперся в нее плечом.
– Высокий, со светлыми глазами. Возможно, от него несет перегаром…
– Я не видел никого, подходящего под твое описание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34