Он на секунду замер перед дверью, потом повернул ручку и вошел.
Джиневра сидела у камина, положив ноги, обутые в домашние туфли, на решетку. При виде Хью она встала и одернула юбку.
– Джиневра.
Хью огляделся. Комната уже успела приобрести отпечаток характера хозяйки. Теплый воздух был напоен ее ароматом. Хью понял, что любит Джиневру так, как не любил никогда. Нет… он и раньше любил ее с той же силой, только не признавался себе в этом, пока не понял, что может потерять ее.
И сейчас, перед лицом обиды, нанесенной ей, он должен найти правильные слова, чтобы убедить ее в своей любви.
Джиневра не двигалась и молчала – пусть начинает Хью. Но ее сердце бешено стучало, как всегда, когда он был рядом. Да, он обидел ее, однако она все равно любит его.
– Джиневра, – тихо повторил Хью. Заглянув в ее серовато-фиолетовые глаза, он увидел в них отражение ее чувств, противоречивых и неоднозначных.
Он положил свой подарок на столик у двери. Он вручит ей его позже – ему не хотелось бы, чтобы она подумала, будто он хочет купить прощение. Позже, когда…
Хью быстрым шагом пересек комнату и взял руки Джиневры в свои. Ее пальцы были холодны.
– Даже не знаю, как просить тебя о прощении, – проговорил он, целуя ее руки и согревая их своим дыханием. – За то, что я думал такое о тебе.
Джиневра молчала, и Хью продолжил, с трудом подыскивая нужные слова. В его голосе звучала боль.
– Я не жду от тебя прощения. Разве я имею на это право? Джиневра посмотрела на него и прочла в его глазах искреннее раскаяние и отчаянную надежду.
– Я считала, что Робин и мой сын тоже, – наконец сказала она, своим тоном выдавая обуревавшие ее эмоции.
– Знаю. – Хью выпустил ее руки. – Я всегда знал об этом. Мне нет оправдания за то, что я сделал, что я говорил. – Проведя рукой по волосам, он набрал в грудь побольше воздуха. – Не понимаю, как я мог быть так слеп. Я же знаю, что собой представляет хранитель печати. И знаю, какими методами он действует. У него был очень простой план. Настолько простой, что мне следовало бы сразу догадаться. А я…
– А ты продолжал что-то подозревать… нет, верить… тем самым, помогая хранителю печати осуществлять его план, – тихо проговорила Джиневра, снова садясь в кресло у камина.
Хью отвел глаза в сторону, потом опять посмотрел на нее.
– Так ты убила Стивена Мэллори?
– Не думаю. Я желала его смерти. И не делала из этого секрета. Он грубо обращался со мной. Полагаю, такое же обращение ждало моих дочерей. Он пришел ко мне. Окно было открыто. Я выставила ногу. Он споткнулся и упал. – Джиневра повернулась к Хью. – Способствовала ли я его смерти? – Она пожала плечами. – Не знаю. И никогда не узнаю. – Она встала. – Убила ли я Стивена Мэллори? Хью, я не могу дать тебе прямой ответ.
– Но почему ты не сказала мне об этом раньше? – Джиневра грустно улыбнулась:
– Потому что сомневалась, что ты поймешь меня. Ты по натуре прям и откровенен, о чем не раз с гордостью говорил мне. У тебя нет времени на полуправду, на двусмысленность и неясность. – Она опустила взгляд на руки. – Ты считал меня виновной. Если бы я рассказала тебе правду, то тем самым только подкрепила бы твою веру.
– Значит, я должен нести эту вину в одиночестве? – спросил Хью. – Когда люди любят, они доверяют друг другу. А потом ты бы сказала мне правду?
– Возможно, – ответила Джиневра. – Но все равно на карту было бы поставлено очень многое: моя жизнь… будущее моих детей. Я бы постоянно этим рисковала. А ты спас меня… спас их. Дал ложные показания. Однако взгляни, что ты приобрел взамен. Как я могла быть в тебе уверена?
– Я люблю тебя, – сказал Хью, снова беря ее руки в свои и чувствуя, как они согреваются. – Я совершил ужасные ошибки. И прошу тебя о прощении. – Глядя ей в глаза и не пытаясь притянуть ее к себе, он ждал ответа.
– Времена такие, что верить кому-то очень трудно, – проговорила Джиневра. – Здесь… в этом городе… – Она обвела руками комнату. – Это преступное средоточие обмана.
– Так ты прощаешь меня?
– Я люблю тебя, – просто сказала она.
– Так ты прощаешь меня? – Всплеснув руками, она кивнула:
– А разве я могу не простить? Я тоже устала жить без веры. – Джиневра прижалась к нему и уткнулась лицом ему в шею, наслаждаясь силой его объятий. В этот момент только любовь имела для нее значение. Боль, отчаяние, обида – они исчезли из души, исцеленной любовью. Они простят друг друга и скоро обо всем забудут.
Хью прижимал жену к себе, вдыхал ее запах и не верил своему счастью.
Вдруг, отстранившись от него, Джиневра взяла его руку и положила себе на живот.
– Познакомьтесь со своим ребенком, милорд. – Хью ошеломленно уставился на нее:
– Ты носишь ребенка?
– В этом нет ни малейшего сомнения.
– И ты не рассказала мне? Ты решила уйти, не рассказав мне?
– Нет, – замотала головой Джиневра. – Я не способна на такое.
– Поэтому ты вернулась ко мне? – В его взгляде отразилось сомнение.
– Если бы я не любила тебя, если бы не знала, что значит быть любимой тобой, я бы не вернулась даже ради ребенка, – твердо проговорила Джиневра.
Хью снова притянул жену к себе и нашел ее губы.
– Я люблю тебя. Мне даже страшно, как сильно я люблю тебя.
– Тогда давай войдем в этот пугающий мир вместе, – улыбаясь, предложила Джиневра. – А теперь любите меня, лорд Хью, так, как не любили никогда прежде.
Эпилог
28 июля 1540 года
Палач высоко поднял над собой голову жертвы, и толпа взревела. Хью, наблюдавший за казнью, повернул лошадь и поехал прочь от виселицы в Тайберне. Джек Стедмен и четверо дружинников с мечами на изготовку последовали за ним. Если они поторопятся, то успеют избежать толчеи, когда люди начнут расходиться.
Итак, хранитель печати мертв.
Хью и его люди молча пробирались через толпу – все, кто мог, ринулись к эшафоту. Лошади высоко поднимали ноги и грудью прокладывали себе путь. Герольд однообразно дул в рог, требуя расступиться. Люди что-то выкрикивали в ответ, но расступались при виде вооруженного отряда в богатых одеждах и всадника впереди с пронзительными голубыми глазами и гордо вскинутой головой.
– Домой или в Уайтхолл, милорд?
Хью оглянулся на Джека. Сегодня король женится на Катарине Говард. Осмотрительный придворный обязательно бы присутствовал на церемонии. Но сегодня Хью де Боукер не желал играть роль осмотрительного придворного. У него есть известие для жены, и им еще предстоит обсудить эту новость.
Хью нащупал во внутреннем кармане дублета бумагу с королевской печатью.
– Домой, Джек.
– Слушаюсь, сэр.
Маленький отряд поскакал на восток, в Холборн. Им навстречу шли толпы людей: уличные торговцы, акробаты, музыканты, дрессировщики с прирученными медведями. Сегодня в городе праздник. И не только потому, что король женится в пятый раз. Ненавистный всем Томас Кромвель, лорд – хранитель тючати, закончил свои дни на виселице.
Когда отряд добрался до дома, толпа значительно поредела. Хью проехал мимо того места, где в день его свадьбы на него напал слуга хранителя печати. Герольд дунул в рог, привратник открыл ворота, и они въехали в тихий парк.
Дом, стоявший в конце подъездной аллеи, сверкал в лучах солнца, потому что теперь все окна были застеклены. Ухоженные лужайки, подстриженные кусты, яркие клумбы – все ласкало взор.
Хью спешился и передал повод Джеку, который вместе с остальными дружинниками поехал на конный двор. А Хью еще некоторое время стоял перед домом и, вытянув шею, прислушивался. Когда он услышал столь желанный звук, его губы тронула улыбка. Из-за кустов раздался звонкий голосок Пиппы. Пиппа, как всегда, учила свою младшую сестру наукам, которые помогают понять, почему вертится мир.
Хью поспешно пошел на голос. Где дети, там наверняка и Джиневра. Узкая, обсаженная живой изгородью дорожка привела его на очаровательную лужайку. Воздух вокруг был напоен ароматом роз. Если бы не Пиппа и ее младшая сестра, здесь царили бы покой и тишина.
– Папа! – Анна, смешно переваливаясь, побежала к отцу.
Хью подхватил ее на руки. Малышке два года. Она пухленькая и гладенькая, как пуговица. В ее глазах удивительным образом смешались два цвета – фиолетовый и голубой. «Поразительно», – подумал Хью, целуя ее в щечку.
– Вошь умерла, лорд Хью? – Пиппа отряхнула траву с юбки и серьезно взглянула на Хью. Она сильно выросла за последнее время и все еще верила, что мир не может существовать без нее.
– Да, Пиппа, – ответил он. – Где мама?
– Здесь, – откликнулась из-за шпалеры роз Джиневра. – Я спряталась от солнца. Уж больно оно горячее в этом скверном городе. – Она вышла к нему и улыбнулась.
Хью передал Анну Пиппе:
– Пиппа, возьми Анну и попроси Пен прийти сюда. Нам с мамой нужно кое-что обсудить с ней.
– А я? – тут же обиделась девочка.
– На этот раз без тебя.
Пиппа, как всегда, сначала заколебалась. Однако она хорошо знала своего отчима. В его голосе прозвучало нечто такое, что заставило ее промолчать. Девочка взглянула на мать и обнаружила, что та внезапно посерьезнела.
– Сейчас позову ее. – Она подхватила сестру на руки, и та, обхватив ее бедра ножками, удобно устроилась у нее на талии.
– В чем дело? – спросила Джиневра, когда Пиппа ушла. Хью вынул из дублета бумаги:
– Две новости. Одна важнее другой. Давай сядем в тень. Они зашли за шпалеру и сели на каменную скамью. Хью развернул лист и разгладил его на колене.
Джиневра, видя, что Хью тянет, нарушила тягостное молчание:
– Итак, хранителя печати с его длинными руками больше нет. Три последних года, что мы прожили под его гнетом, были не из легких. Не проходило и дня, чтобы я не ждала от него каких-нибудь новых козней.
– Благосклонность короля укоротила Кромвелю когти, – сказал Хью. – Если бы мы лишились монаршей милости, тогда был бы повод для страха.
Джиневра грустно рассмеялась:
– А вот сохранить эту благосклонность было ой как тяжело. Думаю, девочки постарались на славу.
– Да. Генрих и в самом деле полюбил их. Они всегда держатся с ним естественно. Не льстят и не шарахаются от него. – Он взял в руки бумаги и медленно проговорил: – Наш разговор сам подвел меня к этому.
– На письме печать короля, – прошептала Джиневра, приготовившись сразу и к плохому, и к хорошему.
– Да. Король посчитал меня достойным титула графа Кендала.
Джиневра улыбнулась:
– Вряд ли это повод для мрачного настроения. Это скорее повод для поздравлений.
Хью кивнул:
– Возможно. Но как мы знаем, Генрих раздает милости с той же легкостью, с какой и отбирает их, когда ему вдруг взбредет в голову. Однако я с благодарностью принял этот титул. Посмотрим, что будет дальше. Но главная новость касается Пен.
– Да?
– Генрих хочет, чтобы она заняла свое место при дворе леди Марии и жила среди ее придворных. Это большая честь, тем более сейчас, когда Мария проявила смирение и король снова благоволит к ней. Не исключено, что он узаконит ее рождение. – Не дождавшись от Джиневры никакой реакции, Хью добавил: – Пен уже взрослая для такого шага.
Джиневра продолжала молчать. Верно, Пен уже тринадцать. В этом возрасте дети из благородных семей часто селятся в домах высшей знати, чтобы со временем найти себе выгодную партию. Робин уже три года живет у Генри Грея, маркиза Дорсета, чья жена является племянницей короля. Это хорошее место для сына новоиспеченного графа Кендала. И падчерице графа Кендала оказана большая честь – ей предложено служить дочери короля. Король будет принимать участие в судьбе Пен и позаботится о том, чтобы найти ей достойного мужа.
Но Джиневра хотела другого для своих дочерей. Пен еще не готова к тому, чтобы самостоятельно идти по жизни, полной придворных интриг и заговоров, лжи, соблазнов и опасностей. Научится ли она избегать расставленных ловушек? Поймет ли, где правда, а где ложь?
– Мы можем отказаться? – Хью нахмурился:
– Да, если рискнем оскорбить его величество.
– Нет, рисковать не стоит, – скорее обращаясь к себе, чем к Хью, проговорила Джиневра.
– Да, не стоит, – согласился с ней Хью. – Не забывай, что, пока мы живем в Лондоне, Пен будет всего лишь в нескольких милях от нас. Она сможет навещать нас, когда ей вздумается. И при дворе она будет часто видеться с Робином. Он уже неплохо разобрался в придворной жизни и поможет ей найти свою дорогу.
– Если Пен не захочет, я не буду настаивать, – твердо сказала Джиневра, вставая. – И тогда пусть король катится ко всем чертям со своей милостью. Мы вернемся в Мэллори-Холл.
– Если хочешь, мы так и сделаем. Но сначала спроси Пен. Только не высказывай своего предвзятого мнения, – с улыбкой добавил Хью. – Пусть она сама решит.
– Я никогда не настраиваю ее!
– Это ты так думаешь. Пен умеет читать твои мысли и всегда старается угодить тебе.
Подумав, Джиневра была вынуждена согласиться с мужем. Она понимала, что не может стоять на пути у дочери лишь из страха потерять ее.
– Тогда сам скажи ей, – предложила она. – А после разговора пришли ее ко мне в кабинет.
Она ушла, оставив Хью одного.
Полчаса, проведенные Джиневрой в кабинете, показались ей вечностью. Она сидела над раскрытой книгой и нетерпеливо смотрела на открытую дверь.
Наконец она услышала в коридоре легкие шаги Пен.
– Входи.
Пен грациозно прошла в комнату. В платье из розового дамаста она напоминала бабочку. Джиневра взглянула на восторженное лицо дочери, и ее сердце упало, однако она заставила себя улыбнуться.
– Лорд Хью рассказал тебе? – спросила Пен, подходя к столу.
Джиневра утвердительно кивнула:
– И что же ты думаешь о предложении короля?
Пен вопросительно посмотрела на мать, пытаясь угадать ее мысли, но Джиневра продолжала спокойно улыбаться.
– Я думаю, что это здорово, – ответила Пен и прижала руки к груди. – Мне настала пора отправляться ко двору, да, мама?
Джиневра с тоской поняла, что дочь уже приняла решение самостоятельно, не посоветовавшись с матерью. Ну что ж, пришло время признать, что Пен уже взрослая.
– Если считаешь, что пора, значит, пора. – Джиневра встала и, обойдя стол, обняла Пен. – Я буду скучать по тебе, но ведь ты будешь недалеко.
– Да, и лорд Хью говорит, что я смогу часто приезжать домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48