Словно его била какая-то невероятная нервная дрожь.— Или кто-то держал его руку и хотел заставить писать. А он либо не хотел этого делать, либо был не в состоянии.— Вот-вот, — согласился Серега. — Я тоже об этом подумал.— А что подумал Панченко?— Он выслушал меня и отправил ручку на дактилоскопическую экспертизу.Там оказался четкий отпечаток самого Леонова — и больше ничего. После этого Панченко сказал, что все мои предположения — полная фигня.Ну что ж, — усмехнулся я. — Он начальник, он решает, что фигня, а что нет. Но ты ведь не согласен, что это фигня?— Если бы дело было только в исчерканных бумажках…— А есть еще что-то?— Именно, — Серега самодовольно улыбнулся. — Еще табуретка.— Что за табуретка?— Ну, та самая, на которую Леонов вставал, чтобы просунуть голову в петлю. Она лежала слишком далеко в стороне. Предполагается, что он сшиб ее ногами, когда уже висел в петле. Она отлетела в сторону. Но мне показалось, что уж слишком далеко она лежит. Я провел следственный эксперимент.— Да ну? — Я с интересом посмотрел на Серегу. Он начал мне нравиться.Такая неуспокоенность — редкое качество в наше время. Если она только не обращается на меня лично, как в ту ночь, когда он утащил мою «Оку» на осмотр.— Я провел следственный эксперимент, — гордо повторил Серега. — И пришел к выводу, что табурет мог оказаться в том месте, только если бы его кто-то хорошо пнул.Правда, Панченко мне на это сказал, что табурет мог сдвинуть с места кто-то из родственников, обнаруживших тело.Позже они постеснялись сказать об этом. Или даже не заметили, что они что-то задели в комнате.— Вполне резонно, — заметил я. — Само по себе ни первое твое наблюдение, ни второе ничего не значат. Мелочи. Фигня. Но если сложить их вместе, это уже кое-что…А также если сложить с тем, что Юрий Леонов не производил впечатление человека, стремящегося покончить с жизнью. Он производил впечатление человека, желающего разобраться со смертью своего отца, а это несколько другая мания. Правда, оказавшаяся в итоге не менее смертельной.— И это еще не все, — продолжал Серега, вдохновленный моими словами. — Еще есть сломанный замок в ящике письменного стола. — Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил:— Я подумал, что если это не было самоубийством, то в комнате должны быть следы борьбы, — Я все внимательно осмотрел, но не обнаружил ничего подобного. Разве что сломанный замок в ящике письменного стола.Я понимаю, что это не может говорить о драке Леонова с кем-то, но само по себе это интересно. В ящике есть внутренняя защелка, и кто-то дергал за ручку ящика так сильно, что выломал эту защелку. И открыл ящик.— Только один ящик? — уточнил я.— Только один.— И что там было внутри? — спросил я, припоминая, что Юра Леонов собирался просматривать какие-то бумаги в квартире отца. Неужели я был таким идиотом, что позволил парню обнаружить какие-то документы, относящиеся к гибели его отца? А потом тут же и умереть. Получается, кто-то еще хотел поживиться этими бумагами, они встретились и…— Там была какая-то ерунда. — Серега своим замечанием прервал ход моих мысленных рассуждений. — Квитанция об уплате за квартиру, за свет… Еще там была тетрадка, а в ней что-то вроде автобиографии.— Чьей?— Леонова-старшего, которого машиной сбило.— Что за автобиография? — насторожился я.— Как обычно: я родился, я закончил школу, я служил в армии… И так далее.— Ты знаешь, что Леонов служил в ФСБ? — спросил я. — Он описывает там свою службу?— Нет, — покачал головой Серега. — Там до этого не доходит. Он начинает писать про армию, про институт… Потом обрывает. И на следующей странице начинает снова, немного в других словах. Потом снова обрывает. И так всю тетрадь. Я считал, там ничего интересного. Ничего, за что можно было бы убить. Как он с женой познакомился, как в армии служил…— Ясно, — разочарованно протянул я. — И все? Больше ничего не было?— В том-то и дело. Может, это сын выломал? У него же, наверное, не было ключа…— Может быть. Он как раз собирался разбирать бумаги отца…— Ну вот, — сказал Серега и выжидающе посмотрел на меня. — Это все. Все нестыковки. Больше я ничего не могу рассказать, потому что больше ничего не знаю.— Негусто, — оценил я.— Ну, если бы там действительно было бы за что зацепиться, Панченко не стал бы закрывать глаза. Но там же были и эксперты, и из прокуратуры приезжал мужик. Все сказали, что самоубийство.— А чего ж ты тогда рыпаешься? — спросил я белобрысого сыщика. — Тебе сказали: самоубийство. А ты про какие-то бумажки рассказываешь посторонним лицам, про табуретки. Тебе давно надо было это забыть. Это фигня, как сказал Панченко.— Может, и так, — шмыгнул носом Серега. — Черт, кажется, простудился…Может, и так, может, это и фигня. Как я тогда на вас «бочки» катил, помните?По поводу старшего Леонова. А оказалось, что вы тут ни при чем. И вообще…Панченко мне рассказал, что вы ходили на переговоры к тому террористу, что заложников в обменном пункте взял.— Ты понял, что я по мелочам не работаю? — усмехнулся я.— Я понял, что вам можно рассказать то, что я вам сейчас рассказал. Тем более что мать этого пацана вас попросила расследовать… Молодой совсем парень был, жалко его. И если он не сам, если ему кто-то помог, — Серега нахмурился. — То этому помощнику хорошо бы руки поотрывать.Сегодня он явно был не в настроении шутить. И еще — у этого белобрысого парня были на удивление старомодные взгляды по поводу преступления и наказания. Примерно как у меня. 12 Серега вылез из машины и ушел в дождь, обнадеженный моими словами, что Ольга Петровна размышляет по поводу его трудоустройства. Отчасти это было правдой. Я просто не сказал, что знаю, в каком направлении движутся эти размышления.— А что ты вообще переживаешь?, — спросил я Серегу напоследок. — Я на тебя стучать не собираюсь, так откуда же Панченко или другой твой начальник узнает, что ты поделился со мной служебной информацией?— Ха, — не очень весело хмыкнул Серега. — Вы же будете сейчас копать, проверять мои слова. Если у вас ничего не получится и вы не сможете доказать убийство, тогда и вправду все останется тихо и спокойно. Но если вы чего-то добьетесь, то волей-неволей дело будут пересматривать, все выплывет на поверхность, и я получу по шапке. Вот в этом случае мне очень понадобится теплое местечко у вашей знакомой…— Понятно, — сказал я. — В твоих интересах, чтобы у меня ничего не вышло.— Объективно так, — согласился Серега, — А вообще… Черт его знает, в чем мой интерес. Вроде и правду узнать надо, и работу терять неохота. А чтобы одновременно, чтобы и одно, и второе… Так, наверное, не бывает.— Как правило, не бывает, — согласился я.— Вот и я про то, — Серега с силой хлопнул дверцей, выбираясь из «Шевроле», и зашагал под дождем, на ходу накидывая на голову капюшон. Еще один разочарованный молодой человек. Такой, каким когда-то был я. Что ж, вот они, прелести зрелого возраста, — все шишки, которые набиваются при накоплении жизненного опыта, получены. Все иллюзии рассыпались, как башни из детских кубиков. Боль разочарований — это уже пройденный этап. Пройденный, но не забытый.Я включил зажигание и медленно поехал в направлении центра Города. К сожалению, предоставленный мне «Шевроле» не был снабжен сотовым телефоном, и чтобы связаться с кем-то, мне приходилось искать исправный телефон-автомат, вылезать из машины, покупать в газетном киоске жетон и дозваниваться сквозь помехи, разговаривать, вдавливая трубку в одно ухо и закрывая ладонью другое, чтобы защититься от уличного шума. То еще удовольствие. Сначала я позвонил Гарику на работу.— Ну, — доброжелательно буркнул Гарик в трубку. И что еще ты хочешь мне сказать?— У тебя случайно нет знакомых в городском управлении ФСБ?Гарик на некоторое время даже потерял дар речи. Потом собрался с силами и сказал:— А уж туда-то зачем тебя понесло?— То маленькое расследование, о котором я говорил. Это касается одного мужика, который до девяносто шестого года работал в ФСБ. Его сбило машиной.Я хочу узнать, чем он занимался в ФСБ и за что был уволен.— Мало ли что ты хочешь… — проворчал Гарик. — Как фамилия этого мужика?— Леонов Павел Александрович.— Понятно, попробую что-нибудь выяснить, но ты особо не обольщайся. Это все? Я могу идти работать?— Одно маленькое замечание напоследок. Сегодня утром я беседовал с Гиви Хромым. По поводу человека на букву Ф.— Да? — оживился Гарик. — Ну и что он тебе сказал? Не тяни!— Он сказал, — медленно проговорил я, представляя напряженное лицо Гарика. — Он сказал все, что нужно.— Черт! Говори конкретнее!! Что он сказал?— Все, что я хотел знать, — сказал я и повесил трубку на рычаг. Гарик как-то сказал, что иногда у него возникает желание меня убить. Вероятно, сейчас оно снова возникло. Однако Гарик так часто отчитывал меня за последние дни, что я просто был обязан поквитаться. Пять минут бессильного бешенства на другом конце провода — это бывает полезно. Я собирался перезвонить Гарику через пять-шесть минут, а пока занялся другими номерами.Установив второй жетон в прорезь телефона-автомата, я вынул из кармана листок плотной бумаги, переданной от имени Ольги Петровны. Булгарин и Калягин. Начнем в алфавитном порядке.Я набрал шесть цифр, но телефон Олега Булгарина был занят. Пожав плечами, я перешел ко второму номеру. Калягин С. Орлова даже не потрудилась указать имя — Сергей? Станислав? Святослав? Хотя она могла и не знать его имени. Просто переписала из старой записной книжки.В трубке щелкнуло, раздался какой-то не совсем понятный, но явно произнесенный человеком звук, и я торопливо протолкнул жетон в щель.— Алло! — завопил я, привычно зажимая правое ухо. — Алло!— Але, — проскрипело в трубке. — Кто это?— Мне Калягиных! — крикнул я. — Калягиных позовите к телефону!Наступила краткая пауза, а потом все тот же шипучий — старушечий? — голос произнес:— Каких еще Калягиных? Вы что?!— Что? — не понял я. — Это квартира Калягиных? Я туда попал? Позовите Калягина!— Вы что, не знаете? — голос звучал словно из дальнего далека, отрезанного от остального мира. Туда не принято звонить, и потому мой звонок встретил такую враждебную реакцию. Так мне показалось.— Чего я не знаю? — У меня даже голова заболела от этого бессмысленного разговора. — Чего я не знаю? Почему вы не можете позвать Калягиных?И тогда мне ответили.— Потому что они умерли! — сказал скрипучий голос. — Вот почему! И хватит звонить! Хватит уже!В ухо мне ударили пронзительные гудки, но я слышал не их, я слышал странный и страшный голос, только что сообщивший мне странные и страшные вещи. На миг я подумал, что моим собеседником была сама смерть. Потом до моего сознания добрались безнадежные гудки в трубке, шум дождя за пределами телефонной будки и гул проезжающих по дороге машин. Мой «Шевроле» стоял на месте, и это означало, что мир в основном остался прежним. Вот это меня и пугало. 13 Некоторое время спустя я осознал, что мне требуется сделать вполне очевидную вещь: еще раз набрать Калягина номер и уточнить, что именно имела в виду обладательница скрипучего голоса. Кто из Калягиных умер, когда…Следующим вопросом напрашивалось "почему? И я вдруг подумал, что ответом на этот вопрос непременно будет что-то нехорошее. Вроде петли из кожаного ремня, или неустановленной машины на пустынной дороге. Такое у меня возникло предчувствие. И я понял, что не могу по второму разу набрать этот номер. Не то чтобы мне было страшно… Я чувствовал, что этим своим звонком я вторгаюсь в какую-то сферу, в которую мне скорее всего лезть не стоит. Мало у меня своих проблем? Хватает, ответил я сам себе и отдернул руку от телефонной трубки, попутно придумав себе в оправдание, что старая карга, один раз бросившая трубку, бросит ее и во второй, так ничего толком и не объяснив. А что, вполне может быть.Тут я обнаружил, что передо мной по-прежнему находится белый лист бумаги, на котором рукой Ольги Петровны Орловой написаны два адреса и два телефона. Два. И если одного я уже втайне опасался, то второй мне ничего плохого пока не сделал. Я мысленно досчитал до десяти и набрал номер Булгариных. На этот раз трубку сняли. Уже хорошо.— Алло, — торопливо проговорил я. — Алло, это квартира Булгариных?— Каких еще Булгариных? — недовольно пробурчал в ответ голос с южным акцентом. — Нету тут никаких Булгариных…— Подождите! — крикнул я и быстро назвал шесть цифр, значившихся на белом листе. — Это ваш номер?— Номер мой, но никаких Булгариных тут нет… — все так же недовольно ответили мне. — А? Чего ты говоришь? — это уже адресовалось не мне, а кому-то, находившемуся в квартире. — Алло? — Это уже ко мне.— Слушаешь, да?— Слушаю, слушаю! — подтвердили.— Мне тут жена подсказывает, что это прежние жильцы, наверное, Булгарины были. Я-то не помню, а жена говорит…— И куда прежние жильцы делись?— Куда-куда… Они в Москву уехали.. Продали нам квартиру и в Москву уехали. Вот так.— Когда это было? Когда вы купили у Булгариных квартиру?— А я помню? Сейчас у жены спрошу… — мой собеседник отвлекся на внутренние переговоры, а примерно через минуту заявил в трубку:— Она говорит, что год назад. Или десять месяцев. Примерно. А что ты хотел?— Они не оставили адрес?— Московский? Нет, зачем? Мы им чужие совсем люди, зачем они нам адрес будут оставлять? Взяли и уехали. Муж и жена, двое их было. Фамилию не помню, но раз жена говорит, что Булгарины, то, значит, так и есть. Мужика вот помню как звали, — наступила пауза.. — Помнил, но забыл… — Жена! Как звали этого мужика? А, точно Олег, его звали.Это я и сам знал. Я не знал, с чего вдруг Булгарины сорвались в Москву.Мой собеседник с южным акцентом тоже не знал. И повесил трубку.Я сложил бумажку с телефонами пополам и убрал ее в карман плаща.Забавная получилась история: двое ближайших друзей покойного Паши Леонова исчезли. Один — в Москву, другой — на тот свет. Хотя и Москва — понятие растяжимое. Я знал одного парня, который говорил про мертвых: «поехал в Москву». И был по-своему прав, учитывая круг его друзей и подруг: те рано или поздно отправлялись в столицу на заработки, везя с собой кто пистолет ТТ, кто кружевное розовое белье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57