– Пожалуйста! – Владимир Александрович нажал кнопку на пульте дистанционного управления, экран погас, и он снова строго уставился на дочь.
Алина устало вздохнула и опустилась в кресло рядом с ним, с удовольствием вытягивая ноги.
– Так вот, слушайте. Как представитель фирмы я не имею права раскрывать вам своих клиентов...
– Ох, нашла врагов своей фирмы – сейчас побежим с Никиткой и Настасьей Тимофеевной к вашим конкурентам продавать твои страшные секреты, – не пропустил Банда возможности съязвить.
– ...да это, собственно, и неважно, и неинтересно. Короче, на этот Новый год в одной из программ одного из телеканалов...
– Советская радистка Кэт в логове врага, знакомьтесь, – снова подколол ее Сашка.
– ...одна известная японская фирма, производящая электронику и прочая, запустила рекламу – идет мужик, встречает другого мужика и спрашивает: «Ой, а что это у тебя за часы такие?» Тот говорит... ну, «Ракета», к примеру.
– Не к примеру, а «Ракета». Я видел эту рекламу, помню, – перебил ее Владимир Александрович. – И что? Очень удачный ролик, по-твоему?
– Наоборот!.. Но вы можете меня выслушать хоть раз не перебивая? – деланно возмутилась Алина, стукнув для убедительности кулачком по ручке кресла.
– Давай, рассказывай!
– Тогда первый как закричит: «Что, „Ракета“?! Разве это часы? Выброси немедленно! Смотри – вот это настоящие часы!» И демонстрирует на весь экран...
– "Сейку", «Касио» или «Ситизен», да? – чуть поторопил ее Банда, который никак не мог уловить связи между ее поздним приходом и рекламным роликом. – Ты что, часы купила и по этому поводу праздновала?
– Сашка, ты совершенно невозможный человек!.. Слушайте дальше. Эта самая «Ракета» оказывается среди наших клиентов – когда-то мы помогали составить им какой-то договор и, наверное, чем-то приглянулись.
– Еще бы! Такая девушка на фирме – и чтобы она не приглянулась!
– Сашка, ты сейчас у меня получишь! – Алина уже не на шутку рассердилась и погрозила Банде кулачком вполне серьезно. – Этот завод через свой горотдел обращается к нам – возможно ли применить какие-либо санкции к этим японцам? Начальство поручает проверку этого дела мне. Я поднимаю кое-какие документы, проверяю некоторые положения международного хозяйственного права – и в один прекрасный день понимаю, что у нас есть все шансы выиграть судебный процесс!
– Ну и?
– С «Ракетой» мы определяем сумму понесенного ущерба, стоимость судебного процесса, стоимость наших юридических услуг и возможные требования по удовлетворению иска. Босс вызывает меня и делает «накачку»...
– За что?
– Не за что, а на что – он призвал меня приложить все усилия, чтобы выиграть процесс. Обещал помочь любыми средствами, какие только есть в распоряжении нашей фирмы. Говорил о беспрецедентности случая и о том, какие моральные дивиденды мы можем поиметь с этого дела. И, наконец, о том, что десять процентов с суммы оплаченного заводом счета будут перечислены мне в качестве гонорара. И я согласилась с его предложением.
Алина сделала эффектную паузу, окинув всех присутствующих взглядом победителя – вот, мол, посмотрите, какая я.
Все молча ждали продолжения ее рассказа.
– А дальше все было делом техники – составляю иск, обращаемся в суд, работаем... И вот итог, – она снова подняла сумочку над головой, затем картинно щелкнула замками и откинула крышку своего элегантного кейса, – смотрите!
Спустя мгновение она извлекла оттуда и небрежно бросила на журнальный столик пачку денег – хрустящих даже на вид, совершенно новеньких стодолларовых купюр.
В комнате повисла тишина.
Нет, конечно, эта семья не бедствовала никогда.
Владимир Александрович, будучи ученым-оборонщиком, и раньше получал вовсе немало, теперь же, после коммерциализации все и вся – институт стал приносить неплохую прибыль, некоторый процент с которой шел, естественно, на денежное премирование сотрудников. Банда за время всех своих бесконечных приключений – от «работы» на криминал и концлагеря в Таджикистане до выполнения операций под крышей ФСБ – тоже повидал всякого и купюр в руках разом держал зачастую куда больше той суммы, которую положила теперь на стол Алина.
Да и сама Алина получала весьма неплохую зарплату и довольно высокие гонорары.
Но эффект неожиданности оказался все же велик – еще никто из членов семьи не приносил столько денег в дом сразу, одним заходом, да еще в наличности.
– Сколько здесь их? – выдохнула наконец Настасья Тимофеевна, робко переводя взгляд с дочери на деньги и обратно на дочь.
– Десять тысяч долларов наличными! – гордо провозгласила Алина, отчетливо, с достоинством выговаривая цифру. – Ну, как вам это?
– Да, дочь... – только и нашелся что ответить Владимир Александрович.
– Круто, что ж тут еще сказать! – в тон ему протянул и Банда.
– Неплохо, правда?
– Еще бы!
– Мы выиграли процесс. Японцы обязаны разместить по всем российским телеканалам рекламу «Ракеты» за свой счет, и завод тут же перевел нам оговоренную сумму. Ну, а я попросила нашу бухгалтерию провернуть дело так, чтобы получить их наличными. Чтоб было удобнее тратить! – рассмеялась Алина и, вскочив, подбежала к Сашке, за руки вытягивая его на середину комнаты и пытаясь раскрутить своего совершенно ошарашенного мужа, в каком-то странном танце.
– Погоди, Алинушка, постой. Дай же мне хоть очухаться немного, – смущенно мямлил Банда, пытаясь выскользнуть из ее рук.
Но разве можно вырваться от женщины!
– Нет уж, попался!.. Я давным-давно хотела поменять твой битый «Опель» на что-то более достойное. Теперь мы купим пусть не новую, но вполне приличную тачку, правда?
– Правда...
– И поедем в путешествие?
– Обязательно. В Австрию. А заодно к Николаю Самойленко заедем, в Минск. Помнишь его?
– Конечно.
– Он нас давным-давно зовет – женился уже, скоро у них с Наташей дочь появится, да и нашего Никитку он еще не видел.
– С тобой, Сашка, я готова ехать хоть на край света, потому что...
– Ладно, помолчи немного, болтунья, – смущенно заворчал Банда, вдруг сообразив, что они не одни и на них, откровенно любуясь своими детьми, смотрят родители Алины...

* * *

– И все же я не понял – где ты пропадала столько времени? И почему не позвонила?
Они лежали в постели, и Алина по своей «кошачьей» привычке прижималась к нему всем телом, забросив на него согнутую в колене ногу.
– Саш, ты еще не успокоился?
– Да нет, я спокоен и не злюсь. Просто мне действительно интересно, почему ты даже не позвонила ни разу? Мы ведь беспокоились.
– Сначала мы с шефом и бухгалтером оформляли документы на мой гонорар, затем поехали в банк...
– Напомнить тебе, что банковский день у всех заканчивается примерно в обед?
– Господи, ясно же, что мы договорились заранее и нас специально ждали! Извини, мы перекачали через этот банк такую сумму – неужели ты думаешь, что нам не пошли бы на кое-какие уступки?.. Но даже не в этом дело. Конечно же, я не была до десяти в банке.
– Естественно.
– Наши намекнули в шутку, что мой успех надо отметить, и неожиданно босс поддержал их, серьезно заявив о том, что это первый столь крупный гонорар в нашей фирме и что это событие на самом деле достойно того, чтобы отпраздновать его по-настоящему.
– И что же?
– И шеф пригласил нас всех в ресторан. За счет фирмы – в честь успешного завершения дела.
– Всех?
– Ну, конечно, уборщицу не позвал... Слушай, Александр, почему ты весь сегодняшний вечер задаешь мне дурацкие вопросы?
Алина даже слегка отстранилась от мужа, приподнявшись на локте, и попыталась в ночной темноте рассмотреть выражение его лица.
– Алина, а что, из ресторана тоже никак нельзя было позвонить?
– Сашка, черт побери!.. Сюрприз я тебе сделать хотела, понятно?! – не на шутку рассердившись, она резко села в кровати, обиженно отвернувшись от Банды. – Ну что ты меня достаешь? Так ревнуешь, что ли?
– А ты думала нет? – Сашка приподнял у нее на спине коротенькую и тоненькую ночную рубашку и прикоснулся губами к нежной коже. Он начал целовать ее сверху, почти между лопаток, постепенно опускаясь все ниже и ниже.
Алина, поддавшись чувству, выгнула спину и издала странный вздох, не в силах спокойно реагировать на его столь нежные и возбуждающие прикосновения.
– Сашка, с ума сошел!
– А как ты думаешь, – шепнул он ей в спину, не прерывая своего замечательного занятия, – такую красавицу, как ты, разве можно не ревновать?
– Саша!
– Разве можно спокойно жить рядом с тобой?
– Ты меня сводишь с ума!
– Это ты меня сводишь с ума. Самим своим существованием.
– Ох! – страстно выдохнула Алина и вдруг резко повернулась к нему всем телом, припав к его груди. – Ты у меня сейчас получишь, ревнивец старый!
И с этими словами она, обхватив его голову руками и не давая ему ни малейшего шанса вырваться, впилась ему в губы долгим поцелуем, в котором утонули они оба, отдаваясь ему страстно и нежно.
Банда нежно гладил ее по спине, поднимая ее ночную рубашку все выше и выше к плечам.
Его руки, как казалось девушке, одновременно ласкали ее тело сразу в двадцати местах, и она чувствовала, как тает и расслабляется под его ласками.
Оторвавшись на мгновение от его губ, она стянула мешающую теперь рубашку и снова упала на него, прижимаясь к нему грудью.
В темноте Банда не видел ее тела. Он лишь чувствовал, как нежно касается его груди ее сосок, и это ощущение сладкого розового острия на его теле наполняло его жгучей, безумной страстью. Казалось, вот только что его руки скользили по ее спине, нежно и ласково повторяя все ее изгибы. Но уже в следующую секунду его теплая сильная ладонь скользнула ниже, деликатно, но одновременно и страстно сжав ее ягодицу.
Алина охнула.
Это прикосновение переменило все – если до этого мгновения страсть, разбуженная в ней его поцелуями, была тихой, задумчивой, нежной, то теперь она стала острой, пронзительной. Она не давала ей спокойно дышать. Она не давала никаких шансов спокойно реагировать на его прикосновения. Она не давала никаких сил сдерживаться, и движения девушки из грациозно-медлительных вдруг, – сделались резкими, нетерпеливыми, хищными.
Вытянувшись на нем, она обхватила бедрами его ногу, неосознанными толчками живота стараясь прижаться к нему все плотнее и плотнее.
Он взял ее теперь за ягодицы обеими руками, чувствуя их бархатную упругость и прижимая ее всю к себе, как будто помогая ей в, ее движениях навстречу ему.
Алина тихонько застонала, не в силах больше сдерживаться, и едва не укусила его в губы, полностью подчиняясь захлестнувшему ее дикому желанию.
Она чувствовала, как что-то твердеет под ней все сильнее и сильнее, и мощь эта слегка пугала ее и неотвратимо притягивала к себе.
Резко раскинув ноги и обхватив бедрами тело мужа, она решительно сделала то, чего ей так хотелось – она не отдавалась теперь ему, она брала его сама, получая его и одновременно отдаваясь ему всем своим существом, страстно и горячо впитывая в себя его ласки, которые с каждой минутой становились все более необузданными.
Теперь дыхание у обоих было резким, хриплым, нетерпеливым, по-настоящему бешеным и хищным.
Будто два одинаково мощных зверя схлестнулись в дикой битве друг с другом не на жизнь, а на смерть.
Победу одержали оба. Она возвестила о себе страстным криком женщины и сдержанным рычанием мужчины.
Обессиленная, Алина упала на грудь мужа, всхлипывая и целуя его одновременно.
Две слезинки скатились на его грудь из ее глаз, но разгоряченный Банда даже не заметил их, благодарно и нежно поглаживая ее по все еще вздрагивающим плечам.
Это были слезы счастья и любви – у женщин подобное не редкость...

* * *

Туристическая фирма, услугами которой решил воспользоваться Самойленко, назначила выезд на четыре утра, чтобы за сутки успеть проехать Беларусь, Польшу и попасть в Словакию, а за следующие сутки добраться до Италии.
Без пятнадцати четыре Николай занял свое место в автобусе и огляделся.
Контингент пассажиров комфортабельного высокопалубного «Мерседеса» был, на его счастье, как на подбор – что называется, на все вкусы. Интересно, что и места в салоне будто специально были распределены так, чтобы группы туристов с разными интересами не смешивались и не пересекались друг с другом, разделенные четкими границами рядов кресел.
Переднюю часть салона занимали старушенции лет пятидесяти-шестидесяти. Они представляли ту часть коммерсантов-спекулянтов, которые «врубились» в систему давным-давно, без сожаления расставшись с работой на государство, начав еще в горбачевские времена с торговли столь дефицитной после знаменитого указа водкой, затем сигаретами, уж потом польскими товарами, привнеся в лексикон белорусов выражение «курица – не птица, Польша – не заграница». И, наконец, накопив кое-какое состояние и выкупив места на столичном рынке-стадионе, эти старушенции занялись более «серьезным» бизнесом. Посадив в торговые палатки дочек-сыновей, они сами каждые две недели отправлялись в шоп-туры то в Италию, то в Турцию, а кто и еще дальше – в Эмираты например.
География их поездок всегда определялась не личными пристрастиями и любовью к какой-то конкретной стране, а лишь балансом спроса и предложения – выбор товара для продажи определял и выбор страны.
Эти тетки совершенно не чувствовали себя потерянными в обществе или обиженными государством, как большинство их ровесниц на просторах некогда необъятной страны. Они четко знали, чего хотят и как этого добиться. Они были жесткими, непримиримыми и решительными – настоящими прожженными стервами. Они никому не доверяли – ни дочерям и невесткам, остававшимся во время их шоп-вояжей торговать на стадионе, ни сыновьям и зятьям, подвозившим и сторожившим товары. Мужей, у кого они еще были, эти ведьмы за людей не признавали вообще. И даже друг с другом, понимая, естественно, насколько они похожи, эти старушенции общаться толком не могли, подозревая в каждой конкурентку и врага.
Они так и ехали всю дорогу – молча, тупо уставившись в окно автобуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37