– Я уезжаю завтра утром, – сказал он. – Первым поездом в Дувр.
– Но ты…
Я в смятении запнулся, лихорадочно ища подходящие слова. В моем желудке снова возник ледяной комок. Я был близок к отчаянию.
– Пожалуйста, Говард, – тихо сказал я. – Мне очень жаль. Я… не хотел этого говорить. Я не хотел.
– Мой отъезд не связан с тем, что произошло у нас, – перебил меня Говард. Его голос звучал совершенно бесстрастно, так холодно, словно он разговаривал с чужим ему человеком, которого он к тому же не очень-то и жаловал.
Он был холодно вежлив.
– Но тогда почему? Почему такой поспешный отъезд?
– Он не поспешный, – спокойно сказал Говард. – Ты переоцениваешь свою значимость, Роберт. Я уехал бы в любом случае. – Он пожал плечами. – Может быть, на день–два позже. Но я должен уехать.
Его слова задевали меня как пощечины.
– И почему? – спросил я.
– Это не связано с тобой. Это дело касается только меня одного. Оно связано с Ван дер Гроотом и теми людьми, которые его послали.
– Ван дер Гроот? Что с ним? Я считал, что полиция…
– Арестовала его, – перебил меня Говард. Взгляд, которым он меня измерил, однозначно показал мне, что, по его мнению, это дело меня совершенно не касалось. Особенно сейчас. – Но дело не в нем. Ван дер Гроот слишком мелкая сошка. Опасны люди, которые стоят за ним. Это дело совершенно не связано с тобой, Роберт. Это… старые счеты, с которыми мне уже давно надо было разобраться.
– Могу ли я… как-то искупить свою вину? – тихо спросил я. – Я совершил ошибку. И очень сожалею об этом. Больше я ничего не могу сказать.
– В этом нет никакой необходимости, – возразил Говард. – А что касается ошибок, то нам не в чем себя упрекнуть. Мне следовало лучше все взвесить. Такой человек как я не должен вообще иметь друзей.
– Говард, я…
– Я имею в виду не то, о чем ты сейчас подумал, – быстро сказал он. – Когда-нибудь ты это сам поймешь, Роберт. Не сейчас. – Он улыбнулся, вытащил сигару из кармана жилетки и повертел ее в руках, но не стал зажигать. Потом резко сменил тему.
– Что с письмом, которое я тебе передал? – спросил он. – На нем, кажется, был официальный штамп. Если тебе нужна моя помощь или помощь доктора Грея…
Несколько секунд я озадаченно смотрел на него, не понимая, что он вообще имел в виду. После неприятного инцидента между нами я сунул письмо в карман и забыл о нем думать.
Я вытащил письмо, бросил быстрый взгляд на печать и вскрыл конверт.
– Повестка? В суд? – Говард удивленно сдвинул брови. – С каких это пор английское правосудие действует так оперативно?
– Это не связано с нападением на дом или со смертью Торнхилла, – ответил я. – Это повестка из морского суда. Речь идет о Баннермане.
– Ты должен будешь явиться в суд, – сказал Говард, прочитав повестку. – Грей сможет сопровождать тебя.
– Мне хотелось бы, чтобы и ты… был с нами, – сказал я, запинаясь.
– В понедельник? – Он покачал головой. – Это невозможно, Роберт. В понедельник я буду уже в Париже. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Я мог бы еще многое сказать ему. Но понимал, что это бесполезно. Поэтому я промолчал. Повернувшись, я быстро вышел из комнаты.
Я чувствовал себя совершенно разбитым, оглушенным, словно после кошмарного сна. Неужели действительно несколько необдуманно брошенных слов могли разрушить все, что было создано за месяцы нашего знакомства?
Тут совершенно неожиданно мне пришли на ум слова Некрона, и впервые с тех пор, как он их произнес, мне показалось, что я сумел распознать в них гораздо больше, чем просто проклятие умирающего.
“Я проклинаю тебя, Роберт Крейвен, – сказал он. – Ты никогда не обретешь покой. Ты будешь вести жизнь гонимого, вечно преследуемого. Все, что ты любишь, должно разбиться, а все, что ты делаешь, должно приносить зло. Смерть и страдания должны стать твоими братьями”.
“Может быть, это время уже пришло, – мрачно подумал я. – Может быть, все это было проклятием Некрона, которое начало исполняться”.
Мои глаза нестерпимо жгло, когда я помчался по лестнице вверх в библиотеку.

* * *

– Дом на той стороне. – Кучер кивнул головой в сторону громадного трехэтажного здания, которое мрачной громадой выделялось на потемневшем небе.
– С вас два шиллинга шесть пенсов, мэм.
Глория Мартин сунула руку в маленький кошелек ручной вязки, отсчитала необходимую сумму и вручила ее кучеру. Тот, не считая, сунул деньги в карман, снял дорожную сумку Глории с козлов и осторожно поставил ее на тротуар.
– И это… действительно правильный адрес? – переспросила Глория. Ее взгляд неуверенно скользил по огромному дому за забором из кованого железа.
– Астон Плейс, 9, – подтвердил кучер. – Я же вам говорил, это один из самых престижных адресов в городе.
Он улыбнулся, показал на сумку и спросил:
– Отнести мне ее в дом, мэм?
Глория поспешно отказалась.
– Спасибо. Она… не очень тяжелая.
Кучер пожал плечами.
– Как хотите. Если вам надо еще что-нибудь… – Он смущенно улыбнулся, когда заметил взгляд Глории. – Сегодня все равно неудачный день, – сказал он. – Никакой выручки. Если хотите, я подожду вас здесь.
Какое-то время Глория всерьез обдумывала его предложение. По пути от вокзала до этого дома она разговорилась с кучером и рассказала ему, что прибыла сюда по газетному объявлению, чтобы попытаться занять место экономки. И она сразу почувствовала, что этот мужчина проявил к ней больше, чем чисто формальный интерес. А почему бы и нет? Ей было двадцать шесть лет, и она не была уродливой, а он… если представить его без слишком широкого плаща и без этого ужасного цилиндра, выглядел очень даже неплохо.
Но потом она отогнала от себя эту мысль. Нет, так не пойдет. Она приехала сюда в Лондон, чтобы выбиться в люди и найти достойное место в лучшем обществе. Экономкой, а может быть, даже компаньонкой какой-нибудь богатой старой дамы, вот кем хотела она стать.
Сначала. А потом посмотрим… В лондонском обществе было достаточно одиноких молодых мужчин. Нет. Кучер ей не подходит. Даже если он так прекрасно выглядит.
Она покачала головой, взяла свою сумку и, кокетливо вильнув бедрами, повернулась. Но кучер еще раз задержал ее. Глория даже едва заметно вздрогнула, когда почувствовала, как крепко он держал ее за плечо.
– Может быть, мне все-таки подождать? – спросил он, заметно смущаясь и не глядя ей в глаза. – Меня это, конечно, не касается, но я бы не вошел в этот дом.
Глория сбросила его руку с плеча.
– Почему не вошли бы? – спросила она. – Вы же сами сказали, что это один из самых престижных адресов в городе, разве нет?
– Об этом доме рассказывают довольно странные вещи, – продолжал кучер, словно он и не слышал ее вопроса. – Долгое время он пустовал, и людей, которые сейчас там живут, никто здесь не знает. А несколько дней тому назад, говорят, здесь была страшная стрельба.
“И что из этого? – подумала Глория. – Тот, кто может позволить себе такой дом, должен быть богатым. Не состоятельным, а именно богатым”. Она несколько раз мысленно повторила это слово, наслаждаясь его волнующим звучанием.
– Я подожду здесь, – продолжал кучер, неверно истолковавший ее молчание. – Если через час вы не вернетесь, я уеду, и вы можете забыть меня.
– Но не ждите, что я оплачу вам простой, – насмешливо сказала Глория. – Я не против, можете подождать… э…
– Рональд, – сказал кучер. – Для друзей просто Рон.
Глория кивнула.
– Хорошо, Рон. Один час.
Кучер улыбнулся, ловко вскочил на козлы и щелкнул поводьями. Глория смотрела ему вслед, пока экипаж не отъехал немного вниз по улице и снова не остановился достаточно далеко, чтобы его не было видно из дома, но так, чтобы кучер мог видеть ворота и часть сада за ними.
“Почему бы и нет? – подумала она. – Если не удастся получить здесь место, то Рон, вероятно, был не самым худшим вариантом, чтобы провести с ним время. Пока я не найду себе что-либо получше”.
Она подняла свою сумку, открыла ворота и решительным шагом направилась к дому. Дом и сад – или, скорее уж, маленький парк – были темными, только за одним окном высоко вверху на третьем этаже светился одинокий огонек.
Глория шла медленно и при этом внимательно осматривалась по сторонам. Дом казался старым, как Рон и говорил, но он был – также, как и сад – очень ухожен. Чувствовалось, что здесь водились деньги. Очень много денег. Это ей понравилось.
Что-то коснулось ее лица.
Глория резко остановилась, испуганно огляделась по сторонам и подняла руку к щеке, к тому месту, где она почувствовала прикосновение. Оно было едва заметным, как мимолетное дуновение ветерка. Может быть, это насекомое, которое в темноте потеряло ориентировку и ударилось о ее щеку.
Девушка нахмурилась, покрепче ухватила свою сумку и двинулась дальше.
Через несколько секунд она почувствовала еще одно прикосновение, немного более сильное, чем в первый раз, и кроме того, ей показалось, что она что-то увидела: маленькую, размытую тень, которая порхала у нее перед лицом и которая мгновенно исчезла, как только она подняла руку и ударила по ней.
Ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. На мгновение ее охватил страх, но она тут же подавила его, мысленно обругала себя глупой коровой и, прищурившись, стала всматриваться в темноту. Глорию можно было упрекнуть во многих недостатках, но только не в трусости.
Где-то между нею и тщательно подстриженным кустом рододендрона справа от дорожки что-то двигалось; игра беспокойных маленьких теней, которые беспорядочно метались вверх и вниз.
“Что это было? – подумала она. – Мошки?” Но мошки не толкутся в темноте. Кроме того, она бы их услышала.
Не обращая внимания на предостерегающий внутренний голос, она поставила свою дорожную сумку и осторожно приблизилась к кусту. Тени стали отчетливее, превратились в маленьких серых насекомых, которые толклись как сумасшедшие. Одно из них метнулось в ее сторону, но тут же поспешно отлетело назад, когда она подняла руку и помахала ей. И тут Глория узнала, кто же это.
Моль. Просто рой маленьких, неприметных серых насекомых.
Девушка улыбнулась, покачала головой, удивляясь собственному любопытству и глупости, и пошла назад к тому месту, где оставила свою сумку.
Когда она нагнулась за сумкой, что-то коснулось ее руки. И на этот раз прикосновение причинило ей боль.
Вскрикнув, Глория выпрямилась, увидела порхающее около ее руки серое Нечто и вслепую ударила по нему. Она попала. Маленькое насекомое, кувыркаясь, упало на дорожку.
Глория раздавила его.
Гравий под ее ногой заскрипел, когда она повернула ногу над крошечным насекомым, как будто перемалывая кости.
Ее рука все еще болела. Глория поднесла руку ближе к глазам и попыталась в слабом лунном свете рассмотреть место, куда ее укусила моль, так как это мог быть только укус. Но единственное, что она увидела, это маленькое серое пятнышко на коже, как пыль.
Она с отвращением вытерла руку о юбку, взяла свою сумку и пошла дальше.
К ней подлетела моль, в миллиметре от ее лица свернула в сторону и слегка коснулась ее лба кончиками крыльев.
Глория испуганно вскрикнула, ударила по насекомому и поскользнулась на гравии. Она беспомощно взмахнула руками, потеряла равновесие и упала. Ее сумка лопнула и содержимое высыпалось на дорожку.
И внезапно отовсюду появились насекомые. Казалось, что маленькие серые точки в один миг заполнили все пространство вокруг нее. Ее окружал целый рой беззвучно порхавших насекомых, которые снова и снова прикасались к ее лицу, рукам, к голой коже ног и к шее.
От страха Глория закричала. Обезумев от паники, она била вокруг себя руками, давила их десятками и скрючилась от ужаса, когда целя туча уродливых серых мотыльков села на ее лицо.
В первое мгновение их прикосновение было легким, почти нежным, как поглаживание. Но потом появилась боль. Непереносимая боль.
Над нею в доме вспыхнул свет. Раздались взволнованные голоса, потом распахнулась дверь и послышались быстрые приближающиеся шаги.
Но Глория уже ничего не слышала! Внезапно боль исчезла, так же быстро, как и появилась. Девушка чувствовала лишь усталость.
Такую смертельную усталость.

* * *

В библиотеке кто-то был. Кто-то выключил большой свет и зажег маленькую керосиновую лампу на письменном столе, и огонь в камине пылал вовсю. В кресле с высокой спинкой перед камином сидела широкоплечая фигура в шелковом халате.
– Рольф! – удивленно воскликнул я. – Что… – Я запнулся, захлопнул дверь и поспешил к нему, но на полпути остановился. На его широком лице было такое выражение, которое я никак не мог распознать. Что-то между печалью и упреком.
– Ты… не внизу? – осторожно спросил я.
– Говард и сам справится с багажом. Но он тоже считает, что я в своей комнате и сплю. Он не знает, что я сейчас нахожусь здесь, да и ему незачем об этом знать. Я должен поговорить с тобой, – сказал Рольф. Его голос звучал иначе, чем обычно. Очень серьезно. – Если, конечно, у тебя есть на это время.
– Разумеется, есть. – Я повернулся к маленькому чайному столику рядом с дверью, на котором стояли стаканы и бутылки. – Выпьешь? – спросил я. Рольф кивнул, и я смешал для нас двоих крепкое виски. Мои руки дрожали так сильно, что кубики льда звенели как маленькие колокольчики, когда я со стаканами в руках шел к Рольфу.
Он взял у меня из рук один из них, пригубил его и смотрел, как я нервно опустился в кресло и одним глотком осушил полстакана. При этом я поперхнулся и закашлялся.
Но ироничного смеха, которого я ожидал от него, не последовало. А сейчас задним числом мне бросилось в глаза еще вот что: диалект Рольфа исчез. Он говорил на чистейшем оксфордском английском, который я слышал впервые в жизни. До сих пор он только однажды забыл при мне свой диалект, на котором обычно говорил и который развил до совершенства.
В тот раз его жизни угрожала серьезная опасность.
– Итак? – спросил я, немного отдышавшись. – В чем дело?
– Ты разговаривал с Говардом?
Я кивнул. Мое лицо помрачнело. Он пришел, чтобы упрекать меня?
– Он пакует вещи, – пробормотал я. – Но это ты и сам знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46