Он обещал подвезти меня до железнодорожного вокзала, раз мои «Ока» и «Шевроле» оказались непригодными к употреблению.— У тебя недовольное лицо, — отметил Гарик, когда я выбрался из «УАЗа» на улицу. — Плохо провел время? Я ничего не сказал ему в ответ. Я просто устал, такое со мной иногда случается. Не хотелось говорить, не хотелось объяснять. Хотелось сесть на заднее сиденье «жигуленка», доехать до вокзала, потом добраться до вагона и сразу же завалиться спать.Звонили к вечерне колокола Успенской церкви, и этот звук отдавался в моей голове долгим тяжелым эхом, летавшим от одного виска к другому, словно мой череп был пустым пыльным чердаком.— Я и не надеялся, что он выберется в эти дни, — сказал Гарик. — Все равно спасибо тебе, что подежурил.— Не за что, — вяло произнес я. — У меня к тебе просьба — не убивайте его сразу. Пусть он объяснит кое-какие вещи.— Какие именно? — заинтересовался Гарик. — О чем ты хочешь с ним поговорить?— Кто поставил «жучок» мне на машину? Какие условия имел в виду Артур?Достаточно интересные темы для разговора, — сказал я, — по крайней мере, для меня.— Условия? — не понял Гарик. — Ты о чем?— В письме, которое перехватили, были слова насчет непременного соблюдения условий контракта при моей ликвидации, — сказал я, едва не поперхнувшись словами «моей ликвидации». — Я спросил у Бороды, что такое «условия» при таких контрактах. Борода пояснил, что это не просто убийства, а убийства с какими-нибудь дополнительными штуками.— Поясни, — попросил Гарик.— Ну, например, не просто зарезать человека, а перед этим подробно объяснить ему, кто и за что распорядился его убрать и сказать, что завтра будет вырезана вся его семья. Или заснять убийство на видеокамеру, а потом кассету отдать заказчику, чтобы тот мог любоваться зрелищем. Убить человека на глазах его семьи. Убить каким-нибудь изощренным способом. Вот это они называют «условиями».— Милое дело, — покачал головой Гарик. — И, значит, на твой счет тоже есть какое-то условие?— Видимо, Артур поднапряг свою фантазию. — Я попытался усмехнуться, но продолжающийся внутри моей головы колокольный звон вызвал лишь гримасу боли.— Неплохо бы Артуру впаять по полной катушке за эти дела, — мечтательно произнес Гарик. — Организация преднамеренного убийства… Только вот Рома совершенно некстати отбросил копыта. Ладно, — посмотрел он на меня, — постараемся взять Филина живым и постараемся выбить из него показания против Артура. У меня будет много способов повлиять на чистосердечное признание этого гада. Ему и так светит пожизненное, а если его еще и оставить в кабинете на пару минут с друзьями тех ребят, что погибли на складе…Пожизненное может и не понадобиться.— Это все хорошо, — сказал я. — Но это все равно напоминает дележ шкуры неубитого медведя. Вернусь из Москвы, расскажешь, чем дело кончилось.— Договорились, кивнул Гарик — А у меня к тебе просьба: оставь свою пушку здесь, не тащи ее в Москву. Мало ли что…— Согласен. — Я достал из кармана плаща «ТТ» и вложил в ладонь Гарика.— Я все равно не собирался затевать там перестрелку. В Москву для этих целей нужно ехать с автоматом. — С ручным пулеметом. И лучше на бронетранспортере, — добавил Гарик. — Ну что, поехали?Я согласно кивнул, подхватил свою сумку и зашагал к «жигуленку» Гарика.Колокола молчали, и в воздухе разлилась настоящая благодать беззвучия, которую не нарушало, а лишь подчеркивало хлопанье голубиных крыльев да сдержанное собачье тявканье за одним из заборов. Церковь располагалась вдалеке от центра Города, поэтому вокруг преобладали одноэтажные деревянные домики, создававшие иллюзию патриархальности и покоя. Рядом с одним из таких домиков стоял «УАЗ» с аппаратурой для слежения, так что лично у меня иллюзии не было.— Будет время, — сказал Гарик, пристегиваясь ремнем безопасности, — посмотри там в магазинах видеокассету «Спайс герлз» в Стамбуле". Дочь очень просит.— Само собой, — кивнул я, подумав о том, как, должно быть, счастливы те люди, которые ездят в Москву исключительно за кассетами «Спайс герлз», не пытаясь попутно раскрыть несколько сцепившихся в клубок преступлений…— Запиши, — сказал Гарик. — А то ведь забудешь. Записывай, не ленись — «Спайс…» Стоп, — внезапно сказал он, и его рука с ключами от машины застыла, не донесенная до замка зажигания.— Что? — спросил я и повернулся к Гарику: тот уставился в зеркало заднего вида, что-то там пристально рассматривал и будто сомневался. Затем сомнениям пришел конец.— Черт! — резко выкрикнул Гарик и вылетел из машины, прежде чем я успел что-либо сообразить. Но потом я все-таки сообразил и тоже выскочил из «жигуленка». Выскочил и увидел распахнутую дверцу «УАЗа», вытаращенные глаза Альберта, высунувшегося из машины. Рот Альберта был широко открыт, но я не сразу понял, что Альберт не просто старается продемонстрировать свои гланды, он орет. В руке у Альберта была намертво зажата рация, и он орал попеременно то в нее, то в сторону приближающегося Гарика. В обоих случаях он орал одно и то же. Альберт выкрикивал два слова, которые не требовали абсолютно никаких комментариев. Альберт вопил:— Он идет!!! 34 Гарик с силой толкнул его в плечо, заставив Альберта, во-первых, влететь внутрь «УАЗа», а во-вторых, заткнуться. Потом он отобрал у Альберта рацию, посмотрел на экран, задумался на секунду, а затем сказал в рацию:— Он идет к воротам. Дайте ему выйти. Бейте уже за воротами, чтобы вокруг не было народу. Сейчас он подходит к воротам, сейчас… поравнялся.Остановился. Продолжает движение… Мне, кажется, пора. Да, — негромко сказал Гарик, безо всякого пафоса, без нервных выкриков и суперменского самодовольства. Он сказал «да», и в следующую секунду я увидел его обращенное ко мне бледное лицо.— Пойдем посмотрим, — сказал он, выскочил из машины и пошел в сторону церкви. А потом побежал. И я кинулся за ним. Метров через пятьдесят Гарик выхватил из наплечной кобуры пистолет, а я запоздало сообразил, что смогу показать Филину разве что кулак. Будем надеяться, что он впечатлится.Улицы и переулки в этой части города были такие же маленькие, кривенькие, как и сами домики, что окружали нас со всех сторон. Мы бежали сначала прямо, потом повернули направо, потом снова прямо и выбежали к воротам Успенской церкви — наверное, это длилось не больше пятнадцати-двадцати секунд, но мне показалось, что я бежал марафонскую дистанцию, не в смысле усталости, а в смысле затраченного времени.Крики стали доноситься от церковных ворот, еще когда мы с Гариком туда бежали. Оказавшись на месте, мы увидели, кто кричит и почему. И увидели тех, кто не кричал, а победоносно улыбался.Человек пятнадцать сторонних зрителей стояли у церковных ворот, оттесненные туда милиционерами в штатском, которые энергично размахивали автоматами Калашникова и громко кричали в толпу какие-то слова, видимо, с целью заставить ее успокоиться. Результат был прямо противоположным — все новые зеваки подходили из церкви и из соседних домов. Навстречу Гарику выбежал какой-то парень с автоматом и с радостной улыбкой во всю физиономию.— Ну, — сказал Гарик. — Что у вас здесь?Милиционеры расступились, и мы увидели лежащего на земле невысокого перепуганного мужчину, который дрожал мелкой дрожью не то от страха, не то от боли в простреленной ноге. Он был бледен и тихонько поскуливал.Заломленные назад руки уже были заботливо закреплены в запястьях наручниками.— Вот, — Гарику протянули конверт. Очевидно, тот самый, что лежал в тайнике храмового подсвечника.— Оружие? — спросил Гарик.— Нет, пустой был, — сказал улыбающийся милиционер. — Ему Михалыч из винтовки аккурат в колено заделал, только он из ворот вышел. Даже рыпнуться не успел, скотина! — Последовал сильный удар носком ботинка в плечо лежащему.Ему было лет сорок на вид — наметившиеся залысины на лбу, седые волосы на висках, обмотанная коричневым шарфом шея, старомодное синее пальто. Он не был похож на убийцу.Я посмотрел на Гарика. Тот нахмурился, сжал губы и присел на корточки рядом с раненым.— Осторожнее, товарищ капитан, — сказал улыбающийся милиционер и на всякий случай ткнул лежащего в ухо стволом автомата. — Кто его знает, что он выкинет… Гарик не обратил внимания на это предупреждение.— Зачем ты взял конверт? — спросил он у лежащего на асфальте мужчины.Тот уставился на Гарика так, как будто ему явился ангел, слетевший с небес и пообещавший избавление от всех земных страданий.— Это не я! — выговорил дрожащими губами он. — Это не я, мне сказали…Мне сказали, я и взял. Он мне деньги заплатил, чтобы я взял… Не я, честное слово!— Где он? — тихо спросил Гарик. — Где вы с ним встретитесь?— Там, — лежащий мотнул головой. — Там, где продовольственный магазин.Там он меня будет ждать…— Как он выглядит?— В очках он, в черных таких… В зеленой куртке… Подстрижен коротко…Гарик резко поднялся. Так же резко подтащил к себе за рукав улыбающегося милиционера:— Этого, — кивок на лежащего, — немедленно в больницу. Записать его показания. Составить словесный портрет Филина… А сейчас…Он посмотрел на меня, и я кивнул. Гарик сорвался с места, словно гоночный автомобиль, никак не комментируя свои действия и не отдавая никаких приказов, но тем не менее человек пять милиционеров, окружавших раненого, столь же стремительно последовали за ним. Ну и я тоже. Давно я так быстро не бегал. Быстро — это когда встречные прохожие с испугом отскакивают в сторону, крутят пальцем у виска, матерятся, но уже глядя тебе в спину, потому что ты пронесся мимо.Брызги луж, несущихся под ноги, холодный воздух, проглатываемый широко раскрытым ртом. Я вижу перед собой спину Гарика и выкрикиваю по слогам, чтобы не сбить дыхание:— Га-рик! Мой пи-сто-лет!Гарику не до меня, он мчится в направлении продовольственного магазина, исполненный надежды, что Филин все еще там, что он все еще ждет посланного за конвертом человека. Коротко постриженный человек в зеленой куртке и солнцезащитных очках. Профессиональный убийца. Мой убийца. Гарик не обращает на меня внимания, но усатый милиционер, бегущий чуть впереди меня, расстегивает на ходу кобуру и протягивает мне пистолет. Сам он летит вперед с «Калашниковым» наперевес.Продовольственный магазин находится на перекрестке узких грязных улочек, возле него толпятся люди, усталые мужчины, вернувшиеся с работы, и не менее усталые женщины с полными сумками. Люди входят и выходят из магазина, торопятся, чтобы успеть сделать покупки и вернуться домой к вечернему телесериалу. И тут появляемся мы, и это сразу же становится убийственнее любого телевизионного шоу.Вид мчащихся к магазину угрюмых мужиков с оружием в руках заставляет людей броситься врассыпную, и у нас есть пара секунд, не более, чтобы найти в толпе его — коротко стриженного убийцу в зеленой куртке. Прежде чем он растворится.Не знаю, кто его заметил. Просто бегущие впереди резко сворачивают вправо, мы бежим уже не к магазину, а влево от него. Меня бросает в сторону, спины бегущих передо мной на миг исчезают, и я успеваю захватить взглядом зеленое пятно в нескольких десятках метров впереди. Он движется быстро, смещаясь то вправо, то влево, намеренно врезается в группы прохожих, теряя на этом скорость, но избегая выстрелов в спину. Мир сужается до топота ударяющих в землю ног и стиснутого в руке пистолета. Нет ничего, кроме безумной потной гонки, кроме желания поймать зеленое пятно в прорезь прицела и нажимать, нажимать, нажимать…Кто-то из милиционеров не выдерживает и палит из «Калашникова» короткой очередью в воздух. На Филина это впечатления не производит, зато все вокруг оглашается истошными воплями гражданского населения… Восторженно визжат дети. Внезапно зеленое пятно пропадает — исчезает в узком проулке, куда, вероятно, сразу двоим и не пролезть. Гарик машет рукой, чтобы трое милиционеров обошли с другой стороны и подстраховали нас, перекрыв проулок.А сам Гарик кидается дальше, выставив вперед ствол пистолета, ссутулившись и, вероятно, надеясь на удачу. За ним — еще один милиционер, дальше — я.Слева — покосившийся забор, нависающий над проулком. Справа — глухая бревенчатая стена какого-то сарая. Проулок должен неизбежно вывести Филина на встречу с теми тремя, и назад дороги не будет, сзади у него — мы. Я взвожу курок. Почва под ногами то проваливается вниз, то вздымается вверх.Все время кажется, что при следующем шаге ты либо зацепишься одним плечом за гвоздь в заборе, или ударишься другим плечом о стену. Будто узкая горная тропа. На которой так хорошо устраивать засады.Я успел только подумать об этом, а Филин успел это реализовать. Он выскочил словно из-под земли, словно из стены сарая, словно упал с неба… И он сразу начал стрелять. 35 У него был пистолет с глушителем, издававший хлопок вроде тех, что сопровождают вылет пробок из бутылок с шампанским в новогоднюю ночь.Казалось, что Филин за несколько секунд откупорил целый ящик шампанского.Гарик тоже выстрелил, потом упал, я вытянул руку с пистолетом, но милиционер загородил мне линию огня, правда, ненадолго — он тоже упал, повалился лицом вниз, выронив автомат…Как только его спина перестала маячить передо мной, я нажал на курок, еще не видя Филина, но зная, что он там, впереди, в узком промежутке между забором и стеной, и тоже целится в меня… Восемь пуль ушли в этот промежуток, восемь шансов убить врага и выжить самому. Когда рука перестала дергаться от отдачи, а палец замер на курке, нажимать который стало бесполезно — тогда я увидел его.Филин стоял в нескольких шагах от меня, вполоборота, в банальной куртке, вероятно, пошитой в Китае. Очков на нем уже не было. Зато пистолет в его руке был, и ствол смотрел мне в лицо.«Ну что ж, вот так и умирают», — подумал я, чувствуя кожей, как медленно тянется время, чувствуя, что это мои последние секунды, в которые надо успеть сделать что-то важное, но только сил на это уже нет, и ствол пистолета в руке Филина сейчас взорвется огнем, отправляя свинцовое послание мне в череп…Что-то случилось. Время двигалось медленно, словно больная черепаха, и я разглядел поверх пистолетного дула, как выражение лица Филина чуть изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57