Он едва удостоил пленника взглядом и сразу же улегся спать. В указанное время к пещере прибыл маленький караван. Его разгрузили, убрав все вещи внутрь. Я ожидал от шейха упреков, но первый его вопрос был совсем о другом:— Ты пленил джехеина?— Да.— Он здесь?— Здесь, целый и невредимый.— Тогда мы будем его судить!Пока все устроились, наступил полдень. Скоро должен был начаться суд. Люди собрались в круг, в середину которого внесли Абузейфа. Меня тоже пригласили участвовать в переговорах и усадили рядом с шейхом Маликом.— Эфенди, — начал тот, — я слышал, ты утверждаешь, что имеешь права на этого человека, и я знаю, что это правда. Не хочешь ли уступить нам свои права или решить его судьбу вместе с нами?— Я буду решать вместе с вами и с Халефом, так как у него тоже есть право на месть Абузейфу.— В таком случае развяжите пленного!Его развязали, но пленник остался неподвижно лежать, словно был мертв.— Абузейф, встань, чтобы дать ответ! Пленник не двигался. Он даже не поднял век.— Он потерял язык. Вы видите это, люди. Почему же тогда мы должны говорить с ним? Он знает, что сделал, и мы об этом также знаем. К чему здесь вопросы, к чему слова? Я говорю, что он должен умереть, став пищей шакалам, гиенам и коршунам. Кто согласен с моими словами, может это высказать.Все согласились. Один я хотел наложить вето на смертную казнь, но мне помешало непредвиденное происшествие. А именно, при последних словах шейха пленный внезапно вскочил на ноги и рванулся между двумя атейба к выходу. Раздался громкий крик, потом все тоже вскочили, порываясь преследовать беглеца. Он очень сильно провинился и по законам пустыни заслуживал непростой смерти. Тем не менее я не мог проголосовать за такое наказание. Возможно, Абузейфу удастся уйти. Но если бы это случилось, мы не смогли бы ни часу оставаться в пещере.Я надолго остался один. Старый шейх вернулся первым. Он не мог тягаться с молодыми.— Почему ты не поспешил за ним, эфенди? — спросил он меня.— Потому что твои храбрецы поймают его без моей помощи. Схватят они его?— Этого я не знаю. Он хорошо бегает, и, когда мы выскочили из пещеры, его уже и след простыл. Если мы его не поймаем, то должны будем немедленно бежать отсюда, потому что он узнал про нашу пещеру.Один за другим возвращались люди атейба. Они не обнаружили беглеца и даже не заметили его следов. Позднее пришел Халеф и, наконец, последней — дочь шейха, у которой даже ноздри раздувались от ярости. Короткие переговоры показали: беглеца никто не видел. Он получил преимущество из-за всеобщего замешательства. Помогло ему и то, что в узком проходе за ним мог погнаться только один человек. Грунт же снаружи был таков, что следы на нем были незаметны.— Слушайте, люди, — сказал шейх, — он выдаст наше убежище. Что мы предпочтем — немедленно выступать или попытаться еще раз поймать его, на этот раз отправившись верхом? Если мы оцепим окрестности, вполне возможно, что заметим Абузейфа.— Мы не побежим, мы будем искать его, — сказала дочь шейха.Остальные согласились.— Хорошо, тогда возьмите своих верблюдов и следуйте за мной. Тот, кто доставит беглеца — живого или мертвого, — получит много денег.Тогда выступил Халеф и сказал:— Я уже заслужил награду. Отец Сабли лежит мертвый у входа в пещеру,— Где же ты его отыскал? — спросил шейх.— Господин, ты должен знать, что мой сиди великолепно разбирается как в ведении боя, так и в чтении следов. Он научил меня отыскивать следы на песке и в траве, на голой земле и в скалах. Он научил меня, как надо рассуждать в ходе преследования беглеца. Я первым, вслед за Абузейфом, вырвался из пещеры, но увидеть его уже не смог. Я рванулся сначала налево, потом направо, вверх по склону и вниз, но никаких следов беглеца не заметил. Тогда я подумал, что Абузейф умнее всего поступил бы, если бы спрятался сразу же у выхода из пещеры. Я заглянул за ближайший камень и обнаружил его. Мы схватились, и мой нож достал до его сердца. Я покажу вам мертвеца.Все атейба пошли за Халефом, чтобы увидеть мертвого Абузейфа, а я снова остался в пещере. Вскоре они, торжествуя, возвратились.— Что ты потребуешь в награду? — спросил шейх маленького храбреца.— Господин, я прибыл из далекой страны, в которую, может быть, никогда не вернусь. Если ты посчитаешь меня достойным, то прими в свое племя.— Ты хочешь стать одним из атейба? Что на это скажет твой хозяин?— Он согласен с этим. Не правда ли, сиди?— Да, — сказал я. — Я соединяю свое желание с твоим.— Что касается меня, я бы сразу согласился, — разъяснил шейх. — Но я должен сначала спросить своих людей. Усыновление чужого — важное дело, которое требует много времени. Есть у тебя родственники здесь, поблизости?— Нет.— Не возлагал ли ты на себя кровную месть?— Нет.— Ты суннит или шиит?— Последователь сунны.— У тебя на самом деле еще не было ни жены, ни детей?— Нет.— Если это так, мы бы могли сейчас же посоветоваться с остальными.— А не можешь ли ты посоветоваться сейчас о чем-нибудь другом!— О чем?— Сиди, разве ты не хочешь сказать вместо меня?Я поднялся и принял достойную позу. Потом начал речь:— Слушай мои слова, о шейх, и пусть Аллах откроет тебе сердце, чтобы нашли они дорогу в милосердие твоей воли. Я, Кара бен Немей, эмир среди талебов и героев во Франкистане, приехал сначала в Африку, а потом в эту страну, чтобы посмотреть на ее жителей и совершить великие дела. Для этого мне был нужен слуга, понимающий все наречия на востоке и западе, умный и мудрый, не боящийся ни львов, ни гепардов, ни людей. Я нашел этого Хаджи Халефа Омара бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Гассара и был очень дружен с ним до сего дня. Он силен, как дикий вепрь, верен, как левретка, умен, как фенек, и быстр, как антилопа. Мы сражались над солеными безднами шотта. Мы проваливались под соль, но все же выжили. Мы победили степных и пустынных зверей. Мы сопротивлялись злому самуму. Мы даже проникли до границ Нубии и освободили пленницу, цветок среди самых дорогих цветков, из власти ее мучителя. Потом мы доехали до Белад эль-Араба, а что мы здесь пережили, вы уже знаете и сами стали свидетелями этого. Потом он уехал в Мекку с Ханне, твоей внучкой. Она для видимости стала его женой, и он подписал договор, что отдаст ее назад. Но тем временем Аллах руководил их сердцами, и они полюбили друг друга так, что теперь уже никогда не смогут разлучиться. Ты, Хаджи Малик эфенди ибн Ахмед Хади эль-Айни бен Абуали Эль-Бесами Абушихаб Абдуллатиф эль-Ханифи, мудрый и неустрашимый шейх сынов атейба. Твоя проницательность скажет тебе, что такого спутника, как Халеф, я ни за что от себя не отпустил бы. Однако я желаю, чтобы он стал счастливым, а поэтому обращаюсь к тебе с просьбой принять его в племя атейба и разорвать договор, в котором он обещал тебе отдать свою жену. Я знаю, что ты выполнишь эту мою просьбу, а я, если когда-нибудь вернусь к себе на родину, стану распространять по всем западным странам хвалу тебе и твоим людям. Селям!Все внимательно меня слушали. По окончании моей речи Малик ответил:— Эфенди, я знаю, что ты — знаменитый эмир народа немей, хотя ваши имена такие короткие, словно клинок женского ножа. Ты явился султаном, который неузнанным вершит великие деяния, и еще дети наших детей будут рассказывать о твоем геройстве. Хаджи Халеф Омар состоит при тебе как бы визирем, чья жизнь принадлежит только его султану. Вы пришли в наши палатки, чтобы оказать нам высокую честь. Мы любим тебя и его… и мы соединим свои голоса, чтобы сделать его сыном нашего племени. Я поговорю с его женой, и если она захочет остаться с ним, я разорву договор, как ты об этом попросил, потому что Хаджи Халеф Омар — храбрый воин, убивший Абузейфа, вора и разбойника. А теперь позволь нам приготовить трапезу, чтобы отпраздновать смерть врага, а потом мы устроим достойный совет. Ты — наш друг и брат, хотя и принадлежишь к другой, не нашей вере. Селям, эфенди! Глава 8НА ТИГРЕ Совсем перед закатом мы причалили на лодке к берегу Тигра. Вся местность вправо и влево от реки представляла собой кладбище, одно большое ужасающе пустынное место погребения. Руины Древнего Рима и античных Афин освещаются лучами солнца. Гигантские памятники Древнего Египта возвышаются до неба. Они достаточно ясно свидетельствуют о могуществе, богатстве и художественном вкусе всех народов, которые их возводили. А здесь, на Тигре и Евфрате, лежат только заброшенные груды развалин, мимо которых небрежно проскачет бедуин, даже не замечая, что под копытами его лошади лежат погребенные радости и стенания многих тысяч людей.Вместе с атейба я перебрался в пустыню Эн-Наман, поскольку не осмелился показаться на западе Аравии. Близость Маската соблазнила меня посетить этот город. Я поехал туда один, безо всякого сопровождения, и осмотрел его прославленные крепостные стены, его укрепленные улицы, его мечети и построенные португальцами церкви; я восхищался набранной из белуджей Белуджи — скотоводческий народ, населяющий районы Пакистана, Индии, Афганистана, Туркмении и Таджикистана.

личной гвардией имама и, наконец, устроился в одной из открытых кофеен, чтобы позволить себе наслаждение чашечкой кешре. Этот напиток варится из скорлупы кофейных зерен, приправляемых корицей и гвоздикой. Из задумчивости меня вывела чья-то фигура, загородившая вход. Я взглянул в этом направлении и увидел лицо, достойное более подробного описания.Высокий серый цилиндр украшал удлиненную голову, которая была сущей пустыней, если говорить о волосах. Бесконечно широкий рот с тонкими губами наступал на нос, который, правда, и так уже был острым и довольно длинным и стремился, кажется, достать до подбородка. Голая, тощая шея торчала из очень широкого, отложного, безукоризненно отглаженного воротничка рубашки; ниже виднелся серый клетчатый сюртук и серые клетчатые брюки, точно такие же гетры и пыльно-серые сапоги. В правой руке этот серо-клетчатый человек держал инструмент, очень похожий на кирку, а в левой — двуствольный пистолет. Из внешнего наружного кармана выглядывал сложенный листок газеты.— Vermyn kahve Подайте кофе! (тур.).

! — картаво произнес он голосом, напоминавшим воробьиный щебет.Серо-клетчатый опустился на некое сооружение, которое, собственно говоря, должно было служить столом, но пришелец использовал его как сиденье. Он получил кофе, склонил к напитку нос, втянул его запах, потом выплеснул содержимое на улицу, а чашку поставил на земляной пол кофейни.— Vermyn tutun Подайте табак! (тур. ).

! — опять приказал он.Гость получил уже раскуренную трубку, один раз затянулся, выпустил дым через нос, сплюнул и бросил трубку возле чашки.— Vermyn… — Он задумался, но турецкое слово никак не приходило на ум, а арабским серо-клетчатый, видимо, не владел. Поэтому он без обиняков прокартавил: — Vermyn ростбиф!Хозяин кофейни его не понял.— Ростбиф! — повторил гость, исполняя сложную пантомиму, в которой приняли участие рот и все десять пальцев.— Кебаб! — пояснил я хозяину, который сейчас же исчез за дверью, чтобы приготовить блюдо. Оно состояло из маленьких четырехугольных кусочков мяса, жарившихся над огнем на вертеле.Тецерь англичанин одарил своим вниманием и меня.— Араб? — спросил он.— No.— Турок?— No.Тогда он, полный надежды, вскинул жидкие брови.— Englishmen?— Нет, я немец.— Немец? Что здесь делать?— Пить кофе!— Very well! Кто вы такой?— Я… writer.— А! Что писатель здесь, в Маскате, делает?— Осматривает город.— А потом?— Пока не знаю.— Деньги есть?— Да.— Как звать?Я назвался. Его рот открылся так, что тонкие губы образовали равносторонний четырехугольник, позволивший увидеть широкие и одновременно длинные зубы англичанина. Брови поднялись еще выше, чем прежде, а нос вильнул кончиком, как будто хотел разведать, чем разродится на это отверстие под ним. Потом он схватился на отворот сюртука, вытащил из внутреннего кармана записную книжку, перелистал ее и только потом протянул руку вверх, чтобы снять шляпу и слегка поклониться мне.— Welcome, sir! Я знаю вас!— Меня?— Yes, очень!— Могу спросить, откуда?— Я друг сэра Джона Раффли, члена Traveller-Club Traveller-Club — Клуб любителей приключений (англ. ).

, Лондон, Mear Street, 47.— В самом деле? Вы знаете сэра Раффли? Где он теперь?— В путешествии, но где, не знаю. Вы были с ним на Цейлоне?— Разумеется.— Охотились на слонов?— Да.— А потом на море в Girl-Robber Girl-Robber — охота на женщин (англ. ).

?— Точно.— Время у вас есть?— Хм! Почему вы задали этот вопрос?— Я читал про Вавилон… Ниневию… раскопки… поклонников дьявола. Я хочу… тоже копать… Достать Fowling bulls… Fowling bulls — крылатые быки; имеются в виду шеду, персонажи ассиро-вавилонского искусства.

Подарить Британскому музею. Я не знаю арабского… С удовольствием возьму желающего. Примете участие? Я заплачу хорошо, очень хорошо.— Могу я узнать ваше имя?— Линдсей, Дэвид Линдсей… Титула нет… Не надо говорить «сэр Линдсей».— Вы действительно направляетесь на Тигр и Евфрат?— Yes. У меня есть пароход… поднимусь вверх… сойду на берег… пароход подождет или вернется назад в Багдад — куплю лошадь и верблюда… Буду путешествовать, охотиться, делать раскопки, находки передам в Британский музей. Вы примете участие?— Мне милее всего путешествовать самостоятельно.— Естественно! Но вы можете меня оставить, когда захотите… Я хорошо заплачу, отлично заплачу… Примите только участие.— Будет еще кто-нибудь?— Сколько захотите… но лучше: я, вы, двое слуг.— Когда вы отправляетесь?— Послезавтра… завтра… хоть сегодня!Более удачного предложения мне нельзя было ожидать. Я раздумывал недолго и принял его. Конечно, я выторговал условие: в любое время за мной оставляется возможность пойти своим путем. Англичанин провел меня в гавань, где стоял прелестный маленький пароходик, и уже через полчаса я заметил, что не мог бы пожелать себе лучшего спутника. Он хотел охотиться на львов и прочих всевозможных зверей, посетить поклонников дьявола и обязательно откопать Fowling bull, как он его называл, — крылатого быка, чтобы подарить его Британскому музею. Планы были авантюрными, и именно поэтому они нашли полную мою поддержку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50