А если сиденья мягкие, это просто здорово...— Сиденья?— Мне нужно выспаться, — пояснил Шумов, забираясь на заднее сиденье машины. — Я же тебе объяснял — «тихий час» у меня начинается с восьми утра. На даче мне оставаться было нельзя, у тебя дома теперь тоже небезопасно. Придется отсыпаться здесь... — Он стащил с себя куртку, сложил ее и собрался было использовать в качестве подушки, но тут принюхался и состроил гримасу отвращения. — В засаде у мусоропровода есть свои минусы, — пробормотал он. — У тебя нет никакой лишней одежды?— У меня нет. А вот у Мухина есть. В багажнике целая сумка всякого шмотья.— Надо же, — Шумов покачал головой. — Тебе от этого Мухина одно счастье — и машина, и шмотки... Может, это ты его и грохнул? И алмазы оприходовал? А теперь дурачком прикидываешься?— Я не прикидываюсь, — сказал я, открыл багажник, достал большую желтую сумку и бросил ее Шумову.— Ни фига себе, — обрадованно сказал тот. — Это же пальто. Это самое настоящее пальто, причем как раз по сезону...Пальто отправилось под голову отставному частному сыщику, а я припомнил, что в «Белый Кролик» Мухин приезжал без пальто. Он приехал туда в костюме. Тамара скорее всего заехала за Мухиным в гостиницу, они взяли такси и отправились в «Белый Кролик». В гостиницу Мухин уже не вернулся. А где же было пальто? А оно было заранее уложено в желтую сумку, а сумка заброшена в багажник «Форда». А «Форд» поставлен в укромном месте. Ну и какой отсюда можно сделать вывод? Что Мухин заранее все продумал и подготовил? До меня это уже дошло. С опозданием на пару суток, правда, но дошло. Что еще? Если пальто лежало в багажнике «Форда», это значило, что Мухин был уже в полной готовности делать ноги. Он закончил все свои дела, оставалось смотаться... А он зачем-то поехал на Пушкинскую. На этом самом «Форде», где в багажнике лежало его пальто. А раз в машине пальто, значит, в машине было и все остальное. Деньги и алмазы. Пальто в машине осталось, но вот что касается более ценных вещей...— Слушай, Саня, — сонно проговорил Шумов, устраиваясь на темно-сером кашемировом пальто. — А ты машину проверил?— В каком смысле?— Ты же ищешь мухинские деньги, так? А вдруг они у него здесь, в машине, спрятаны. Двойное дно в багажнике или под обивкой сидений...Черт, этот тип как будто читал мои мысли!— Там был чемодан денег, — сказал я. — И чемодан алмазов. Вообще-то он говорил про два чемодана алмазов, но я видел только один. Поэтому и говорю про один. Можно спрятать в машине чемодан алмазов и чемодан денег?— Можно, — сказал Шумов, и я вздрогнул, а руки мои как-то стали сами по себе проминать обивку сиденья. — Но мороки много. Есть смысл возиться, если только везти это все через границу, чтобы таможенников наколоть. А так, чтоб легко положить и легко взять... Нет, так не выйдет. — Шумов помолчал, и я уже подумал, что его сморил сон, но через пару минут сыщик снова подал голос: — Я не понял... Как это Мухин кинул Тыкву со всеми этими чемоданами? Чемодан алмазов, чемодан денег... С таким грузом непросто испариться. Как он это провернул?— Он испарился, — ответил я. — Он зашел в комнату без окон. И не вернулся оттуда. Я заглянул туда через три минуты — там никого не было. А через дверь он не выходил.— Дурдом, — прокомментировал Шумов. — Я вот просплюсь... А потом я выясню, кто куда испарился, потом я выясню, за каким чертом какие-то козлы врываются ночью на мою дачу... То есть не на мою дачу. На дачу Ольги Петровны...Шумов ругнулся, поднял голову с пальто и протянул руку ко мне:— Я у тебя мобильник видел. Дай-ка я хозяйке позвоню еще раз...— Мобильник тоже мухинский, — сообщил я, передавая Шумову телефон.— Да ты халявщик, Саня, — ответил Шумов. — У тебя ничего своего нет. Свои у тебя только неприятности. И ты охотно делишься ими со знакомыми.Он несколько раз набирал номер, но никто не отвечал. Шумов скрипнул зубами, швырнул мобильник на переднее сиденье и снова улегся на пальто. Меня в сон не тянуло, поэтому я просто сидел на переднем за рулем и слушал тихо работающий приемник. Вскоре к музыке из динамиков добавился могучий храп Шумова. Так мог храпеть только заслуживающий доверия человек, и я почувствовал себя спокойно, сидя за рулем машины убитого афериста.В гараже было темно, лишь красный огонек магнитолы смотрел на меня, а раздававшиеся из магнитолы голоса и музыка напоминали, что есть жизнь и за пределами этого гаража и что не все так мрачно, как кажется ранним осенним утром, когда дождь изматывающей редкой дробью лупит по крыше и нет никакого желания выходить наружу...В таком настроении я послушал бы что-нибудь медленное и лирическое, но радиостанции, наверное, получили правительственное задание передавать с утра музыку поэнергичнее и пожизнерадостнее, чтобы люди побыстрее выскакивали из постелей и мчались на работу. Вот такое дерьмо мне и пришлось слушать в сопровождении шумовского храпа. Вся энергия и вся жизнерадостность этих утренних песен летели мимо меня, а когда ведущие рассказывали пошлые анекдоты, у меня появлялось желание дать всем этим болтунам под дых. Просто у меня было такое настроение. В другое время в компании Лимонада и пары веселых девчонок без комплексов да парочки пузырей водки я бы отнесся к этим песням и байкам совсем по-другому... Но сегодня — это сегодня, и сегодня все летело мимо кассы.И я вздохнул с облегчением, когда в девять утра стали рассказывать новости. Тут можно было заранее угадать, что ничего веселого за эти пятнадцать минут рассказать не успеют. Будут экономические проблемы, стихийные бедствия, забастовки, голодные обмороки и политические скандалы. Это я мог слушать, это было мне близко.Ведущий по инерции старался быть энергичным и жизнерадостным, однако новости сами по себе не очень веселили, и оптимизм ведущего делал из него полного идиота. На мой взгляд.Он сообщил, что на Северном Кавказе подорвался на мине БТР, но это ничего, потому что могло быть и хуже. Потом было сказано, что курс доллара вчера вырос, но это тоже ничего, потому что мог вырасти еще больше. А что касается заявления Госкомстата, что инфляция составила сколько-то там процентов, так это и вовсе ерунда, потому что...— Могло быть и лучше, — возразил я магнитоле. — Если бы... Если бы...Я так ничего и не придумал. Если бы я отговорил Тамару связываться с Мухиным? Если бы Тамара не поступила в ту риелторскую контору, а вернулась бы доучиваться в свой институт? Если бы Мухин со своим чемоданом алмазов проехал бы мимо нашего города? А почему, кстати, он приехал именно к нам?Я только собрался обдумать эту мысль, как ведущий прежним пионерским голоском отрапортовал о переходе к городским новостям:— Около семи утра жители домов по улице Дружбы Народов были разбужены звуком мощного взрыва. Прибывшие на место происшествия пожарные обнаружили остатки автомобиля марки «Линкольн». Машина принадлежала Ольге Петровне Орловой, генеральному директору фирмы «Орел Сейлз». Кто именно находился в машине в момент взрыва, выясняется, но предположительно погибло три человека. Правоохранительные органы склоняются к версии преднамеренного взрыва, хотя следствие находится в самом начале... Прибывшая из Москвы следственная группа, занимающаяся поисками известного бизнесмена Америдиса...— Так вот почему она не отвечала на мои звонки, — сказал Шумов. Я осторожно посмотрел на него, но не увидел ни злости, ни слез на его лице. Он выглядел просто уставшим. Уставшим выслушивать вот такие новости о своих знакомых. — Надо бы перекусить, — была следующая фраза Шумова.— Извини, — сказал я. — Извини, что все так получилось...— Да уж, получилось. — Шумов провел руками по лицу, стряхивая с себя сон. — Это как бикфордов шнур. И Ольга Петровна оказалась на его конце, хотя она не должна была там оказаться. Ты искал Мухина, Треугольный заинтересовался тобой, ты вывел его на меня, они выяснили, на кого я работаю, и решили, что за тобой и за мной стоит Ольга Петровна. Она большой коммерсант, не то что мы с тобой — мелочь пузатая... Я могу понять их логику. Просто они ошиблись. Они бросились не по тому следу. Но объяснять им это уже поздно...— Глупая случайность, — брякнул я в утешение.— В таких вещах случайностей не бывает, — возразил Шумов. — Значит, не суждено мне было состариться на этой даче в тиши и покое. Значит, написано мне было на роду вылезти на свет божий. Ну а уж если я вылез за ворота, то я не успокоюсь, пока не выясню, кто всю эту кашу заварил. И пока не разобью пару тупых треугольных голов. Кстати, ты не видел мой член?— Что?! — вытаращился я.— Имеется в виду та черная резиновая штуковина, которой удобно разбивать головы, — пояснил Шумов. И хмыкнул. 4 Часам к десяти Шумов дозрел до того, чтобы выбраться из гаража и перейти к более активным действиям. Пока активными действиями он называл завтрак. А ближайшим заведением, где можно было развернуть такие действия, оказалась нормальная старорежимная пельменная, где меню не обновлялось уже лет двадцать. Только нолики к ценам дописывали. Все остальное, включая скатерти и качество обслуживания, было выдержано в стиле суперретро. Рекомендуется для ностальгирующих по позднему застою и ранней перестройке. Я в те времена еще в школе учился, по пельменным не шлялся, потому что ел дома. Ностальгии у меня в результате не возникло. А Шумову просто было не до этого. Он стремительно и мрачно поглощал пельмени с майонезом, тыча в них вилкой так, словно это были его кровные враги. Официантка в грязном переднике поглядывала на бывшего сыщика с удивлением — не каждый день, должно быть, к ним захаживали мужчины в дорогих кашемировых пальто. Даже если пальто едва прикрывало Шумову колени и жало в плечах — все же разница в комплекции с покойным Мухиным ощущалась. Шею Константина обматывал тонкий белый шарф, также позаимствованный из мухинского гардероба. Забрызганные грязью тяжелые ботинки не слишком сочетались с кашемировым пальто, но Шумова это не волновало. Меня, впрочем, тоже.— Расплатись, — бросил мне Шумов, подозрительно рассматривая светло-желтую жидкость в граненом стакане, которая на самом деле являлась компотом из сухофруктов. — Сто лет уже такого не пил, — признался Шумов. — И не буду пить. Лучше спроси у них коньяка.— У них нет коньяка, — сказал я. — И я уже расплатился. Еще когда брал пельмени.— Какой ты шустрый, — бросил Шумов, словно бы обвиняя меня в страшном преступлении. — А как у тебя вообще с деньгами?— Нормально, — сказал я. В пельменной было пусто, и я рискнул показать Шумову пачку долларов.— С покойника снял, — безошибочно определил Шумов.— Почему обязательно... — начал было я, но потом решил быть честным и кивнул.— Это хорошо, — сказал Шумов. — Хорошо, что у тебя есть бабки. Потому что нам понадобятся бабки.— Зачем? — поинтересовался я и тут же, продолжая быть честным, сообщил: — Из этих денег мне нужно отдать тысячу семье Лимонада. Это тот парень, которого едва не задушили в больнице. Из-за меня.— А ту девчонку похитили из-за тебя, а мне едва перо в бок не всадили из-за тебя, а Ольге Петровне машину взорвали и вазочки антикварные побили... — скороговоркой перечислил Шумов. — А может, и ее саму взорвали... Тоже из-за тебя? Все зло в мире происходит из-за тебя, Саня. А компенсируешь ущерб ты не всем, а только каким-то Лимонадам.— У него двое детей, — объяснил я.— С таким прозвищем вообще не следует иметь детей, — наставительно сказал Шумов. — Ну да ладно. Я прикинул, что у тебя еще останется кое-что, когда ты расплатишься с бандой лимонадычей. Этот остаток ты заплатишь мне.— Это еще зачем? — насторожился я.— Ты хочешь вернуть свою девушку? — ответил вопросом на вопрос Шумов.Я молча кивнул.— Прекрасно, — сказал Шумов. — Это значит, что мне придется делать много всяких не совсем законных и совсем незаконных вещей. А также много абсолютно незаконных вещей. И не исключено, что рано или поздно меня схватят за задницу и потребуют объяснить, за каким чертом я все это делал.— Ну и? — уставился я на Шумова, стараясь намекнуть взглядом, что мне пока ничего не понятно.— Я же частный детектив, — скромно заявил Шумов. — Гиви тебе должен был сказать.— Он сказал, — подтвердил я. — Но что это значит?— Это значит, что мы заключим договор. Ты нанимаешь меня, платишь мне какую-то сумму и ставишь передо мной цель. Скажем, найти твоего пропавшего двадцать лет назад троюродного брата.— Какого, к черту, троюродного брата?! Не было у меня никакого брата!— Я привел пример, — сказал Шумов. — Если ты не въезжаешь, то тогда обратимся к реальности: тебе нужно найти девушку. Так?Я согласился.— Вот на эту тему мы и заключим договор, — пояснил Шумов. — Имея договор на руках, я начинаю действовать... — Он нетерпеливо потер руки. — Или нахожу мухинские деньги, или припираю к стенке Тыкву... Попутно разнося башку Треугольному.— Хм, — заинтересовался я. — А что, есть такой закон, что если ищешь пропавшую девушку, то можно разносить головы и делать всякие незаконные штуки?— Нет такого закона, — с сожалением признался Шумов. — Эти козлы-депутаты какие только законы не принимают, а вот нужных законов... — он разочарованно развел руками.— Я тогда не понимаю, в чем ценность договора, — сказал я. — Если он тебе не дает никаких дополнительных прав.— Не то чтобы он совсем ничего не давал... Короче, мне нужна хоть какая-то бумажка, которой я смогу объяснить свои действия, — вздохнул Шумов. — Иначе я вообще ничего не смогу объяснить...Я погрузился в раздумья, подозревая, что меня сейчас надурят с этим договором. Однако другого выхода все равно не было видно, да и Шумов потерял терпение и рявкнул на всю пельменную:— Ты мужик или кто?! Ты сколько тут думать еще будешь?! Ты же сказал, что твою девчонку собираются на фарш порубить!— Ну это же просто слова, — пробормотал я. — Это просто чтобы припугнуть меня... Не будет же он на самом деле...— В девяносто шестом году, — зловещим шепотом проговорил Шумов, приблизив свое лицо к моему, — Тыква украл жену коммерческого директора мясокомбината. Он просил за нее выкуп, пятьдесят тысяч долларов. А когда директор пожадничал, Тыква отрубил его жене левую ногу ниже колена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45