– Не могу?
Она прокричала черным дроздом. Через несколько секунд ей ответил дятел.
Глава 12
Лондон. Джиневра не раз мысленно представляла себе этот город, но даже не предполагала, насколько он огромен и шумен. Грязные мрачные переулки, узкие улочки, хаос лепившихся друг к другу домов – все это произвело на нее неизгладимое впечатление. Но сильнее всего ее поразила вонь от угля и гниющего мусора, стоявшая в тяжелом и влажном воздухе. Отовсюду слышались вопли торговцев, сердитые или страдальческие крики смешивались с радостными возгласами, доносившимися с арен для петушиных или медвежьих боев. От этой какофонии сразу же начинала раскалываться голова.
Вдруг весь этот шум перекрыли звуки фанфар, и Джиневра увидела, что по узкому переулку в их сторону движется верховая процессия, возглавляемая герольдом в алой форме. Сопровождавшие его всадники разгоняли прохожих. Хью взмахом руки приказал своему отряду свернуть на боковую улочку, чтобы пропустить процессию.
«Наверное, едет какой-то напыщенный придворный», – с пренебрежением подумала Джиневра, направляя кобылу к изгороди у одного из белых оштукатуренных домиков. Видимо, Хью знает, кому он должен уступать дорогу. Она с презрением, но не без любопытства наблюдала за тем, как процессия проезжает мимо.
В центре группы ехал круглолицый мужчина с упрямо поджатыми губами. Он был одет в бархатный гаун, подбитый темным мехом и отделанный драгоценностями. На его бархатном берете сверкал огромный бриллиант. Он не смотрел ни вправо, ни влево, демонстрируя расступавшимся перед ним горожанам высшую степень высокомерия. Такое отношение к людям до крайности взбесило Джиневру. Она посмотрела на Хью, но его лицо оставалось бесстрастным.
Когда процессия удалилась, Хью снова выехал на середину улицы. Через минуту к нему присоединилась Джиневра со своим небольшим отрядом.
– И что, мадам, вы думаете о нашем лорде – хранителе печати? – поинтересовался он.
– Так это был Томас Кромвель?
– Да. – На лице лорда Хью появилась недобрая усмешка. – Истинный правитель страны – во всяком случае, он хочет, чтобы все так считали.
– Кажется, он жестокий человек, – проговорила Джиневра, чувствуя, как в душу закрадывается холодный страх.
– Это еще мягко сказано! – заметил Хью и, поклонившись ей, послал свою лошадь вперед.
Ну, вот она и увидела хранителя печати – человека, который решит ее судьбу.
Страх Джиневры усилился. Она с трудом боролась с отчаянием. Она посмотрела на дочерей, ехавших рядом с ней. Они с нескрываемым любопытством глядели по сторонам. У Пиппы от восторга округлились глаза, и она даже лишилась дара речи.
– Здесь столько народу, мама, – изумленно пробормотала Пен. – Больше, чем на ярмарке в Дерби в Михайлов день.
Робин, который, как обычно, ехал рядом с Пен, с превосходством бывалого путешественника заметил:
– О Пен, как можно сравнивать толпу на деревенской ярмарке и Лондон!
Пен покраснела:
– Да, я понимаю. Я сказала просто так.
– Дерби огромен, – заявила Пиппа, бросаясь на защиту сестры. – Он такой же большой, как Лондон, правда, мама?
– Сомневаюсь, дорогая, – принужденно улыбнувшись, ответила Джиневра.
– И ведь сегодня будний день, – напомнил Робин. Покосившись на Пен, он добавил: – Если хочешь, я покажу тебе здешние достопримечательности. Если отец разрешит мне.
– И мне, ладно? – тут же вмешалась Пиппа. – Я тоже хочу взглянуть.
– Если миледи позволит, я покажу город вам обеим, – сказал магистр. – Нужно устроить для вас образовательную экскурсию. Мастер Робин может присоединиться к нам.
При мысли, что по городу его будет водить пропахший нафталином учитель девочек, Робин пришел в такой ужас, что Пен весело рассмеялась, сразу забыв о своих тревогах.
– Магистр Говард очень много знает, – проговорила она. – Он расскажет нам то, что ты, уверена, не знаешь.
– Прошу прощения, – пробормотал мальчик, – кажется, мне нужно быть поближе к отцу – вдруг у него будут для меня какие-нибудь поручения. – Пришпорив лошадь, он покинул общество Джиневры и ее дочерей.
– Я буду счастлив, когда все это закончится, – со вздохом сказал магистр Говард, втягивая щеки. – Чудовищно тяжелое путешествие!
– Почти восемь недель в дороге, – согласилась Джиневра.
Она оглянулась на Тилли, которая тряслась на муле рядом с повозками с провизией и книгами. Мастер Краудер ловко управлялся с лошадьми, однако по его виду можно было заключить, что он считает, что эконому не пристало править повозками. Грин ехал в конце отряда, держа лук наготове, с полным колчаном стрел за спиной; пику он приторочил к седлу.
Джиневра прекрасно понимала, что Хью проявил необычную мягкость по отношению к ее людям. Ведь он мог бы наказать их за помощь ей, а он даже не заговаривал об этом. Он не отобрал оружие у Грина и позволил им разбивать на ночевках свои палатки в стороне от его лагеря и самим готовить. Грин охотился, а Краудер и Тилли потрошили дичь. Получалось так, что они фактически путешествовали отдельно. Если бы не часовой, обходивший лагерь по периметру, и Робин, вертевшийся рядом с Пен, когда у него выдавалась свободная минута, можно было бы считать, что они путешествуют врозь.
С той ночи Хью и Джиневра почти не разговаривали. Причем по инициативе Джиневры. Она отдалилась от Хью и на все его попытки завязать разговор давала односложные ответы, а его улыбки встречала холодным безразличием. Однако Хью упорствовал недолго и вскоре уступил ее желаниям. Что ж, если она не хочет признавать того, что было между ними, так тому и быть.
А Джиневра решила, что он никогда не узнает, каких усилий ей стоило заставить себя забыть о подаренном им наслаждении. Сколько раз она убеждала себя в том, что ничего не изменится, если она позволит себе испытать радости его любви. Сколько раз спрашивала себя, к чему приведет ее упрямый отказ признать случившееся… Будет она тайком отдаваться Хью де Боукеру или нет, ее положение не изменится. Теперь ей ясно, что никто, и она в том числе, не может повлиять на его решения, если он делает что-то из чувства долга или ради собственных интересов. Он не бросится спасать ее только потому, что она вызывает у него желание.
Так почему бы не насладиться тем, что дарует судьба? Джиневра признавала, что это, вероятно, последняя в ее жизни возможность испытать физическое удовольствие.
На все вопросы у нее был один-единственный ответ – она не может, не имеет права. Поэтому их общение ограничилось формальностями, и все разговоры сводились к обсуждению путешествия. Каждый вечер Хью сообщал ей о завтрашнем маршруте и любезно осведомлялся, имеются ли у нее какие-либо трудности или просьбы. Через день он устраивал для девочек отдых, хотя Джиневра отлично знала, что задержки выводят его из себя. Он не меньше ее стремился поскорее закончить это ужасное путешествие.
И вот они в Лондоне. Путешествие подошло к концу. А с ним и ее жизнь.
Нет, она не позволит себе думать о поражении. Пока она дышит, она будет бороться.
Они приближались к угрожающего вида стенам Ныогейтской тюрьмы. Дорогу им преграждала толпа, собравшаяся у ворот.
– Что теперь? – громко спросила Джиневра.
Вдруг она услышала звук рога, и вскоре к ним подъехал Джек Стедмен.
– Мадам, я поведу лошадей девочек. А вы пускайте свою кобылу в галоп – нам надо прорваться через толпу. – Он взял пони за поводья. – Барышни, держитесь покрепче.
Он сорвался с места в карьер, пони поскакали рядом. У девочек от возбуждения раскраснелись щеки.
Джиневра последовала его указаниям, и Изольда рванулась вперед. Лошадь магистра поскакала за белой кобылой, а сам магистр, громко стеная и качаясь, как пьяница, пытался удержаться в седле.
Изольда врезалась в толпу, и Джиневра оглянулась. Грин ехал впереди повозок, кнутом расчищая дорогу.
Наконец они выбрались на свободное пространство. Хью остановил лошадь, остальные окружили его.
– В чем дело? – спросила Джиневра, подъезжая к нему.
– Взгляните.
Джиневра посмотрела туда, куда он указывал. Толпа разделилась на две части. Люди размахивали руками и что-то злобно орали. Из ворот выехала влекомая жалкой клячей повозка с решеткой. К решетке был привязан человек.
– Этот несчастный отправляется в путь к Тайбернскому дереву, – пояснил Хью. – Если бы мы задержались, то добрались бы до Холборна только к вечеру.
– Мама, мама, что происходит? – в один голос спросили Пен и Пиппа, подъезжая к Джиневре.
– Это казнь, – тут же объяснил им Робин. – Они повесят этого человека в Тайберне, а потом протащат по улицам, чтобы все увидели его. Обычно собираются огромные толпы. Они еще не скоро доберутся до Тайберна, а Холборн находится на пути к Тайберну, поэтому мы бы задержались здесь надолго.
– А мы увидим казнь? – спросила Пиппа. Ее глаза расширились от любопытства. – Я никогда не видела, как вешают людей. Как в колодки заковывают, видела, как порют на задке телеги – тоже, а вот как вешают – нет.
– И сегодня не увидишь, – сказал ей Хью. – До чего же ты кровожадная. Давайте трогаться, пока они нас не догнали. Кажется, Грину удалось протащить повозки через толпу. Думаю, дальше вам лучше двигаться с нами.
Джиневра едва заметно пожала плечами и подъехала к Хью. Магистр, сердито ворча и поджав губы, пытался заставить свою лошадь идти за остальными, но та, напуганная шумом и сбитая с толку противоречивыми приказами своего всадника – магистр сжимал ее бока коленями и одновременно натягивал повод, – повернула голову и пыталась укусить его за ногу.
– Сэр, покажите ей, кто здесь хозяин, – покачал головой Джек, пряча улыбку. Он вырвал повод из рук магистра и хорошенько дернул, обуздывая норовистую лошадь.
– Спасибо, спасибо, – забормотал магистр, хватая повод. – Ох, когда же все это закончится!
– Вы не одиноки в своем желании, магистр, – проговорил Хью и покосился на Джиневру, но та отвернулась.
Несмотря на все тяготы путешествия, она выглядела свежей, платье нигде не порвалось. И все благодаря тому, что каждый вечер Тилли приносила ей горячей воды для мытья и штопала ее одежду.
Джиневра продолжала оставаться грациозной и элегантной хозяйкой Мэллори-Холла, и ее глаза, хоть и затуманенные грустью, сохраняли свой удивительный серовато-фиалковый цвет. Ее губы были такими же чувственными, однако они чаще, чем обычно, сжимались в тонкую линию, например, как сейчас. Да и лицо ее все реже освещала улыбка. И все же длительное пребывание на свежем воздухе пошло Джиневре на пользу: ее щеки покрывал нежный румянец, а волосы ярко блестели в лучах солнца. Глядя на них, Хью вспоминал, как они, мягкие, шелковистые, струились у него между пальцев…
Великий Боже! Как же он хочет ее! Его страсть превратилась в самую настоящую пытку. Интересно, а она испытывает нечто подобное? Если да, то она мастерски скрывает это, угрюмо подумал он. В ту ночь она была не менее пылкой, чем он, и сейчас, при виде ее холодности и отчуждения, ему остается предполагать, что ее ненависть к человеку, который намерен передать ее в руки жестокого правосудия, сильнее огня страсти. И если быть честным, он не мог винить ее. Ведь именно он, Хью де Боукер, ответствен за то, что она оказалась в таком сложном положении.
Если, конечно, она не убивала своего мужа. А если убила, то ответственность за все несет она, и только она. Однако напоминания об этом почему-то не приносили Хью успокоения. Мысленно чертыхнувшись, он пришпорил жеребца и проехал вперед.
Джиневра старалась не замечать Хью, отвлекая себя размышлениями о предстоящем судебном разбирательстве. Она обдумывала различные линии защиты. Однако перед глазами все время возникало надменное лицо хранителя печати, и она то и дело возвращалась к мысли о том, что вряд ли ей удастся повлиять на этого человека, а потом гнала эту мысль прочь и запрещала себе впадать в уныние. Во время путешествия они с магистром долгими вечерами обсуждали возможную стратегию. Им очень недоставало книг. Вот когда они сверятся с текстом, тогда все станет ясно.
Сейчас они переезжали по мосту реку Холборн, впадавшую в полноводную Темзу. Мост был забит телегами на железных колесах, тачками, с которых женщины торговали яблоками. Юркие мальчишки с подносами на голове разносили яблочные пироги. Между телегами и лошадьми сновали шелудивые собаки, и возчики гоняли их и хлестали кнутами. Пони Пиппы подпрыгнул, когда одна из дворняжек вцепилась ему в ногу. Девочка тут же натянула повод и успокоила животное. Она уже поворачивалась к матери, ожидая услышать от нее похвалу, как вдруг ее котенок выбрался из седельной сумки и исчез в этой мешанине ног, колес и копыт.
– Светлячок! – завопила Пиппа, резко осаживая пони. Она собралась, было спрыгнуть с седла, но Джиневра вовремя подхватила ее.
– Нет-нет, Пиппа, ты не найдешь ее. – Пиппа зарыдала:
– Найду, мама, найду!
– Нет, дорогая, не найдешь. – Джиневра сильнее прижала к себе дочь. – Это просто невозможно.
– Где она?.. Что с ней будет?.. – сквозь рыдания восклицала Пиппа.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Хью, подъезжая к ним. – Кто-то ранен?
– Нет, – ответила Джиневра. – Светлячок испугалась и выпрыгнула из сумки.
Хью оглядел мост. Серебристого котенка, естественно, нигде не было видно. На них волнами накатывала толпа. Раздались сердитые возгласы – их отряд почти полностью перегородил и без того узкий мост.
– Даже не знаю, что можно сделать, Пиппа, – сказал Хью, глядя в несчастное лицо девочки.
– Но что с ней будет?
– Кошки очень живучи, – проговорил он. – Она будет охотиться на крыс и мышей. – Внезапно его осенило: – Кажется, ее мать жила в хлеву? – Пиппа уныло кивнула. – Значит, она научила Светлячка охотиться. Она отлично знает, как ей быть.
– Лорд Хью прав, Пиппа, – согласилась Джиневра, целуя дочь в щеку. – Светлячок станет лондонской кошкой. Не волнуйся, она сможет позаботиться о себе.
– Возьми себе Муската, Пиппа, – предложила Пен, переживая за сестру. – Мне не жалко. – Она вытащила из-под плаща рыжего котенка.
– Убери его! – закричала Пиппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48