– Нет! – перебила его Ливия. – Нет! Это все наш отец, вы и представить не можете, до чего он был жесток. Он сказал сестре, что если вы посмеете вернуться назад, он уничтожит вас. Он поклялся, что не успокоится, пока вы не останетесь на улице без средств, не умрете или не закончите свои дни в тюрьме. Алина поняла, что это не пустые слова, и хотя не хотела, чтобы вы уезжали из Стоуни-Кросс-Парка, сделала все, чтобы спасти вас, Маккена. И в том, что отец отправил вас в Бристоль, а не выгнал на улицу без гроша, заслуга Алины. Она потребовала это от него.
Маккена с недоверием посмотрел на нее:
– Но почему она не рассказала мне все это тогда?
– Моя сестра думала, дай она вам хоть какую-то надежду, вы, несмотря на все запреты, рискнете и вернетесь за ней. – Ливия опустила глаза, поправила юбку и продолжила: – Хотите сказать, что она ошибалась?
Молчание тянулось бесконечно.
– Нет, – наконец произнес он.
Подняв на него глаза, Ливия увидела, что Маккена не моргая смотрит куда-то вдаль. Казалось, он пытался вникнуть в то, что она рассказала... она заметила капельки пота, выступившие на его лбу, и побелевшие костяшки пальцев, впившихся в ладонь. Она с тревогой подумала, не рассказала ли слишком много? Но, начав, уже не могла остановиться. Она должна поставить все на свои места, заставить его понять, кто виноват в том, что случилось.
– Когда вы уехали, – продолжала она, – Алина не находила себе места. Она любила вас, Маккена... и предпочла вашу ненависть, нежели гибель.
– Если все было так, как вы говорите, – сказал он резким, полным враждебности тоном, – почему она не рассказала мне об этом сейчас? Ваш отец умер, дьявол забрал его душу, после этого ничто не мешало Алине сказать правду.
– Возможно, она не хочет, чтобы вы чувствовали себя обязанным ей так или иначе, – осторожно проговорила Ливия. – Или, может быть, она боится, что вы узнаете... Если бы вы только...
Маккена жестом попросил ее остановиться. Заметив едва уловимую дрожь его руки, Ливия поняла, что рассказ расстроил его, хотя она думала, что он примет его с благодарностью и признательностью. Прикусив губу, она молча ждала. Маккена опустил руку и вновь уставился куда-то вдаль.
Увидев Гидеона, вошедшего в ложу с лимонадом, Ливия вздохнула с облегчением. Он сразу почувствовал напряжение, повисшее в воздухе, переводя удивленный взгляд с Ливии на Маккену и обратно. Заняв место рядом с Ливией, Гидеон с присущей ему легкостью быстро развеселил ее. Неловкость исчезла, и вскоре она уже улыбалась, как будто ничего не произошло.
Маккена же выглядел так, как если бы заглянул в ад. Пот с него лил потоком, а все морщинки превратились в глубокие складки. Он, казалось, не понимал, что происходит вокруг и где он находится. В конце концов он резко поднялся и, пробормотав что-то себе под нос, быстро покинул ложу.
Гидеон с удивлением взглянул на Ливию:
– Ради всего святого, что произошло между вами, пока я отсутствовал?
Маккена вышел из театра на улицу. Пешеходы прогуливались взад и вперед вдоль «Ковент-Гарден». Пройдя мимо величественного фасада театра, Маккена остановился у самой дальней колоны, где тень скрыла его от людских глаз. Его мысли пребывали в полном хаосе. Слова Ливии эхом звучали в ушах, сокрушая его самообладание. Мысль о том, в какой бред он верил долгие годы, не давала ему покоя. Целых двенадцать лет он жил, принимая за правду то, что на самом деле оказалось ложью во спасение.
Внезапно он вспомнил свои слова, сказанные давным-давно... «Я никогда не оставлю тебя, если ты не прогонишь меня...»
Если бы у него осталась надежда, что Алина любит его, он наверняка вернулся бы к ней, гонимый чувством куда более сильным, чем чувство самосохранения.
Алина знала это.
Маккена вытер лицо рукавом дорогого пальто. А если это правда?.. Если Алина выгнала его, чтобы спасти, защитить от гнева старого графа... значит, она любила его! Возможно, сейчас от этой любви не осталось следа, но когда-то она любила! Он старался не верить в это, и в то же время эмоции переполняли его, ему казалось – еще немного, и он не выдержит... Ему нужно пойти к ней и заставить сказать правду. Но он уже знал ответ, подкрепленный внезапной уверенностью, которая исходила из самого его существа.
Алина любила его... от этого голова кружилась.
Некоторые из прохожих с любопытством оглядывались, заметив странную фигуру мужчины, прислонившегося к колонне, с головой, опущенной вниз, как у поверженного колосса. Но никто не посмел остановиться и спросить, все ли с ним в порядке... Видимо, прохожие находили что-то пугающее в его неподвижности, словно он был сумасшедшим и любое неосторожное действие могло спровоцировать его. Проще и безопаснее уйти прочь и притвориться, что они ничего не заметили.
Гидеон пришел в дом Ливии поздно ночью. Проскользнув в холл, поднялся в ее спальню. Он бережно раздел ее и долго занимался с ней любовью, входя в нее медленно и глубоко, нежно заставляя менять позиции. Его страстные поцелуи заглушали ее стоны, а ее тело с трепетом принимало его.
Ливия думала о том, что с Эмберли она не испытывала ничего подобного. Сейчас в постели не было никаких иллюзий, ничего, кроме потрясающей, обезоруживающей честности, которая не оставила ни одного темного уголка в ее душе. Она хотела, чтобы Гидеон познал ее такой, какая она есть, со всеми ее недостатками. В нем было нечто такое, возможно, физическая сила, что растопило ее неприступность, в которую она заковала себя, как в доспехи. Она отдавалась ему без колебаний. Все, что он хотел, она делала с бесстыдной отвагой и удовольствием. И улавливала каждое его желание прежде, чем он просил ее.
Они лежали тихо, не размыкая объятий, довольные и пресыщенные. Ливия обхватила ногой его бедро. Она чувствовала, как сильные руки поглаживают ее волосы, спускаются к шее... подтянув повыше ногу, она ощутила его мужское достоинство, все еще твердое после акта любви. Лениво потянулась вниз, чтобы приласкать его.
Улыбаясь, Гидеон схватил ее за руки и заставил лечь на него.
– Ты невозможен, – заметила она со смехом.
– Не больше, чем ты.
Она наклонилась, дотронувшись носом до него.
– Признаюсь, – сказал Шоу, – я совершенно безоружен перед тобой.
– Безоружен? – хмыкнула она. – Ты безумен, когда любишь меня. – Ливия чувствовала, как ее сердце сжалось в груди, но она попыталась сказать как можно непринужденнее: – Иначе с какой стати мне влюбляться в тебя?
– Существует тысяча причин, – отозвался он. – Не только потому, что я удовлетворяю тебя в постели, но и потому, что я один из самых богатых мужчин в мире...
– Меня не интересуют твои деньги, – возразила она.
– Я знаю, черт побери. – Его голос звучал печально. – И это пробуждает во мне желание заполучить тебя раз и навсегда.
– Раз и навсегда?
– Жениться.
Нахмурившись, Ливия постаралась выскользнуть из его объятий, но Гидеон схватил ее за талию, заставив остаться.
– Это стоит обсудить, не правда ли? – спросил он.
– Но, дорогой, мы знаем друг друга всего лишь четыре ночи.
– Тогда скажи мне, как долго я должен ухаживать за тобой? Я готов подождать.
– Ты хотел вернуться в Нью-Йорк.
– Я могу это отложить.
Вздохнув, Ливия прильнула щекой к его груди. Она хотела быть абсолютно честной с ним.
– Ничто не заставит меня выйти за тебя, дорогой.
Он крепче обнял ее. Его пальцы ласкали ее спину.
– Почему?
– Потому что я слишком хорошо отношусь к тебе, чтобы ежедневно наблюдать, как ты убиваешь себя.
Она ощутила, как он напрягся. Снова попытавшись выбраться из его объятий, Ливия надеялась, что на этот раз он позволит ей уйти. Но он обнял ее одной рукой за спину, а другой прижал ее голову к своей груди. Покорность сквозила в его тоне.
– Ты хочешь, чтобы я перестал пить?
– Да, но я не хочу принимать решение за тебя.
– Но ты не станешь и думать о браке со мной, если я буду продолжать пить?
Она долго молчала. Он поднял ее голову и заставил посмотреть в глаза.
– Да, – наконец ответила она. – Если бы ты не пил, я бы подумала над твоим предложением.
Лицо Гидеона дрогнуло, рот скривился, словно он заглянул в себя и ужаснулся тому, что увидел.
– Не знаю, смогу ли я остановиться, – сказал он с удивительной прямотой, хотя слова были не из приятных. – Я даже не знаю, хотел бы я этого. Скорее, я хотел бы продолжать пить, но быть с тобой.
– Этому не бывать, – ровно произнесла она, – даже если ты – Шоу.
Гидеон повернулся на бок, держа ее голову в изгибе своей руки и глядя на нее.
– Я бы дал тебе все, что пожелаешь... Я бы показал тебе весь мир. Делал все, как ты скажешь...
– Разумеется, все было бы возможно... – Ливия задумалась. Если бы она была невинна и он был ее первым мужчиной, приняла бы она его предложение? Большинство женщин валялись бы от благодарности у него в ногах. Трепетная улыбка тронула ее губы, когда она взглянула на его лицо. Ей было ясно, что он не тот мужчина, который спокойно примет отказ. – Давай просто наслаждаться сегодняшним днем, пока мы вместе. Дней через пять мне придется вернуться в Стоуни-Кросс-Парк, но пока...
– Через пять дней? Нет, останься подольше и вернешься вместе со мной.
Она покачала головой:
– Нам не стоит путешествовать вместе, люди станут сплетничать...
– Пошли они к черту! – Отчаяние слышалось в его голосе. – Просто прими меня таким, какой я есть, Ливия.
– Я могла бы, – ответила она, закрывая глаза и чувствуя, как он касается губами ее ресниц, щек, кончика носа. – Но я не смогу спокойно наблюдать, как день за днем теряю тебя... пока ты окончательно не убьешь себя или не превратишься в человека, которого я не смогу узнать.
Гидеон оторвался от нее с мрачной улыбкой.
– По крайней мере скажи одну вещь: ты любишь меня?
Ливия хранила молчание, не будучи уверена, следует ли ей признаваться.
– Я должен знать, – настаивал Гидеон, его рот дрогнул в отвращении, когда он услышал мольбу в собственном голосе. – Я готов изменить свою жизнь ради тебя, но я должен видеть цель.
– Я не хочу, чтобы ты менял свою жизнь ради меня. Тебе придется принимать это решение каждый день. Снова и снова. Ты должен сделать это для себя. Иначе ты меня возненавидишь.
Она думала, что он начнет спорить с ней, но вместо этого Гидеон обнял ее.
– Я не хочу потерять тебя, Оливия, – прошептал он.
Проведя пальчиком по его руке, она улыбнулась.
– Я так долго не ощущала вкуса жизни, пожалуй, со смерти Эмберли, и сейчас готова начать жизнь сначала. Ты появился как раз тогда, когда я так нуждалась в тебе, я всегда буду вспоминать тебя с нежностью и благодарностью.
– С нежностью? – повторил он, и его губы дрогнули. – С благодарностью?
– Хорошо, я скажу: я чувствую нечто большее, чем нежность и благодарность, но это насилие с твоей стороны!
Тяжело дыша, Гидеон приподнялся над ней.
– А может быть мне следует подумать над твоим предложением?
– Ради Бога, подумай, –сказала Ливия, стараясь придать тону легкость; но вместо этого голос был грустным, и она так крепко обняла Гидеона руками и ногами, словно хотела защитить от его собственных демонов.
Алина вздохнула, вытащила из ящика письменного стола очередной листок кремовой бумаги, вытерла перо кусочком черного фетра. Добрая дюжина писем лежала перед ней. От друзей и родных, которые, без сомнения, будут недовольны, если она запоздает с ответом. Тем не менее непросто набросать краткий, но содержательный ответ. Составление писем – это настоящее искусство, требующее усидчивости и внимательности. Последние новости должны быть изложены с соблюдением стиля и образности... а если писать особенно не о чем, то следует придумать что-то интересное или хотя бы пофилософствовать.
Нахмурившись, Алина смотрела на три письма, которые были уже написаны и лежали перед ней. Чем подробнее она описывала будничную жизнь, добавляя некоторые новые сплетни и даже жалуясь на погоду, тем более грустные мысли приходили ей в голову. «Как искусно я научилась говорить обо всем, кроме правды», – подумала она с усмешкой. Однако она сомневалась, что реальные новости будут приятны для ушей ее родственников: «Я завела любовника и дважды встречалась с ним: в лесу и в моем будуаре. Моя сестра Ливия пребывает в полном здравии и сейчас находится в Лондоне, где в данный момент, возможно, занимается любовью с вечно пьяным американцем...»
Представив, как такой пассаж будет воспринят ее чопорной кузиной Джорджией или тетушкой Мод, Алина не могла не рассмеяться.
Голос брата прервал ее размышления:
– О мой Бог. Тебе, наверное, совсем нечем заняться, если ты взялась за письма.
Она посмотрела на Марка с лукавой улыбкой:
– И это говорит человек, который ведет гораздо более обширную переписку, чем я!
– Я ненавижу это занятие, но положение обязывает, – возразил Марк. – Одному Богу известно, почему все думают, что мне интересно знать детали чьей-то жизни.
Продолжая улыбаться, Алина положила перо и посмотрела на чернильное пятно на кончике своего пальца.
– Тебе что-нибудь нужно, милый? Умоляю, отвлеки меня от этого нудного занятия.
– Не надо умолять. Спасение – в моей руке... По крайней мере на время это тебя отвлечет. – Он показал ей конверт, который держал в руке, при этом странное выражение возникло на его лице. – Доставили из Лондона, но не только письмо.
– Что же еще? Наверное, устрицы, за которыми мы посылали два дня назад?
– Нет, не устрицы. – Марк прошел к двери и жестом поманил сестру. – Идем, в холле тебя ждет сюрприз.
– Пойдем. – Алина отставила баночку с клеем, которым приклеивала марки, и закрыла коробку с восковой печатью. Затем встала из-за стола и последовала за Марком. И тут же сладкий запах роз ударил в нос, словно весь холл окропили духами.
– О Господи! – воскликнула она, застыв на месте при виде огромных охапок цветов, которые выносили из кареты. Там было море белых роз, одни из которых еще не раскрылись, другие предстали во всей красе. Двое слуг поспешили на помощь кучеру, и втроем они продолжали доставать из кареты букеты, завернутые в белую кружевную бумагу.
– Пятнадцать дюжин, – сказал Марк. – Я сомневаюсь, что в Лондоне осталась хоть одна белая роза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36