Николаю нужно было срочно найти какой-нибудь контраргумент, который бы поставил данные Дубова под сомнение – версия могла быть принята только тогда, когда была бы стопроцентная уверенность в ее неопровержимости.
И Самойленко нашел!
Довольный собой, он шлепнул себя ладонью по лбу, рассмеялся и воскликнул:
– Андрюша, Шерлок Холмс ты мой дорогой! А про Татьяну Сергеевну ты забыл?
– Про какую Татьяну Сергеевну?
– Про уборщицу нашу, милый ты мой! Она пришла себе тихонечко вечерком или утречком, когда вас, оглоедов, нет в кабинетах, смахнула тряпкой твой волос, не подозревая, какая важная операция проводится у нее под носом, – и все! А ты тем временем ловишь злоумышленников, покушающихся на тайны редакции программы «Деньги».
Он был уверен, что своим гениальным открытием застанет Андрея врасплох, но тот сидел все так же невозмутимо, а когда Николай отсмеялся, спокойно ответил:
– Отпадает. Вообще-то Я не думал; что ты принимаешь меня за такого идиота.
– Не обижайся, ты что!
– Я и не обижаюсь... Короче; Татьяна Сергеевна уборкой занимается не утром или вечером, а именно утром, часов в семь. Я был на работе уже в шесть. Волос был сорван. Так что на нее можно не списывать.
– Ну, это другое дело...
– А для верности ваш покорный слуга Шерлок Холмс проделал эксперимент еще дважды.
– И?
– Оба раза с тем же результатом – кто-то ночью орудует в моем кабинете.
– Однако!
Коля задумался.
Дело действительно принимало серьезный оборот.
Попасть на телецентр даже днем было задачей не из простых – охрана строго следила за входящими-выходящими, и обмануть ее было практически невозможно.
Этот же неизвестный препятствий не знал. Значит, или это был кто-то из своих, телевизионщиков, кто сумел подобрать или изготовить ключ к двери в кабинет Андрея, либо настоящий профессионал тайных операций.
Но чьи и какие секреты они могли зацепить, чтобы против них, обыкновенных журналистов, натравливать профессионалов или, как утверждает Дубов, киллеров?
– А чем вы сейчас в «Деньгах» занимаетесь? Кого «крутите»? Может, есть что-то серьезное? Кому мы могли нечаянно наступить на хвост?
– В том-то и дело, что ничего особенного. Одна мелочь – фарцовщики, валютчики, профессиональные игроки и группы мошенников-лотерейщиков или наперсточников.
– Это действительно туфта...
Коля "задумался, и мысли все настойчивей возвращались к версии Андрея, по которой его, Колина, авария выглядела покушением, а проникновение в кабинет Дубова – попыткой контролировать ситуацию. Неужели и в самом деле такое могло оказаться правдой?
– Андрей, – Самойленко смотрел в глаза напарнику, и тот поразился, насколько серьезным и злым был сейчас взгляд его шефа, – вы эти два с половиной месяца продолжали заниматься «Технологией и инжинирингом»?
– Ты сам вел это дело, и кое-какие подробности знали я да Лариса...
– Так вы работали с ней после моей аварии? – снова повторил свой вопрос Николай.
– Не сказать, чтобы работали... Я вообще, как ты знаешь, сейчас административной работой по горло завален – продыхнуть некогда...
– А Лариса?
– Ларисе примерно месяц назад я поручил проверить и просчитать, сколько примерно экономила фирма на таможенных льготах – ведь они все равно регистрировали на региональной таможне свою технику.
– О, черт! – Николай почувствовал, как сжались у него кулаки – такой всегда была его непроизвольная реакция на опасность. – Неужели и впрямь...
– Коля, дело еще хуже, чем ты предполагаешь. Есть еще и второе обстоятельство, кроме волоса...
– Ну, что еще случилось? Не тяни!
– Вчера вечером, после работы, когда Лариса возвращалась домой, ее изнасиловали и избили...


Часть пятая
Кара

I

Лариса возвращалась после работы домой. Она не спеша брела по проспекту Машерова, задумчиво глядя себе под ноги.
Она специально выбрала набережную, менее людную сторону проспекта, чтобы немного побыть наедине со своими мыслями и чувствами.
Она шла, глядя, как косые лучи заходящего мартовского солнца бросают последние отблески на воды спокойной Свислочи, уже потемневшей к вечеру, на тонкие корочки льда на поверхностях луж, и этот в общем-то весенний и радостный пейзаж вызывал у нее совсем иные эмоции.
Ей чудилась в этом ночном замерзании воды на тротуарах какая-то жуткая несправедливость – ведь весна уже пришла, в разгаре март, а зима все не желает сдаваться. Еще напоминает о себе грязными унылыми сугробами и скользкими по утрам пешеходными дорожками?
А может, это и не природа виновата, а ее настроение? Но с другой стороны, у девушек в ее возрасте очень часто настроение зависит как раз от природы...
В последнее время ей стало казаться, что некогда любимая и интересная работа вдруг перестала приносить удовлетворение.
Наверное, это началось сразу же после того, как Николай попал в ту нелепую аварию.
Без него их команда, казалось, потеряла стержень, какую-то главную движущую силу, душу.
Ведь он был не просто организатором, не просто автором программы, ее проектов и сюжетов – он был вдохновителем всего творческого процесса, концентрируя в себе какую-то немыслимую энергию и вливая ее в них мощными толчками, противостоять которым не было никакой возможности.
С ним они готовы были свернуть горы.
Без него...
Работа команды потекла по привычному старому руслу – больше не было сенсационных сюжетов, интересных, нестандартных ходов.
Героями передач стали ничем не примечательные люди, а поводами для сюжетов становились совершенно обычные, заурядные события и факты.
Цикл «Деньги» буквально за три передачи потерял то, что нарабатывал больше года – потерял остроту, зрелищность, аналитику. Теперь благодаря стараниям милицейских чинов он все больше превращался в сводку криминальной хроники, вырождаясь в нечто ужасное – пафосное, патетическое и абсолютно не журналистское, в нечто подобное разрекламированному ОРТ циклу «Операция».
И конечно же, зрители сразу заметили произошедшие с программой перемены – количество звонков в студию уменьшилось раз в десять, а те, которые раньше становились находками и темой для самых забойных сюжетов, исчезли совсем.
Не могли не отреагировать на эти изменения в худшую сторону и рекламодатели – с каждым новым эфиром поступления от рекламных роликов падали, и, соответственно, существенно уменьшались доходы сотрудников редакции.
Если в лучшие времена доход Ларисы составлял триста пятьдесят, а то и четыреста долларов, то теперь с трудом наскребалось сто пятьдесят.
А тут еще задание, которое дал ей неделю назад Дубов. Оно не просто не нравилось девушке – оно бесило ее.
Ну почему она должна, как какая-нибудь бухгалтерская крыса, сверять какие-то данные какой-то фирмы с расчетами налоговой инспекции и Таможенного комитета? Почему она должна копаться и разбираться в каких-то модификациях «Вольво», в литраже их двигателей?..
А еще ей было уже двадцать восемь.
У ее однокурсниц и одноклассниц бегало и держалось за юбку стабильно по одному, а то и по двое детишек, а треть из ее подруг уже собирали по утрам своих отпрысков в школу.
У ее одноклассниц и однокурсниц были любимые и любящие мужья. У них были семьи. Они пережили романтику первых встреч, чарующих слов, волшебных цветов, отпраздновали веселые свадьбы, познали счастье рождения детей. У них, получалось, было все.
И ничего этого не было у нее...

* * *

Недалеко от Дворца спорта рядом с ней у края тротуара вдруг резко затормозила машина – красивая, как успела заметить Лариса. В марках машин она все равно не разбиралась, умея выделять из потока автомобилей лишь «мерседесы», а это вроде был не «Мерседес».
Она не узнала уже сотни раз лично ею проклятую «Вольво» – именно этот автомобиль роскошной восемьсот пятидесятой модели и подъехал к ней.
Окна машины были тонированы, и разглядеть, кто сидел в салоне, с улицы было совершенно невозможно.
Одновременно, как по сигналу, открылись передняя и задняя дверцы, и на тротуар ступили двое парней – представительного вида, одетых в изысканные дорогие костюмы, белые рубашки и красивые шелковые галстуки.
«Наверное, им там, в салоне, тепло, раз без плащей!» – с завистью подумала Лариса.
– Девушка, – обратился вдруг к ней тот, который был помоложе, посимпатичнее и поинтеллигентнее своего короткостриженного товарища, и Лариса невольно сделала шаг к ним навстречу, ближе к краю дороги, и остановилась, – вы не подскажете нам, как проехать к выставочному комплексу? Нам сказали – на проспекте Машерова, а где именно?
– Нет ничего проще, – приветливо улыбнулась Лариса и подошла еще ближе, чтобы можно было подробнее им все объяснить. – Вы в правильном направлении едете. Вот сейчас, за Дворцом спорта, будет обелиск, а затем...
– А может, проедете с нами, покажете? – с улыбкой перебил ее тот, что был помоложе.
– Я и так вам все объясню, – испугавшись чего-то, Лариса попятилась назад, подальше от края дороги, – вам очень просто будет найти этот центр...
– А мы бы все-таки хотели, чтобы вы поехали с нами, девушка, показали все непосредственно. А то ведь без вас мы и заблудиться можем – в родном-то городе, – все так же противно-вежливо улыбаясь, продолжал молодой.
В этот момент, заметив; что она пятится от них, стриженый вдруг одним прыжком подскочил к ней и, резко схватив ее за руку, буквально швырнул к открытым задним дверям автомобиля, толкая в спину:
– Лезь в машину, сука! А то уговаривать ее надо три часа, видишь ли!
Девушка беспомощно оглянулась – никто из прохожих даже не думал вмешиваться в происходящее.
Она хотела закричать, позвать на помощь, но вместо крика из горла ее вырвался лишь слабый шепот:
– Помогите!
– Лезь! – она получила от стриженого сильный удар по почкам, и резкая боль пронзила ее. Ноги подкосились, руки, упирающиеся в проем двери автомобиля, ослабли, и стриженый, пригнув ее голову, втолкнул девушку на заднее сиденье, тут же вскочив следом и захлопнув за собой дверь.
Включив левый поворот, машина резко рванула с места, набирая скорость.
– Куда вы меня везете? – дрожащим от ужаса голосом спросила их Лариса.
– Кто много знает, тот мало живет! – противно осклабился ее стриженый сосед. – Сиди тихо, сучка, и помалкивай, пока тебя не спросят.
– Что я вам сделала? Может, вы меня с кем-то перепутали? Отпустите меня!
– Заткнись! – снова рявкнул стриженый, больно двинув ее кулаком в бок, но тот, что был помоложе, обернулся с переднего сиденья и сделал мягкий, успокаивающий жест, приказывая стриженому вести себя потише.
Тот безропотно подчинился, отвернувшись к окну, и Лариса поняла, что именно этот молодой пользуется в этой компании непререкаемым авторитетом.
Водитель же все это время вообще оставался безучастным, будто все происходившее в салоне его никоим образом не интересовало.
– Вы – Лариса Тимошик, верно? – спокойно спросил молодой, пристально глядя ей в глаза.
– Да... – она вдруг поняла, что никакой ошибки здесь нет – они охотились именно за ней. Но почему – она не понимала. – Что вам от меня нужно?
– Не волнуйтесь. Мы желаем всего лишь поговорить с вами по кое-каким интересующим нас вопросам. Поверьте, – он ободряюще ей улыбнулся, – если вы нам поможете, с вами не случится ничего плохого.
– А если не помогу?
– Ну, зачем же сразу бросаться в крайности, верно? Вы же не знаете, что нам от вас нужно.
– Но зачем вот так – силком в машину? Вы что, не могли прийти к нам, на телевидение, я бы заказала вам пропуск, сели бы спокойно, поговорили, как люди...
– Этот вариант в нашем случае абсолютно не подходит, – снова улыбнулся молодой и, не убирая с лица улыбку, добавил:
– Вы знаете, Лариса, нам бы очень хотелось, чтобы после нашей встречи у вас не осталось никаких воспоминаний о том, где мы беседовали. Так что не обижайтесь, мы вынуждены принять кое-какие меры предосторожности.
Он кивнул своему товарищу и отвернулся.
В ту же секунду на девушку набросился стриженый, заломил ей руки за спину и связал их, а затем надел ей на глаза черную косынку и заклеил рот пластырем.
– Это чтобы она не закричала вдруг не вовремя. На всякий пожарный случай, мало ли... – пояснил он, наверное, своему молодому шефу...

* * *

Когда повязку с глаз наконец сняли, Лариса обнаружила, что находится в большой и богато обставленной комнате. В углу располагался камин, в котором уютно потрескивали сухие дрова. Толстый пушистый ковер лежал под ногами, покрывая весь пол, а вдоль высоких зашторенных окон, занимающих три стены, располагались огромные велюровые диваны.
Судя по охотничьим трофеям – чучелам кабаньих голов и рогам, висевшим на стене, а также по тишине за окнами, Лариса сделала вывод, что привезли ее скорее всего за город, на какую-то дачу.
Ее усадили на диван, напротив, через журнальный столик с десятком разнокалиберных бутылок, устроился молодой, или «босс», как называла его про себя Лариса, а его стриженый товарищ, видимо, охранник, стал в дверях, заложив руки за спину и широко расставив нога – Цербер Цербером.
– Ну что, Лариса, начнем беседу? – снова с улыбкой начал босс, но на этот раз улыбка уже не показалась Ларисе открытой, обворожительной и милой – она уже немножко знала ее истинную цену.
– Мне нужно позвонить домой, – решительно заявила она, – мама, наверное, волнуется.
– Ничего страшного, – босс улыбался все так же очаровательно. – Дочь уже взрослая, мало ли где загулять могла. Может, с парнем любимым повстречалась?
– Я всегда ее предупреждаю...
– Ох, а сегодня не предупредила! Горе-то какое для родителей – куда это дочка запропастилась? Может, ты, Арнольд, знаешь? – обратился он к стриженому, и тот недоуменно пожал плечами. – Вот видите, он не знает. И я не знаю. Да и вы, Лариса, не знаете, где вы сейчас находитесь, с кем и что с вами произойдет в следующую минуту. Верно?
Она не ответила – молча смотрела на него, и в глазах ее была одна лишь ненависть.
– Молчание – знак согласия. Значит, девочка уже поумнела и поняла, что условия здесь будет диктовать не она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37