Что кас
ается карандаша Ц настоящий «гольдфабер-873», Ц что я могу сказать? Ваш да
р синтеза позволил вам сжать его до двадцати девяти страниц ин-октаво, ко
торые удовлетворят самую ненасытную любознательность.
Бонавена даже не зарумянился. Без спешки, но и без запинки он повел речь да
льше:
Ц Вижу, семя упало не мимо борозды. Вы поистине прониклись моим сочинени
ем. В награду я порадую вас устным дополнением. Речь пойдет не о самом прои
зведении, а о добросовестности его автора. Когда геркулесов труд описани
я предметов, обычно занимавших северо-северо-западный угол письменного
стола, был завершен Ц на это предприятие потребовалось двести одиннадц
ать страниц, Ц я спросил себя, вправе ли я обновить stock, id est
Запас (англ.), то е
сть (лат.).
произвольно ввести другие предметы, расположить их в этом же магне
тическом поле и, ничтоже сумняшеся, продолжать описывать их. Т
акие предметы, умышленно избранные мной для моего описательного труда и
принесенные из других мест комнаты и даже всего дома, будут лишены единс
твенности, спонтанности первой серии. Потрясающая сшибка этики и эстети
ки! Слабоумный Дзаничелли оказался моим, как говорится, deus ex machina
Богом из машины (л
ат).
. Само его слабоумие делало его пригодным для моей цели. С опасливым
любопытством, как человек, совершающий кощунство, я приказал ему положит
ь что-нибудь, любую вещь, на тот угол, уже опустевший. Он положил ластик, пен
ал и опять же поставил пепельницу.
Ц Знаменитая серия «бета»! Ц воскликнул я. Ц Теперь мне понятно загад
очное возвращение пепельницы, о которой говорится почти в тех же словах,
кроме нескольких ссылок на нее в связи с пеналом и ластиком. Некоторые по
верхностные критики усмотрели здесь путаницу…
Бонавена горделиво приподнялся.
Ц В моем произведении путаницы быть не может, Ц заявил он с вполне опра
вданной торжественностью. Ц Ссылки на пенал и на ластик Ц более чем дос
таточное свидетельство. Для читателя вроде вас излишне описывать детал
и последующих экспозиций. Достаточно сказать, что я зажмуривал глаза, сл
абоумный парень клал какую-то вещь или вещи, а затем Ц за работу! Теорети
чески моя книга бесконечна, практически же я требую своего права на отды
х Ц назовите его привалом в пути Ц после завершения девятьсот сорок пе
рвой страницы пятого тома
Всем известно, что шестой том вышел посмерт
но в 1939 году. (Примеч. О. Бустоса Домека.)
. Впрочем, описательство распространяется. В Бельгии празднуют поя
вление первого выпуска «Водолея», труда, в котором я подметил немало ере
сей. Также в Бирме, Бразилии, Бурсако возникают новые активные кружки.
Тут я почувствовал, что интервью подходит к концу. Чтобы подготовить сво
й уход, я сказал:
Ц Прежде чем я уйду, досточтимый мэтр,
хочу попросить вас о последнем одолжении. Не могу ли я взглянуть на предм
еты, описанные в вашем последнем труде?
Ц Нет, Ц сказал Бонавена. Ц Вы их не увидите. Каждая экспозиция, прежде
чем ее заменяли следующей, тщательно фотографировалась. Я пол
учил великолепную серию негативов. Их уничтожение двадцать шестого окт
ября тысяча девятьсот тридцать четвертого года причинило мне подлинну
ю боль. Еще больней было мне уничтожить сами предметы. Я был убит.
Ц Как? Ц едва сумел я пролепетать. Ц Вы решили уничтожить черную шпиль
ку из серии «игрек» и рукоятку молотка из «гаммы»?
Бонавена печально посмотрел на меня.
Ц Эта жертва была необходима, Ц пояснил он. Ц Произведение мое, как пов
зрослевший сын, должно жить самостоятельно. Сохранять оригиналы означа
ло бы подвергать их опасности дерзких сравнений. Критики поддались бы ис
кушению судить о большей или меньшей точности моего произведения. Так мы
впали бы в глубокое наукообразие. А вы, конечно, понимаете, что я отвергаю
всякую научную ценность моего труда.
Я поспешил его утешить:
Ц Ну конечно, конечно. «Северо-северо-запад» Ц творение эстетическое…

Ц Опять же ошибаетесь, Ц изрек Бонавена. Ц Я отрицаю всякое эстетичес
кое значение моего произведения. Оно, так сказать, занимает свое особое м
есто. Пробуждаемые им чувства, слезы, восхваления, гримасы для меня безра
зличны. Я не ставлю своей целью поучать, волновать или развлекать. Мое про
изведение выше этого. Оно претендует на самое скромное и самое высокое: н
а место во вселенной.
Его массивная голова, глубоко опущенная между плечами, не двигалась. Гла
за уже не видели меня. Я понял, что визит закончен, и тихо вышел. The rest is silence
Дальше Ц тишина
(англ.). Последняя реплика Гамлета.
.

В поисках абсолюта

Как это ни прискорбно, мы вынуждены признать, что взоры жителей нашего кр
ая прикованы к Европе и мы презираем или же не знаем подлинные местные до
стопримечательности. Случай Ниренстейна Суза
Ниренстейн Суза
Ц в этой двойной фамилии упоминание французского писателя и крити
ка символистского направления Робера де Суза (1865 -?), вероятно, должно объяс
нить интерес героя очерка к французской литературе.
не оставляет в том никаких сомнений. Фернандес Сальданья
Фернандес Сал
ьданья Хосе Мария (1879 -?) Ц уругвайский историк и дипломат, его «Уругва
йский биографический словарь, 1810 Ц 1940» вышел в 1945 г.
не включил его имя в «Уругвайский биографический словарь»; сам Мон
тейро Новато ограничился упоминанием дат 1879 Ц 1935 и названиями наиболее из
вестных его сочинений: «Паническая равнина» (1879), «Топазовые вечера» (1908), «
Oeuvres et thйories chez Stuart Merrill»
«Произведения и теории Стюарта Мерриля» (фр.). Мерршь Стюарт
(1863 Ц 1915) Ц французский поэт-символист.
(1912), солидная монография, удостоившаяся похвалы нескольких адъюнкт
-профессоров Колумбийского университета, «Символика в „Поисках абсолю
та" Бальзака» (1914) и амбициозный исторический роман «Феод рода Гоменсоро»
(1919), забракованный автором in articulo mortis
На смертном одре (лат.).
. Напрасно стали бы мы искать в лаконических ссылках Новато упомина
ние о франко-бельгийских литературных кружках в Париже конца века, кото
рые посещал Ниренстейн Суза, пусть в качестве молчаливого зрителя, или о
посмертном сборнике «Bric-а-Brac»
«Старый хлам» (фр.).
, опубликованном в 1942 году группой друзей во главе с О. Б. Д. Не найдем мы
также и признаков намерения воскресить удачные, хотя и не всегда точные,
переводы из Катюля Мендеса, Эфраима Микаэля, Франца Верфеля и Гумберта В
ольфа
Мендес Катюль (1841 Ц 1909) Ц французский поэт из группы парнасцев.
Микаоль Эфраим (1866 Ц 1890) Ц французский поэт-символист. Верфель
Франц (1896 Ц 1945) Ц австрийский писатель, поэт и драматург. Вольф Г
умберт (1885 Ц 1940) Ц английский поэт.
.
Как видим, его культурный диапазон был обширен. Родной идиш открыл ему дв
ери в тевтонскую литературу; пресвитер Планес бесслезно приобщил его к л
атыни; французский язык он впитал вместе с европейской культурой; англий
ский же был унаследован от дяди, управляющего солильней Юнга в Мерседесе
Мерсе
дес Ц город в провинции Буэнос-Айрес.
. Слегка разбирался он в голландском и понимал приграничный жаргон.

Когда второе издание «Феода рода Гоменсоро» было уже в типографии, Нирен
стейн удалился в Фрай-Бентос, где, сняв у семьи Медейро просторный флигел
ь родового дома, мог полностью посвятить себя тщательной работе над капи
тальным произведением, рукопись которого затерялась и даже название ос
талось неизвестным. Там знойным летом 1935 года ножницы Атропоса прервали у
сердный труд и полумонашескую жизнь поэта.
Через шесть лет директор «Ультима Ора», человек, чья живая любознательно
сть не исключала интереса к явлениям литературы, надумал дать мне поруче
ние, детективное и человеческое одновременно, поискать in situ
На месте (лат.).

остатки этого капитального творения. Кассир газеты, после некотор
ого естественного колебания, субсидировал мне расходы путешествия по р
еке Уругвай, этой «нити жемчужной». Во Фрай-Бентосе должно было мне помоч
ь гостеприимство доктора Живаго, друга-фармацевта. Эта экскурсия, мой пе
рвый выезд за границу, внушала мне Ц к чему умалчивать? Ц понятную трево
гу. Изучение карты обоих полушарий поддерживало мое беспокойство, хотя з
аверения одного из пассажиров, что жители Уругвая владеют нашим языком,
в конце концов почти рассеяло его.
Сошел я с парохода на землю братской страны 29 декабря, а 30-го утром в компан
ии Живаго в отеле «Капурро» отведал свою первую чашку уругвайского кофе
с молоком. В нашу беседу вскоре вмешался местный писарь и Ц слово за слов
о Ц рассказал нам хорошо известную среди шутников нашей любимой улицы К
оррьентес байку о бродячем торговце и овце. Затем мы вышли на уличный сол
нцепек, никакого транспортного средства не понадобилось, и через полчас
а, хваля заметный прогресс города, мы пришли в обитель поэта.
Владелец дома, дон Никасио Медейро после стаканчика вишневой наливки и н
ескольких кусочков сыра поведал нам всегда имеющую успех забавную исто
рию о старой деве и попугае. Он нас уверил, что, хотя флигель, слава Богу, был
отремонтирован каменщиком-халтурщиком, библиотека покойного Ниренст
ейна осталась нетронутой Ц не хватило средств для проведения дальнейш
их работ. Действительно, на сосновых стеллажах мы увидели плотные ряды к
ниг, на письменном столе Ц чернильницу со склоненным над ней задумавшим
ся Бальзаком, а на стенах Ц портреты родных и фото с автографом Джорджа М
ура Му
р Джордж Эдвард (1873 Ц 1959) Ц английский философ.
. Я надел очки и подверг беспристрастному осмотру запылившиеся том
ики. Как можно было предвидеть, там виднелись желтые корешки когда-то мод
ного «Меркюр де Франс», лучшие образцы символистской продукции конца ве
ка, а также разрозненные томики «Тысячи и одной ночи» Бертона, «Гептамер
он» королевы Маргариты, «Декамерон», «Граф Луканор»
«Граф Луканор»
Ц повесть испанского писателя Хуана Мануэля (1282 Ц 1348).
, «Книга о Калиле и Димне» и сказки братьев Гримм. Не укрылись от моег
о внимательного взгляда и «Басни» Эзопа с собственноручными пометками
Ниренстейна.
Медейро дал согласие на то, чтобы я исследовал ящики письменного стола. Н
а это я потратил два дня. О скопированных мной рукописях много говорить н
е стану Ц издательство «Пробега» вскоре предложит их широкой публике. С
ельская идиллия Лакомки и Полишинеля, приключения Серой Мухи и огорчени
я доктора Окса, искавшего философский камень, уже необратимо включены в
самый что ни на есть прочный corpus нашей литературы, хотя иной Аристарх и осу
дил изощренность стиля и избыток акростихов и отступлений. Эти исконно к
раткие вещицы, несмотря на их достоинства признанные самой придирчивой
критикой журнала «Марча», не могли быть тем magnum opus, который искало наше любо
пытство.
На последней странице не помню уж какой книги Малларме я наткнулся на сл
едующую запись Ниренстейна Сузы: «Любопытно, что Малларме, столь стремив
шийся к абсолюту, искал его в самом ненадежном и изменчивом Ц в словах. Ве
дь всем известно, что их дополнительные значения меняются и что самое вы
сокое слово завтра может звучать тривиально или двусмысленно».
Мне удалось также обнаружить три последовательных варианта одного але
ксандрийского стиха. В своем черновике Ниренстейн написал:
«Жить для воспоминанья, все потом забыть».
В «Ветрах Фрай-Бентоса» Ц также неопубликованном стихотворении Ц он п
редпочел:
«Все копит Память наша для реки Забвенья».
Окончательный же текст, появившийся в «Антологии шести латиноамерикан
ских поэтов», звучит так:
«Хлам всякий Память глупо для Забвенья копит».
Другой примечательный пример Ц одиннадцатисложный стих:
«Живем мы только в том, что потеряли», в печатном виде ставший:
«Наш рок Ц быть инкрустацией в потоке».
Даже рассеянный читатель заметит, что в обоих случаях опубликованный те
кст менее эффектен, чем черновые варианты. Эта проблема меня заинтригова
ла, но прошло еще некоторое время, пока я додумался до сути дела.
Возвращался я домой разочарованный. Что скажет начальство в «Ультима Ор
а», финансировавшее мою поездку? Не слишком способствовало бодрости мое
го духа и назойливое общество некоего NN из Фрай-Бентоса, соседа моего по к
аюте, беспрерывно рассказывавшего всякие истории и анекдоты, довольно р
искованные, даже неприличные. Мне хотелось думать о загадке творчества Н
иренстейна, но этот неутомимый causeur
Говорун (фр.).
не давал мне ни малейшей передышки. Лишь к утру я спасся тем, что стал
клевать носом Ц от скуки, дремоты и укачивания.
Реакционные хулители современной теории подсознания откажутся повери
ть, что решение загадки я нашел на ступенях таможни Южного порта. Выразив
NN восхищение его поразительной памятью, я вдруг почему-то спросил:
Ц Откуда вы знаете столько историй, дружище?
Ответ подтвердил мое внезапное подозрение. NN ответил, что все, или почти в
се, истории ему рассказал Ниренстейн, а остальные Ц Никасио Медейро, обы
чный собеседник покойного. Еще он прибавил, мол, Ниренстейн их рассказыв
ал очень плохо, и окрестный люд их улучшал. Так, внезапно, все прояснилось:
стремление поэта к созданию абсолютной литературы, его скептическое за
мечание о преходящем смысле слов, прогрессивное ухудшение собственных
стихов от одного варианта к другому и двойственный характер библиотеки
Ц от изысков символизма до сборников чисто повествовательного жанра. Н
е будем удивляться такому духовному пути: Ниренстейн подхватил традици
ю, суть которой, начиная с Гомера до крестьянской кухни и клуба, в том, чтоб
ы развлекать, придумывая и слушая всяческие истории. Свои истории он рас
сказывал кое-как, ибо знал, что, если они чего-то стоят, их отшлифует Время,
как сделало оно с «Одиссеей» и «Тысяча и одной ночью».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14