И все это – на протяжении трех недель!
– Да! – в голосе Банды теперь звучала страсть отчаяния. – Да, у меня нет другого выхода. Выпускать его никак нельзя, сторожить его или таскать с собой повсюду я тоже не могу...
– Ладно, не кипятись! Дай подумать... Вот что... Ты звонишь с базы?
– Да.
– Передай дежурному трубку.
– Сейчас, – и через несколько мгновений Валентин Кириллович услышал привычный доклад:
– Дежурный по базе «Валекса»... За время моего дежурства, Валентин Кириллович, никаких происшествий не случилось...
– А приезд Банды – не происшествие? – издевательские нотки в голосе шефа звучали совершенно неприкрыто, и дежурный, молодой парень, сразу же после армии попавший на фирму, смущенно начал оправдываться:
– Происшествие. Но я думал...
– Ладно. Слушай. Проводи того человека, которого привез с собой Банда, в пустую каптерку на первом этаже. Знаешь, где окна с решетками? Где когда-то оружейку думали сделать?
– Да, понял.
– Дай матрас, одеяло, подушку и запри как следует. Утром я приеду и разберусь.
– Есть, – дисциплина в «Валексе» была армейская, и армейские же способы отдачи команд и готовность к их выполнению были совсем не редкостью.
– Передай трубку Бондаровичу.
– Слушаю, Валентин Кириллович! – через мгновение отозвался в трубке голос Банды.
– Банда, оружие не забудь. Разрешение ведь у тебя?
– Да. Но оно мне вряд ли понадобится.
– Ты думаешь?.. Ну ладно... Ты, Банда, гм-гм, – шеф замялся, и Сашка почувствовал, что Валентин Кириллович хочет как-то подбодрить его, но не может подобрать подходящих слов. «Мировой он все же мужик!» – с благодарностью подумал Сашка о своем боссе. – Словом, ты звони, не пропадай. Я хочу знать, где ты и что с тобой. И если тебе понадобится помощь, только свистни.
– Спасибо, Валентин Кириллович. Обязательно.
– И осторожнее, Сашка, понял?
– Конечно.
– В общем, счастливо! – и в трубке раздались короткие гудки...

* * *

Препроводив вместе с дежурным араба в его временную камеру, Банда зашел в свою комнату и, заварив кипятильником кофе покрепче и закурив сигарету, задумался, стараясь привести в порядок мысли и продумать план действий.
Значит, так. Их восемь, на трех грузовиках. В каком из грузовиков Алина – известно лишь господу Богу. Конвой вряд ли будет останавливаться где-либо, а атаковать его на ходу – дело дохлое. Это раз.
Алина – гарантия их безопасности. Они будут держать ее на прицеле, и при малейшей опасности именно она станет заложницей, а потом и единственной жертвой. Значит, я правильно решил, что ни нашу группу быстрого реагирования, ни спецназы федералов или ментовки, если я хочу еще увидеть Алину живой, использовать нельзя. Это два.
Я знаю их маршрут, если только этот студент не наврал. Но это вряд ли, к тому же рассказывал он все слишком складно. Значит, я могу рассчитать по времени график их движения. Это уже три.
Теперь – что делать.
Подождать их где-нибудь на кольцевой и осторожно двигаться следом, выжидая подходящий момент? Нет, нельзя. Если у конвоя есть хотя бы одна легковушка сопровождения, меня засекут буквально за час. И тогда...
К тому же с «вальтером» и пистолетом Макарова против кучи головорезов, вооруженных, видимо, более чем достаточно, не попрешь. А значит...
А значит, дорогой Банда, пришло время покопаться в востряковском сарае.
С оружием – все ясно.
Теперь – время.
От Москвы до границы с Польшей, если не ошибаюсь, около тысячи двухсот километров. Для конвоя вряд ли можно рассчитывать на среднюю скорость больше семидесяти километров в час. Это – если без остановок. Но заправляться им придется так или иначе. Значит, у меня есть почти сутки, пока они доберутся до границы с Польшей.
До Сарнов расстояние примерно такое же, и если я рвану, в часов девять-десять уложусь свободно.
А там до Бреста – рукой подать. И встретить дорогих гостей свободненько успею еще в Беларуси. А там, на месте, и сориентируюсь.
И уже буквально через минуту, даже не успев допить свой кофе, Банда впрыгнул в джип, выруливая в сторону Серпухова...

II

Что произошло, Алина толком так и не поняла.
Анатолий вдруг схватился за лицо, дико закричав и закружившись на месте, а какие-то двое бородачей грубо схватили ее и буквально вбросили на заднее сиденье машины, которая тут же рванула с места.
– Что это значит? Вы кто такие? Выпустите меня немедленно! – первой же ее реакцией стали страх и негодование, и девушка закричала на похитителей, гневно сверкая глазами.
Тот, что сидел спереди рядом с водителем, резко обернулся и закатил ей сильную оплеуху, одновременно скомандовав что-то на каком-то совершенно непонятном девушке языке. Ее сосед, впрыгнувший вслед за ней на заднее сиденье, схватил Алину за волосы и, резко развернув ее голову, несколько раз ударил девушку лбом о боковое стекло.
А когда она, ослабев от боли и испуга, чуть ослабила сопротивление, быстро накинул ей на глаза черную косынку, полностью лишив ее возможности что-либо увидеть, и сковал руки у нее за спиной наручниками.
Это было, как в плохом детективном кино, и нервы Алины не выдержали. Девушка забилась в истерике от ужаса не в состоянии даже плакать в полный голос. Ее тело сотрясали беззвучные рыдания, сверхнеудобная поза не давала даже возможности нормально вздохнуть, и Алина потеряла сознание, упав лицом вниз и до крови разбив себе нос о широкую дверную ручку...
Она пришла в себя от того, что на голову ей вылили целый кувшин холодной воды.
Машина уже не двигалась, и, судя по тишине вокруг, по отсутствию характерного городского шума, они были за пределами Москвы.
И снова послышался разговор на этом странном гортанном языке, так не похожем ни на один из европейских.
Ее кто-то грубо схватил и буквально выволок из машины. Не снимая с глаз повязку, ее протащили по земле несколько метров, и вдруг под ногами Алина почувствовала лестницу, уводящую куда-то вниз.
Только когда лестница кончилась и перед ней, открываясь, скрипнуло несколько дверей, с глаз девушки сняли повязку, а руки освободили от наручников.
Она оказалась посреди маленькой комнатки с бетонными стенами, видимо, в каком-то подвале.
Пятеро чернобородых мужчин сурово и пристально смотрели на нее, как будто прицениваясь к своей добыче.
– Что вам от меня надо? – снова не выдержала девушка. Она не могла более оставаться в неведении и буквально взмолилась, прижимая руки к груди:
– Отпустите меня! Вы меня с кем-то перепутали. Я вас не знаю!
Но бородачи как будто не слышали ее, переговариваясь лишь между собой на своем непонятном языке...

* * *

– Что она говорит? – Омар Хайллабу был очень доволен проведенной операцией, но старался не показывать радость своим подчиненным – ведь они сделали пока лишь часть работы. Зачем же расслабляться раньше времени?
– Что она не виновата, господин. Что мы ее с кем-то перепутали. Просит, чтобы отпустили, – Исфахалла, лучше всех знавший русский язык, поторопился перевести.
Когда-то он закончил в Ленинграде какой-то строительный институт и уже тогда работал на секретные службы своей страны Он был опытным и старательным работником, хорошо зарекомендовавшим себя и в Пакистане, и в Ираке, и в Кувейте, и за него Хайллабу был всегда спокоен. А когда стало известно, что предстоит операция в России, лучшего знатока местной жизни найти было просто невозможно.
– А это точно она?
– Она. Дочь этого ученого. Она была с телохранителем, как обычно, поэтому ошибка исключена.
– Все прошло по плану?
– Как нельзя лучше.
– Да поможет нам Аллах! – Хайллабу привычно возвел глаза к потолку, складывая у лица сложенные ладони, и все присутствовавшие при этом дружно поддержали своего предводителя:
– Аллах акбар!

* * *

«Аллах акбар!» Хоть одна фраза в разговоре этих мужчин показалась Алине понятной, но от фразы этой девушке стало еще страшнее. «Так, значит, это мусульмане. Чеченцы? Может, это какая-нибудь очередная террористическая акция?»
Но эти люди не были похожи на боевиков вроде членов отряда Шамиля Басаева. У них не было с собой оружия, они не были одеты в камуфляжную униформу, они были ухоженными и сытыми, чего вряд ли можно было бы ожидать от живущих на нелегальном положении боевиков.
"К тому же странный террористический акт получается – выкрали такого ценного кадра, как я.
Как же, напугали Россию... – отогнала от себя мысль о боевиках девушка, но легче ей от этого не стало. – Тогда кто же они? Чего хотят? Зачем нужна им именно я?.. А может, это просто уголовники, и они меня сейчас изнасилуют, а потом убьют?"
Она терялась в догадках, чувствуя, как ужас все сильнее сжимает сердце ледяными тисками, и старалась не пропустить ни одного слова, пытаясь уловить суть происходящего.

* * *

– Ее отец уже узнал о похищении? – Хайллабу всегда старался разрабатывать операции до мелочей, просчитывая все действия свои и противника буквально по минутам. И сейчас он злился и чувствовал себя несколько не в своей тарелке, не привыкший напрасно чего-то ждать. Он хотел знать каждую минуту, как действует его план.
– Видимо, да, господин. Место людное, милицию вызвали сразу. Установить, кого охранял неверный, не будет представлять особого труда. Значит, ему уже сообщили.
– Исфахалла, сходи на улицу, из автомата позвони ему. Ты знаешь, что сказать?
– Да, господин.
– И побыстрее возвращайся, ты мне нужен здесь... Подожди, скажи ей, пусть спрячет свою морду. Нечего так бесстыже рассматривать чужих мужчин...

* * *

– Эй, грязная женщина, отвернись! Нельзя смотреть так на мужчин, мы этого не любим!
Алина опешила. Она даже не сразу поняла, что от нее хотят, а когда до нее дошло, девушка чуть не рассмеялась и не заплакала одновременно. Мысли вихрем проносились у нее в голове.
«Грязная женщина... Отвернись... Нельзя смотреть...» Она поспешно отвернулась, уставившись в противоположную стену и лихорадочно оценивая полученную информацию – первую более-менее понятную информацию о ее похитителях.
"Так, видимо, они фундаменталисты. Этого, который постарше, видимо, коробит, что я без чадры.
Скажите пожалуйста!.. Господи, только этих фанатиков мне и не хватало!.. Откуда они могут быть?
Где у нас силен ислам? В Таджикистане? В Узбекистане? Вроде да... А может, татары?.. Нет, татары никогда не были такими одержимыми мусульманами, чтобы заставлять женщин ходить в бесформенных балахонах, скрывая от постороннего взгляда не только тело, но даже и лицо... Значит, они из Средней Азии. Только чего им от меня все-таки нужно?"

* * *

– Я позвонил ученому, – вернулся через несколько минут Исфахалла, спеша поделиться последними новостями. – Он уже все знает и, как мне показалось, сильно беспокоится.
Дружный смех соратников, к которому присоединился и Хайллабу, воодушевил рассказчика, и он продолжал:
– Я передал ему наши требования.
– Он что-нибудь ответил?
– Всего несколько слов. Он обзывал нас самыми страшными словами русского языка.
– И все?
– Пока что он не может говорить. Слишком переживает, Наш расчет оказался точен – он слишком любит свою дочь. Я думаю, – довольно потер руки Исфахалла, – наш план сработает. Рыбка клюнула на наживку. Остается только вытянуть ее.
– О-о, Аллах акбар! – снова поблагодарил господа Хайллабу, и все дружно поддержали его призыв.
– Но есть и еще кое-что, господин. Это вряд ли хорошая информация для нас.
– Что случилось?
– Я позвонил Шарифу...
– Шарифу?
– Да, господин. Помните, тот студент-электронщик, которого удалось подключить к нашей работе.
– Ах, да, – удовлетворенно кивнул Хайллабу.
– Я поручил ему прослушивать телефон ученого. Шариф тоже знает русский, и лучшей кандидатуры...
– Меня интересуют телефонные звонки, а не познания какого-то студента в этом варварском языке! – чуть возвысил голос Хайллабу, нетерпеливо прерывая говорившего.
– Конечно, господин... Шариф сказал, что к делу уже подключились службы безопасности России.
Услыхав о похищении, Большаков тут же связался с каким-то своим старым приятелем из ФСБ, просил помочь. Шариф утверждает, что после этого звонка изменился электрический сигнал на линии Большаковых, то есть не иначе, как их телефон теперь прослушивается специалистами спецслужб.
– Ух, собака! Ему что, родная дочь не дорога – новость сильно расстроила Хайллабу, Вмешательство госбезопасности существенно осложняло ситуацию и по большому счету могло вообще сорвать все планы его группы. – Он сообщил о том, кого подозревает в похищении?
– Нет, господин, своему другу из безопасности он просто рассказал, что у него похитили дочь, а про требования нашей стороны даже не вспомнил, – попытался было успокоить своего расходившегося шефа Исфахалла, но сделать это теперь было не так-то легко.
– Все равно, теперь ФСБ до всего докопается!..
Так, это обстоятельство вынуждает меня скорректировать планы. Все пройдет по ускоренной программе. Шарифу от телефона – ни на шаг. Ты сам его заменишь, когда он устанет. Вам на прослушивание – двое суток. Звонить Большакову из города, из телефонных автоматов, каждые двенадцать часов.
Разговор – не более минуты, чтобы ФСБ не успела засечь, из какого телефона-автомата звонят. Никаких имен, никаких намеков на то, кто звонил: ФСБ не должна понять, о чем идет речь... О, проклятие на мою голову! – вдруг застонал Хайллабу, сильно сжав руками виски. – Нет, теперь уж звонить Большакову больше нельзя ни под каким предлогом. Пусть послезавтра вечером Шариф отнесет к нему домой конверт с прядью волос этой женщины.
Он кивнул в сторону Алины, и девушка, заметив этот жест, испуганно вздрогнула, предчувствуя самое худшее.
– Да, господин, я понял, – согласно кивнул, запоминая указания, Исфахалла. – Прикажете вложить в конверт какую-нибудь записку?
– Что-нибудь о сроках на раздумье. Например: «остались сутки». Но это неважно, придумаем и потом. Сейчас важно другое – нам нужно готовиться к отъезду. Товар и документы готовы? – Хайллабу обернулся к маленькому тщедушному человечку, смиренно стоявшему все это время за спиной своего шефа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41